в которое меня превратили.
— Вир, мне так плохо без тебя, а ты меня бросил, — шептала я в ночную тьму разбитыми губами, все еще надеясь разрушить возведенную стену пустоты и молчания. — Ты такой же как они…
— Что, неужели нет желающих? — взревел Дейнар, после того как ко мне за всю ночь так никто и не подошел. Видимо, побрезговали. — Тогда я сам покажу как надо воспитывать маленьких строптивиц!
Он, борясь с застежкой на штанах, склонился ко мне, и прошептал, обдавая смрадом перегара смешанного с наркоманским безумием:
— Надо было быть послушной, маленькая строптивая тварь…
Из последних сил я дернулась и вцепилась зубами ему в щеку. Дейнар вырвался. Последнее, что я запомнила — оголовок нагайки, приземлившийся с огромной силой мне на переносицу.
Очнулась я от прикосновения чего-то холодного и мокрого. С трудом разлепив заплывшие глаза, увидела медленно падающие крупные снежинки, белым одеялом укрывающие все вокруг. Я лежала и смотрела на серое мрачное небо, и с каждой падающей на меня снежинкой, по телу все сильнее разливался холод, сковывая сердце прочной броней, выжигая эмоции и чувства.
— Здравствуй, маленькая Льдинка, — прошелестел рядом тихий голос и надо мной склонилась молодая женщина, белокожая, с кипенно-белыми, припорошёнными снегом волосами и бесцветными слепыми глазами, она походила на Снежную королеву. Женщина протянула мне узкую бледную ладонь, и я с удивлением обнаружила, что больше не связана и даже могу сесть. — Позволь помочь тебе.
— Вы кто, — с трудом ворочая языком выдавила я.
— Я та, кто может дать тебе силу отомстить обидчикам. — женщина накинула мне на плечи белоснежный плащ, скрывший мою наготу. — Я — Ульна.
— С чего вы взяли, что я хочу отомстить? — я, опираясь на протянутую ладонь, с трудом встала на дрожащие ноги. Как странно, боли я совсем не чувствовала. Только немного кружилась голова от большой потери крови.
— У тебя отняли одного друга, потом другого, за тебя выбрали как тебе жить, друг предал и отказался, тебя унизили, причинили боль… — словно длинные острые гвозди в крышку гроба, вбивала она слова в мою голову, заставляя вновь переживать случившееся.
Я окинула взглядом поляну, уже почти полностью укрытую снегом, скрывшим следы недавней стоянки. Сердце защемило, стоило вспомнить, последние эмоции Вира и внезапную тишину после; то, как я звала и умоляла помочь, а он молчал… Каленым железом отпечатывались воспоминания прошедшей ночи, выжигая все светлое, что еще жило в моем сердце. Глубоко внутри рождалась ненависть — горячая, темная, всепоглощающая. Глаза защипало, на миг изображение смазалось, подернувшись пеленой слез. К моим ногам, скатившись по щеке, упали две жемчужинки, ярким пятном выделяясь на снегу.
— Надо же, никогда не видела ничего подобного у людей, — хмыкнула Ульна, наклоняясь и подбирая жемчужины слез. На ее раскрытой ладони лежали два маленьких шарика. Один антрацитово-черный, темный как сама первозданная тьма, второй — багрово-красный, словно маленькая горячая капелька темной венозной крови — Черная, разрушающая боль и красная ненависть, такая горячая, что обжигает руки…
— Я хочу отомстить… Отомстить и забыть, не чувствовать больше, — как во сне прошептала я, глядя на ее ладонии..
— Я знаю легенду про жемчужные слезы… — Ульна вложила навсегда застывшие шарики мне в руку. — Возьми. В них твоя сила, но в них и слабость. Они способны разрушить, но могут спасти. Я дам тебе силы свершить возмездие, ты же станешь моей жрицей, признаешь своей богиней.
— Я согласна, — кивнула я, крепко сжимая в руке жемчужины и прижимая их к сердцу.
— Тебя ждет один из моих храмов и посвящение в жрицы, — улыбнулась Ульна, ласково целуя меня в лоб. — Как только пройдешь обучение и получишь новое имя — получишь и мой дар. До встречи, маленькая Льдинка.
Ульна коснулась ладонью моей щеки, погладила по голове, все так же ласково улыбаясь, и рассыпалась ворохом снежинок, окутавших меня теплым одеялом. С исчезновением Ульны исчезли и какие-либо эмоции, чувства, желания. Арктический холод поселился в душе, запечатав сердце в ледяную броню, замораживая душу.
Я брела босиком по заснеженной земле, не чувствуя голода, холода и боли от ран, не испытывая стеснения по поводу своего внешнего вида, не думая, не ощущая, не вспоминая. Просто брела вперед, оставляя позади всю боль. От деревни к деревне, от города к городу, пока не дошла до храма Ульны, затерянного среди леса, неподалеку от одного из крупных городов. К тому моменту когда я добралась, зима окончательно вступила в свои права. Кто-то сердобольный, в одной из деревень подарил мне ботинки, старое, видавшее виды платье и ворох тряпок на бинты. Но я не запомнила кто. Да мне и не интересно было. Последнюю часть пути я проделала сидя в телеге рядом с болтливым дедком, всю дорогу травившему байки своей молодости. Он даже довез меня до тропинки ведущей к воротам храма и долго, сочувственно, с примесью жалости, смотрел мне вслед. К Ульне обращались лишь те, кому больше нечего было терять.
Мои раны почти затянулись, превратившись в страшные уродливые рубцы, часть из которых воспалилась и периодически все еще кровоточила. Но мне было все равно. Меня больше не волновал внешний вид.
Ворота приоткрылись и наружу выглянула высокая худая женщина, затянутая в темно-серое платье, со строгим пучком волос. Увидев меня, она всплеснула руками и распахнула ворота пошире, пропуская внутрь.
— Ну надо же, еще одна, — причитала она, пока мы шли к низенькому длинному бараку, расположенному позади храма. — Уже третья за эту декаду. Ульна все собирает свои жертвы. А до этого, слыханное ли дело, два мальчишки было. Что же вам всем не живется спокойно, зачем умирать решили?
— Это не я решила, это за меня решили, — равнодушно ответила я, следуя за женщиной по узкому темному коридору мимо череды одинаковых темно-коричневых деревянных дверей.
— За всех за вас решают, а потом вы решаете за кого-то. Замкнутый круг. Только Ульна и довольна… — парировала женщина. Остановившись у одной из дверей с незнакомым мне символом, она толкнула ее, распахивая, и сделала приглашающий жест. — Вот, это пока будет твоя комната. Там есть одежда. Еду приносят дважды в день. Выходить пока нельзя. Через четыре дня пройдешь обряд посвящения в послушницы. Через год, если выдержишь — станешь жрицей и получишь свой дар.
— А что, не все выдерживают? — поинтересовалась я, разглядывая комнату. Где-то глубоко внутри заворочалось слабое любопытство, но было тут же задавлено.
— Не все. Многие умирают, не выдержав обучения и силы проснувшегося Дара. Некоторые просто уходят, пытаются вернуться к обычной жизни. Ну, если Ульна позволит. Она тоже не всегда правильно
