но Диана надеялась, что на ветерке босоножки немного просохнут. Ходить в мокрой обуви – то ещё удовольствие.
В босоногости оказался свой минус – не получалось елозить тряпкой по полу. Пришлось взять её в руки и мыть грязные доски, встав на колени. Так стало ещё хуже. Коленями Диана ощущала каждый камешек или соринку. К тому же подол скоро промок, и влажное, отяжелевшее платье теперь неприятно липло к ногам.
Последней каплей стал сломанный ноготь.
Доведенная до отчаяния, Диана бросила тряпку и выпрямилась. Сжала кулаки и, махнув ими в стороны, закричала с досады.
Крик не помог. Злость набирала обороты. Девушка пнула босой ногой ведро, больно ударив пальцы. Заскакала на второй ноге, снова крича и матерясь.
От её пинка ведро опрокинулось навзничь. Грязная вода быстро растеклась по полу. Диана поскользнулась и, нелепо взмахнув руками, шлёпнулась прямо в лужу.
Отчаяние медленно перерастало в ярость. Хотелось визжать, бить кулаками по полу и требовать возвращения домой. Где всё было легко и понятно. Где Диана Суховская никогда не держала в руках грязную тряпку. Где ей не приходилось надевать на себя чужие обноски, которыми и бомжи в подворотне побрезговали бы. А ещё дома к ней относились уважительно, называли Диана Борисовна и старались угодить даже в мелочах.
Она хотела домой, а не это вот всё…
– Диана! – ворвавшаяся в комнату Лурдес и не подумала добавить “Борисовна”. – Что ты творишь, дура набитая?! Там вода с потолка течёт на клиентов!
Госпожа Пьес метала громы и молнии, совсем такие, как сверкали снаружи.
– Если ты сию секунду всё не уберёшь, вылетишь вон!
Угроза возымела действие.
Диана тяжело поднялась на ноги. Под сверлящим взглядом хозяйки подняла ведро, тряпку, тщательно её отжала и принялась собирать с пола растёкшуюся воду. Кое-где та действительно просочилась сквозь щели в полу.
– Ещё раз подобное повторится, отправишься на улицу. И не посмотрю, что его высочество тебе покровительствует. Нам здесь ротозейки криворукие не нужны.
Ещё раз сверкнув гневным взглядом на поникшую девушку, Лурдес ушла.
Диана подхватила ведро с бултыхавшейся в нём тряпкой и направилась во вторую комнату.
Где-то через час она закончила работу, вышла во двор и тут же промокла до нитки под косыми струями дождя. Но грязную воду, помня наставления Тришки, честно вылила за свинарником. Прополоскала тряпку и оставила её сушиться на перекладине в кладовой.
После чего мокрая, голодная, усталая и готовая вот-вот сорваться в истерику поспешила на кухню.
Погасшая печь была еще теплой, и девушка прижалась к ней спиной. Едва не застонала от блаженства.
– Долгонько ты, – произнёс беззлобный женский голос.
У Дианы уже не осталось сил даже вздрогнуть от неожиданности. Она просто повернула голову на звук. На неё смотрела низенькая круглощёкая женщина в таком же тёмном платье в пол и повязанной вокруг головы косынке. Лицо у женщины было довольно симпатичным. А глаза улыбались, от чего вокруг них разбегались лучики морщинок.
– Меня зовут Аньес, я кухарка. Садись, – женщина указала на длинную лавку, стоящую у стола.
И Диана послушно оторвалась от печного тепла.
– Ешь, – Аньес отрезала от половины каравая большой ломоть и протянула девушке.
Та недоумённо приняла серый пористый хлеб. И это всё? Всё, что она заработала за несколько часов тяжёлого труда?
Видимо, прочитав недоумение в её взгляде, или же просто пожалев девушку, Аньес налила молока в щербатую глиняную кружку.
– Пей, – велела негромко, отворачиваясь от стола и возвращаясь к своим делам.
Диана поняла, что на этом щедрость кухарки исчерпана. Съела и выпила, что дали. Поблагодарила пожилую женщину и поплелась на выделенный чердак.
– Ничего. Просто я не привыкла к физическому труду, – успокаивала она себя, повторяя как мантру: – Завтра будет новый день. И он будет лучше предыдущего.
Диана тяжело опустилась на тюфяк и начала раздеваться. Глаза слипались, приходилось делать усилие, чтобы держать их открытыми. Да еще и голова все время норовила свалиться на грудь.
Рядом в темноте храпела Тришка. Вот уж кого не беспокоили ни тяжелая работа, ни грязь, ни усталость.
С трудом избавившись от платья, Диана просто упала без сил. Закрыла глаза – и в тот же миг погрузилась в глубокий сон.
В эту ночь ей ничего не снилось. А утро настало внезапно.
Разбуженная громким окриком, Диана резко села в кровати. Уставилась на дощатую стену, пытаясь понять, где находится и что происходит. Голова болела, все тело ломило. Казалось, в нем нет ни одной косточки, ни одного нервного окончания, которое не напомнило бы о себе.
Рядом ругалась Тришка:
– Вставай! Меня хозяйка за тобой послала! Сколько дрыхнуть можно!
Диана перевела на нее непонимающий взгляд. И вспомнила все, что случилось.
Значит, ее вчерашнее знакомство с работой уборщицы, это не сон. И спасение из моря, и парусник, и его капитан…
Застонав, она сжала виски.
– Вставай! А то останешься без завтрака и обеда! – Тришка швырнула ей платье.
Вчера Диана так и не повесила его просушить, а сменного не было.
Ей хотелось упасть обратно на тюфяк, закрыть глаза и исчезнуть. Но желудок заворчал, напоминая о голоде. Пришлось подниматься и натягивать неприятное влажное платье. Затем босоножки, еще вчера пришедшие в негодность.
Тришка с минуту наблюдала за ней, потом сжалилась и протянула деревянные сабо, в которых здесь ходили служанки.
– На вот, возьми. А то еще ноги испортишь. Они у тебя такие гладенькие, как у знатной дамы. И руки тоже, – Тришка завистливо вздохнула, глядя на Дианин маникюр. – Жаль, его высочество не взял тебя в замок.
Диана стиснула зубы. Меньше всего ей хотелось думать о Джерарде. С трудом одевшись, она отправилась вслед за Тришкой.
Так началась ее новая жизнь.
Будни были наполнены тяжелой работой и окриками хозяйки. Госпожа Пьес так и не простила отказа продать сарафан. Гоняла новенькую за троих, да еще и одергивала постоянно. То тряпку недостаточно выжала, но плохо в углах помыла, то разводы оставила на столе.
Диана терпела. Скрипела зубами, мысленно посылала склочную женщину далеко и надолго, но терпела. Потому что ей сразу дали понять: здесь она никто и звать ее никак.
Альтернатива трактиру была еще хуже. Дом Утех, расположенный прямо у пирса. Возле него постоянно толпились подвыпившие моряки, днем и ночью слышались крики, женский смех и визгливые стоны расстроенной скрипки.
Диане туда хотелось еще меньше, чем убирать объедки после клиентов. Уж лучше зарабатывать на хлеб тяжелым трудом, чем сдавать свое тело грязным, немытым матросам!
Через неделю к мытью полов добавилась и уборка
