наслаждался её провинциальной обескураженностью глава службы королевской охоты Викрат Таа-Дайбер. — Ты что, струсила?
— Конечно, струсила! — рассвирепела Руана, прожигая насмешника взглядом сказочной огнеглазой ведьмы. — Тебя в такое засунь, ты бы тоже струсил!
— Во-первых, — невозмутимо парировал он, — одежда не может быть поводом для страха. Это всего лишь тряпки. А во-вторых, это всего лишь дело привычки. Конечно, в таком платье, уже подол не задрать.
— В таком платье и трёх шагов не ступить, — выплеснув спонтанно родившуюся злость, она почувствовала себя убитой. — Оно весит, как полный доспех конного латника. Который даже яраны не могут носить без помощи ДАРА. А я в нём даже на ноги не встану. Да и ползать вряд ли смогу.
— Чушь! — фыркнул галантный придворный и сделал даме комплимент: — На такую корову, как ты, можно навьючить с десяток мешков зерна. Хватит ныть! Ступай за перегородку и облачайся. Ты зря тратишь моё время.
— А ты куда-то торопишься? — с приторной лаской в голосе осведомилась оскорблённая девица благородных кровей. — Так ступай. Тебя никто не держит.
— Уйду, — тем же манером одарили её слащавой улыбкой, — как только смогу убедиться, что ты правильно экипируешься.
— Моя девочка никогда не наденет платье задом наперёд! — гордо провозгласила доселе молчавшая кормилица. — Её воспитывала благородная женщина.
— Правда? — восхитился Викрат. — Я поражён результатом. Никогда не видал настолько бесстыдной, наглой девицы с гигантским самомнением.
— Это да, — согласилась Руана, ибо редко обижалась на правду.
А все возводимые на неё хулы, честно говоря, неподражаемо талантливо пропускала мимо ушей.
— Поторопись, — раздражённо поморщился наставник в вопросах придворного жития-бытия.
— Куда можно торопиться в чужом доме? — поинтересовалась Руана уже из-за перегородки, куда уволокла Урпаху и платье.
— Взнуздать одну непутёвую тёлку, — преядовито посвятила её кормилица в намерения высокого гостя. — Что перед каждым мужиком раскрывает свои потаённые закрома.
— Он собирается опрокинуть на спину Кролю-давалку? — аж захлебнулась насмешкой Руана, помогая стаскивать с себя платье.
— Кого ж ещё-то? Других шалав в крепости не водится.
— Мамушка, — наслаждалась мщением задетая за живое женщина, — не суди его строго. Кроля поразительно достоверно умеет изображать целомудрие.
— Неплохо, — одобрил Викрат, судя по голосу, ничуть не смутившись. — Во всяком случае, за одно я спокоен: ты не дашь себя в обиду при дворе. Не придётся тебя вечно защищать от наших дам.
— А ваших тамошних дам есть, кому защитить? — пренебрежительно проворчала старуха, связываться с корой боялся даже грозный командир крепостной стражи.
— От твоей воспитанницы? — хмыкнув, уточнил Викрат.
Руана не могла понять: ему просто нравится с ними пикироваться, или он её и вправду проверяет на стервозность? Если последнее, то обидно: она сроду не была стервой. И никогда никого не обижала первой.
А защищаться от нападок велел сам Всемогущий Создатель. В книге божьих поучений и наставлений, которую она одолела лишь до половины. Да и то лишь потому, что читать было нечего, когда её заперли в наказание на целых пять дней.
— Да, куда ты руку пихаешь, бестолочь? — воркотала Урпаха, натягивая на деревенскую простушку придворное платье. — Ниже бери.
— Это же рукав, — пропыхтела Руана, застряв в каком-то отверстии на лифе.
— Это ложный рукав. А тот, что рукав, ниже. Да, ты пройму-то не плющ, не плющ. Я ж тебе её нарочно оттягаваю. Скоро рукав начисто оторву.
Стоило ожидать очередной порции насмешек, однако Викрат молчал. А когда платье всё-таки оказалось на своей хозяйке, деловито уточнил:
— Досточтимая Урпаха отправится с тобой?
Хороший вопрос — раздосадованно признала Руана, что об этом-то и не подумала. Высокородная таария не может явиться ко двору в одиночку — как будто притащилась наниматься кухаркой. Ей нужны служанки. Понятно, что мамушка никакая не служанка — грех такое и думать! Она родней родного — чем Руана дорожила от всей глубины души.
Но приходилось признать и другое: во всей крепости у неё так и не нашлось служанки, завоевавшей доверие. Дуры и пустомели — зло поджала она губы, признав поражение в таком важном вопросе.
— Понятно, — невозмутимо констатировал Викрат. — Ты права: если слугам не доверяешь, тащить их в крепость императора нельзя. Там их купят с потрохами при первой же надобности. И они тебя с лёгкостью продадут. Что самое смешное: за сущие гроши.
— Совершенно не смешно, — поддёргивая слишком низкую пройму рукава, выползла из-за перегородки великая спасительница чести рода с дыркой в башке.
В которую безвозвратно утекла память многих лет жизни. Что мучило Руану все эти шесть лет. Потому что её не оставляло чувство: там, за непроглядной теменью беспамятства осталось нечто крайне важное.
— Оставь рукав в покое, — велел знаток придворных вкусов, придирчиво разглядывая результат.
— Я же почти голая! — возмутилась она, и не думая бросить борьбу за крохи скромности, что отпустила ей природа. — Чуть шевельнусь, и оно с меня свалится. Вся грудь наружу.
— Не свалится, — отмахнулся он и склонил голову: — Урпаха, моё уважение. Так быстро на моих глазах ещё ни разу не одевали ни одну придворную щеголиху.
— Ничего, — бесстрастно возразила лишь каплю польщённая комплиментом старуха, что-то поправляя на спине воспитанницы. — Приноровится, так ещё быстрей станет одеваться. Моя девочка не какая-то ваша придворная кривляка. Она у меня вовсе не балованная. И правильно воспитанная, — ткнула пальцем в голое плечо строгая надзирательница за девичьей нравственностью. — Это ж и вправду безобразие. В это ваше декольте руку сунуть можно. И легко достать до пупка.
Викрат Таа-Дайбер загоготал, как ненормальный. Даже слёзы выступили. Женщины переглянулись и решили подождать, пока этого весельчака не попустит. Тот, впрочем, недолго испытывал терпение. Угомонившись и промокнув глаза белоснежной манжетой рубахи, он кивнул на сундук:
— Там есть и поскромней. А есть вообще привычная вам дерюга под горло.
— Дерюга? — вздёрнула брови Урпаха.
— Бархат, дорогуша. Самый дорогой. Не то, что эта вшивая парча.
Руана склонила голову, впервые осознав, что на ней и вправду дорогущая золотая парча. Тяжёлая и скверно гнущаяся. Она покосилась на кормилицу ироничным взглядом противника всяческих ограничений для тела.
— Срамотища, — поддакнула та.
— Оно же для бала, — с невыносимой скукой в голосе простонал Викрат и вскочил на ноги: — Всё, больше не могу. Это невыносимо. Вы тут сами разбирайтесь, а я пошёл.
— Прошлой зимой Кролю-давалку лечили от дурной болезни распутниц! — ударила его в спину Руана отменной издёвкой.
Гордец не оценил, отмахнувшись от ябеды, как от вонючей мухи. Даже дверью хлопать не стал: видите ли, пренебрегает сельскими дурочками. Ну-ну. Он ещё попомнит. Впрочем, сейчас не до мелочных мстительных фантазий.
Она отошла подальше от стола: попыталась попасть в зеркало хотя бы по пояс. Попала, а толку? Отражение получилось: оторви
