и остальные повторяющиеся во сне знаки тоже из реального мира? У кого стоит тот самый будильник, что трезвонит в шесть утра? Кто просыпается вместе со мной?
Тут мне пришлось вновь сесть.
– Чего тебе? – подруга явно была не в духе.
– Поговорить хотела, – тут бы мне извиниться и положить трубку, но не терпелось спросить. – Гал, ты веришь в вещие сны?
– Женя, отстань. Я спать легла в четыре, ничего не соображаю… – она протяжно зевнула.
– Ага.
На той стороне надолго замолчали. Уснула Галка…
Я прошла на кухню, взяла в руки пузырек со снотворным, долго рассматривала этикетку, пытаясь найти не замеченные прежде цифры или буквы. Даже перевернула, надеясь на донышке обнаружить какой–нибудь кабалистический знак, и…
Вечером впопыхах я забыла завинтить крышку, и теперь, когда все содержимое бутылочки вылилось на мои тапочки, чувствовала себя полной дурой.
Сильно расстраиваться не стала, в аптеке есть еще три.
Ага.
Марь Степановна с утра пораньше умудрилась продать все до одной.
Глава 8. Как старая карга положила меня на лопатки
Не загадывай надолго, будь в надеждах осторожен:
Колесо судьбы коварно, поворот любой возможен.
Хусрави
– Мария Степановна, а по какой цене вы продали «Любарум»? – я старалась не сильно напирать, хотя наметанный глаз старушенции цепко искал признаки волнения на моем лице. Вернее, на том участке, что остался свободным от экспансии шапочки и маски. Я не подвела. Дала пищу для размышлений – побледнела.
– Какой «Любарум»? – Марь Степановна сузила глаза. – Не было там никакого «Любарума». В этом отсеке стоял только спирт.
– И вы продали все восемь бутылочек? – я не отступала, лихорадочно пытаясь ее подловить. Ну не могла она не заметить, что этикетки разные!
– Я продала двенадцать. Пришлось сходить на склад, – вечная сменщица поставила передо мной небольшую картонную коробку, где тряхнули красными колпачками оставшиеся пузырьки.
– И кому понадобилось столько спирта? – надежда умирает последней. Вдруг Марь Степановна скажет, что приходил косметолог из соседнего салона красоты? Только Мадемуазель (она похожа на француженку и говорит с таким же прононсом) «закупалась» в больших количествах. И бежать к ней недалеко – до противоположного торца дома.
– А кто их знает…
Скрывает или действительно не знает? Вот ведь ведьма…
– Платили наличными или карточкой? – даже не знаю, что мне даст эта информация. Сильно надеюсь, что мой допрос натолкнет ведьму на воспоминания, ведь она так любит поговорить…
Увы, не сегодня и не со мной.
– Милочка, не слишком ли много вопросов? – бровки домиком, румянец азарта на лице. Можно подумать, я прижимаю к стене агента МИ–6. Тот тоже играл бы до последнего. – Почему ты не спросишь, сколько я продала пакетиков почечного сбора или, скажем, аспирина?
Я открыла и закрыла рот. Благо маска не позволила «агенту» понять, что происходит с моим лицом.
– Мама просила привезти. Целебную настойку делает. Теперь придется идти в другую аптеку…
Прокатит?
Я притянула картонку со спиртом к себе.
– Какую настойку? – глаза моей собеседницы сощурились еще сильнее, а скрюченный палец вернул коробку на место.
– Дин–дилинь! – весело тренькнули колокольчики. Впервые за все то время, что их повесили, я была рада их дурацкому звону.
– Здравствуйте! – в один голос мы поприветствовали посетителя, отчего тот нервно сглотнул и сделал шаг назад.
Пока я изучала протянутый рецепт, Марь Степановна изучала меня. Наверняка подметила, как подрагивают мои пальцы.
Я действительно сильно расстроилась и не знала, как поступить. Бог с ними, со снами. Тут другое важнее: вместо спирта ушло снотворное. Осталось только молиться, чтобы купивший лекарство заметил подмену и вернулся в аптеку. Мало ли как подействует «Любарум», если выпить не пять капель, а больше? Боярышник, вон, в допустимых дозах тоже был безвреден.
– Алло, Люба! – я облокотилась о складской стеллаж и с тоской посмотрела на полки, забитые лекарствами. Все, что угодно, но никакого запаса «Любарума». Если бы я лично не хлебала из бутылочки, решила бы, что и он мне приснился. – Привет!
Любовь Спиридонова – помощник бухгалтера, моя ровесница, мать двоих детей. Только через нее я могла выйти на поставщиков снотворного или хотя бы разузнать о нем у других провизоров.
– А, Женька, привет! Почему шепотом? Что–нибудь случилось?
– Кха–кха! Горло заложило, дышать трудно, – для пущей достоверности я шмыгнула носом. – Любаша, посмотри, пожалуйста, в какие еще аптеки поставляли «Любарум». У нас уже кончился.
– Так, сейчас, – было слышно, как она щелкает мышью. – Как говоришь? «Любарум»? Жень, ты ничего не путаешь? У нас нет такого препарата.
– Ну как? Где–то с неделю назад я видела его собственными глазами. Это снотворное. Сегодня три из пяти бутылочек продала Мария Степановна…
– Не продавала я никакой «Любарум»!
Я чуть не выронила мобильник из рук. Ветеран труда распахнула настежь двери и поперла на меня грудью. Старушка старушкой, но я спасовала.
– Нечего примазывать меня к своим махинациям!
– Какие махинации, Мария Степановна? Стала бы я расспрашивать, если бы не была уверена, что видела снотворное на полке со спиртом?
– А кто вас, развратниц, знает?
– Люб, я потом перезвоню. Мне здесь кое с кем разобраться надо, – я сверлила взглядом ведьму в белом халате.
Убедившись, что экран мобильника погас, я положила его в карман. Сняла шапочку, сдвинула маску на шею, сдула упавшую на нос прядь – от злости на курицу, которая нафантазировала черт знает что, меня бросило в жар.
Марь Степановна поняла мои действия по–другому.
– Спасите! – взвизгнула она. – Мафия жизни лишает!
Я только открыла рот, чтобы успокоить милую старушку, как в наш маленький склад ворвался Кирюсик. Я не подозревала, что он герой. Настоящий Джеймс Бонд: стильные черные очки на пол–лица, в руках убойное оружие. Я даже как–то Кирюсика зауважала, увидев деревянный костыль, который он занес над своей головой, готовясь глушить аптечную мафию.
– Она седативными средствами торгует! – Марь Степановна, в мгновение ока оказавшись за спиной спасителя, тыкала в меня скрученным артрозом пальцем. – Нелегальными! А теперь все на меня свалить хочет! Звони Светлане Сергеевне, возьмем Ключеву с поличным!
Кирилл Петрович, дважды моргнув, костыль перехватил как ружье, и теперь тот, составив пару с указательным пальцем Марь Степановны, тыкался в мою грудь. Кирюсик, поняв, что резиновый набалдашник упирается в выпуклость третьего размера, нахмурился и быстро сдвинул костыль в сторону. Как раз туда, где под халатом топорщилась соседняя возвышенность. Поймав мой насмешливый взгляд, спохватился, и вовсе опустил свое орудие.
– Я все объясню, – сказала я и развернуто (но не до такой степени, чтобы открыть суть сновидений) выложила всю накопленную информацию о чудо–лекарстве.
– Не верьте ей! – вставила свое Марь Степановна, поняв, что в моем рассказе поставлена точка. – Звоните Светлане Сергеевне, пусть сама решит, что делать с Ключевой: уволить или сдать в полицию!
– Ну, во–первых, пока моя жена лежит в клинике пластической хирургии, беспокоить ее ни в коем случае не буду – мне жизнь дороже. И вам не советую, – это уже относилось к самой неугомонной старушенции,
