В любом случае лишних вопросов касательно её происхождения Блейк не задавал. Казалось, его мало заботило, что ложе он делит с богопротивной нелюдью, коварным существом, только и думающим, как бы честного человека с пути верного сбить да душу его от истинных богов отвратить. Даже когда Блейк предложение сделал — и вовсе не то, о котором должно мечтать добродетельным человеческим девушкам, — и Илзе решилась рассказать, что ожидает смертного мужа, коли пожелает он со змеерожденной быть, даже тогда он не особо испугался. В лице переменился, отодвинулся и больше о том не заговаривал.
Даже когда Ив заявился прямехонько в императорский дворец с настоятельной просьбой от своей матери — отправиться в Изумирд как можно скорее.
Даже когда Илзе во дворец вернулась в последний раз, попрощаться с Астрой и вещи забрать, и Блейк подкараулил её недалеко от покоев императрицы.
Нет, Илзе не желала Блейку смерти, тем более долгой мучительной агонии от яда змеерожденной. И подобную жертву от него не приняла бы, если бы он вдруг заговорил о такой вероятности. Но ведь он и не заявил о готовности пройти через испытание, что могло обернуться его погибелью. Испугался или, что скорее всего, не захотел связывать свою жизнь с нелюдью, а прежде яд принимать. У него была суженая, положение при дворе и государе, небольшое состояние и благоустроенное будущее. К чему отказываться от хорошего и известного, к чему менять изученные, привычные удобства на какие-то дикие обычаи, противные человеку цивилизованному, богонравному?
Фрия выпрямилась и змея подняла плоскую голову, глядевшуюся непропорционально маленькой по сравнению с массивным тяжёлым телом. Немигающие лакричные глаза посмотрели сначала на жрицу, потом на гостей. Фрия обернулась, поманила их.
— Ты твёрд в своём решении? — спросила Илзе шёпотом.
— Да, — ответил Блейк с уверенностью, которой Илзе не ощущала ни капли. — А ты?
Она-то тут при чём?
— А я таких решений престранных не принимала и идти сюда не собиралась.
— И всё же пришла.
— Потому что Стене попросил. Вам требовался переводчик…
— Жрица прекрасно говорит по-франски.
Что порождало волну растерянного недоумения и колючих подозрений. К чему настаивать на присутствии второго переводчика, если жрица понимает франский? Не мог же Стене не знать, на каких языках говорит его племянница, тем более, что визит этот при его содействии устроен?
— И сейчас ты здесь, а не на поверхности с остальными, — добавил Блейк, будто её местонахождение имело какое-то особенное значение.
— Подойдите, не бойтесь, — ласково позвала Фрия, словно хозяйка крупной собаки, уверяющая, что питомец её не кусается.
Не кусается
Зато может с лёгкостью удавить.
И проглотить, ежели вдруг возникнет у неё желание человечиной рацион разнообразить. Илзе не сомневалась, что змея разумна, но кто знал насколько? Да и степень разумности, кою многие люди полагали едва ли не венцом божественного творения и символом собственного возвышения над прочими тварями земными, не являлась гарантом того, что одно разумное существо не захочет сожрать другого. В прямом ли смысле, в метафорическом… и не обязательно потому, что голодно.
Блейк направился к жрице. Фрия лишь усмехнулась, наблюдая, как Илзе следует за ним шаг в шаг, стараясь не спускать со змеи пристального, настороженного взгляда. Блейк встал подле жрицы, и та подняла руку. Змея потянулась навстречу, позволила тонким пальцам коснуться подбородка неожиданно яркого цыплячьего оттенка. На минуту-другую обе застыли изваянием, неподвижным, слитым воедино, точно статуя над ними, и только далёкое журчание воды где-то во внутренних помещениях храма разбивало копившуюся вокруг тишину. Затем змея подняла голову, разрывая контакт, неспешно подалась к Блейку и замерла на расстоянии ладони, так близко, что не будь Илзе змеерожденной и давно бы уже сбежала.
А пуще того вовсе не приходила бы.
Блейк не дрогнул, не отстранился, но остался неподвижен, глядя в выпуклые глаза. Тонкий раздвоенный язык потрогал воздух перед самым его лицом, и змея всё так же неторопливо потянулась дальше, над мужским плечом. Обвилась вокруг шеи, положила подбородок на второе плечо этаким почти дружеским объятием. Замкнёт петлю, сожмёт даже не в полную силу, и нет безрассудного отчаянного искателя.
И никто-то её не остановит, даже Илзе не успеет.
Илзе видела, как Блейк скосил глаза на безмятежно прикорнувшую на его плече голову и перевёл вопросительный взгляд на жрицу, стараясь при том не шевелиться лишний раз. Оставалось только диву даваться, как у него хватает выдержки просто стоять недвижимым с этим воротником, живым, скользким и тяжёлым.
— Можешь задать ей любой вопрос, что по-настоящему тревожит тебя, — произнесла Фрия. — Только помни, туманный искатель, каждый её ответ, добрый ли, не пришедшийся тебе по нраву, имеет свою цену и лишь Матери ведомо, какую плату она с тебя потребует. Илзе, пойдём со мной.
— Куда?
— Подобная беседа требует известного уединения, да и ответы эти предназначены лишь для искателя. Не волнуйся понапрасну, в святилище никто никого не ест и не съест, покуда соблюдаются правила и посетители ведут себя уважительно по отношению к Матери и детям её, — улыбнувшись понимающе, жрица шагнула к Илзе, подхватила её под локоть и потянула к бассейну. — Мы побудем здесь же, недалеко… поверь, если бы тебе не следовало спускаться в эту залу, то тебе и не разрешили бы.
Пришлось сделать над собой усилие, чтобы позволить Фрие отвести её в сторону и не оглядываться беспрестанно на Блейка со змеёй на шее.
— Она же разумна?
— Более чем.
— Но едва ли она способна разговаривать.
— Как мы — нет. В некоторых аспектах подобные ей ближе к своим хладнокровным неразумным собратьям, чем к нашему народу. Мы прячем змеиную кожу под человеческой, они скрывают ум, полагающийся недопустимым, невозможным для обычных тварей.
— Никогда прежде я не слышала о… таких, как она.
За спиной было тихо, только иногда слышался вкрадчивый шорох, когда змея передвигала часть тела, оставшуюся на каменном хвосте богини.
— Несколько веков назад они прибыли сюда с другого континента, того, который люди ещё называют землёй Драконов. Члены клана Альмандин не удовлетворились одной лишь постройкой этого места. Всё чаще смотрели они по сторонам, и всё сильнее тревожило и печалило их увиденное. Империи создавались и разрушались без устали и сожалений, страны сходились в
