class="p1">— Да откуда я знаю?..
Смерть целой семьи в эту эпоху не редкость. Я присела на короточки, пощупала травы. Они высохли, но лишь оттого, что их безжалостно рассыпали. Сухость была не ломкой, свежей, если можно так сказать. Трав много — стало быть, Лазарь вел торговлю, и вел успешно, у него не было недостатка в клиентах, и вряд ли кто заразился чем-то от него или прочих. Если причина смерти — болезнь, то не инфекционная, иначе весь город бы слег или вымер.
Я обследовала открытые полки между прилавком и лестницей, выяснила, откуда идет запах спирта. Мутная жидкость еще оставалась на дне то ли банки, то ли графина, и мне показалось, она не питьевая, поэтому ее и разлили — вот здесь, я нашла пятно и, чтобы проверить свою версию, плеснула немного жидкости на грязное блюдце и потерла пальцем: маслянистое. Странно.
— Что ты там ищешь? — поинтересовалась Люсьена лениво. — Не вздумай это пить. И вообще — это дерьмо такое, жаль, стража не знала, что Лазарь это хранит у себя дома…
— Почему? — я вернула банку на место. Лучше поверить на слово там, где не знаешь, куда лезут руки.
— Запретили после пожара. Он еще до моего рождения был, пожар, город знатно выгорел, — вздохнула она. — Пятьдесят плетей и штраф триста гольденов. Дом на эти деньги хороший можно купить. Это для ламп, — пояснила она. — У вас, наверное, тоже предпочитают масло.
Я кивнула. Почему она решила «у вас» — понятно, я веду себя как человек не местный. Горючая жидкость, может, использовалась для каких-то снадобий? Или для сушки трав? А я могла бы сунуть руки и в кислоту, просто профи, вместе с годами враз потеряла и квалификацию.
— Сиди здесь, — приказала я. — Если услышишь, как кто-то ломится в дверь…
Мы обе одновременно вытянули шеи и прислушались. Как-то фантастически быстро все происходящее на улице я начала воспринимать как досадный фон, а там уже творилось что-то серьезное, вопли набирали злые нотки, зазвенели стекла.
— Если кто-то будет ломиться в дверь, не вопи, поднимайся и беги ко мне… наверх. Где тут может быть кухня?
— За лестницей посмотри, вон там, — посоветовала Люсьена, и я отправилась, куда было сказано. — Дикий ты совсем, деревенский, что ли? — бросила она мне вслед.
На кухне я вряд ли найду еду — мои приятели заходили сюда и за провизией тоже, а до них наверняка побывала еще масса народу. Но на кухне может быть что-то, похожее на оружие, хотя бы нож. Один, но лучше два, потому что одна я совсем не воин, а Люсьену нельзя сбрасывать со счетов. Она может запросто накинуться на меня, если что-то ей не понравится или она вдруг решит, что те люди на улице ей не враги, а я — да. Мне нужно оружие — для самозащиты.
Дверь на кухню поддалась не сразу, и я поспешно отогнала охватившее меня чувство надежды и облегчения. Если дверь не смогли открыть другие, не смогу и я, но даже если открою, не факт, что ее заперли сами хозяева, а не первые мародеры. Я толкнула сильнее, потому что находиться в неизвестности было невыносимо, и поняла, что блокировало дверь изнутри, стоило мне только взглянуть на пол.
Одного из мужчин я узнала моментально: он досматривал мой мешок. Второй, кажется, бородатый, он лежал на животе, и я не стала его переворачивать, чтобы уточнить, не так это было и важно. Значит, ушел тот, нетерпеливый, и в отличие от этих двоих он ушел живым.
Первый убит был мастерски, одним ударом и насмерть, нож ему загнали по самую рукоятку и крови не было совсем. Бородатый умер не сразу, под ним натекло крови порядком. Общая вонь в городе, к которой я притерпелась и перестала ее замечать, отбивала запах крови, но так будет недолго, стоит жара. Это причина, по которой бунтовщики убирают покойников с улиц. Какой бы это ни был дикий с моей точки зрения век, но в вопросах жизни и смерти они разбирались: второе с первым пересекаться не должно, иначе долго живые не протянут.
Я неверно оценила опасность, которая мне грозила. И, возможно, сама чудом осталась в живых, столкнувшись с этой троицей.
Что они искали в этом доме, за что двое из них поплатились жизнью? Почему без проблем ушел третий, что не поделили эти? Деньги? Все деньги Лазарь должен был забрать с собой.
Я осматривала кухню с порога, потому что тела мешали войти, и пыталась понять, что случилось. Я отмела причастность третьего мужика — лучшим доказательством тому было расположение тел. Кто из покойников начал резню — неизвестно, но я не собиралась искать виноватого.
Младенец в торговом зале начал плакать. У меня мало времени, мне нужно вернуться в убежище Роша, убедить кормящую женщину пойти со мной, но до того необходимо понять, не приведу ли я ее и, может, кого-то еще в место более опасное. Морщась от металлического привкуса на языке, я переступила через руку покойного, обошла его, подошла ко второму. Он мог быть еще жив — в полумраке сложно было рассмотреть, дышит он или нет.
Он не дышал и уже остывал, и я, присев, поняла причину. Он выдернул нож из раны и ускорил конец, который и так был неизбежен. Спасти человека с таким ранением с уровнем медицины этих времен нереально, продлить мучения — это умели, так что для него это был все-таки лучший исход.
Свой мешок я увидела чуть поодаль, но он меня не интересовал, разве то, что туда могли кинуть, и я все же в него заглянула. Ничего ценного, причина ссоры была не в мешке.
Потом я увидела то, что обнаружить в этом доме не ожидала. Это переворачивало все мое представление об этой эпохе, и я снова спросила себя, где я и что это за место. Чтобы убедиться, что зрение не обманывает, я подставила руку под кухонный кран, мало похожий на привычный — загнутая трубка, торчащая прямо из стены, и рычаг, как на сифоне, только огромный. На моих пальцах осталась влага — здесь был водопровод, и он работал.
Это плюс. В доме есть вода. И два трупа. Что еще есть? Подвал? Еда? Канализация?
Детали я видела плохо: в стене было окно, но слишком маленькое и расположенное высоко, чтобы в кухню проникало достаточно света. Может,
