– То есть ты предлагаешь смириться? Запихнуть подальше свои чувства и делать вид, что так и должно быть? – сорвалась я, вскочив со стула и заметавшись по комнате.
– Я не предлагаю их никуда запихивать, наоборот, прошу дать им шанс развиться, – остановил мои метания Рэй, поймав за руку и развернув лицом к себе. – Меня учили всю жизнь, что любви не существует, что это сказка, придуманная слабаками, но Буля права, между нами что-то есть – искры, которые могут перерасти в настоящее пламя, способное либо согреть наши души и сердца, либо сжечь, оставив после себя лишь пепел. Но решать только нам, каким именно оно будет. Ни твоему дяде, ни моему народу, а нам двоим.
Выпустив мою руку из цепкого захвата, Этмар резко развернулся и вышел из комнаты, оставив наедине со своими мыслями, жалящими не хуже разъярённых пчёл.
Что ж, вынуждена признать, снежный умеет убеждать. После его взволнованной речи мои попытки увильнуть от замужества казались жалкими и какими-то по-детски глупыми. А если действительно дать нам шанс? Не пытаться отстраниться от проявившейся между нами симпатии, не пытаться быть той, кем не являюсь на самом деле..? Я привыкла носить маску, привыкла скрывать истинные чувства и мысли, привыкла руководствоваться разумом, а не сердцем. Но правильно ли это?
Хороший вопрос, ответа на который у меня пока не было.
Вернувшись в комнату, я нашла там несколько своих многострадальных сундуков, кочующих со мной с места на место. Отец давно предлагал создать портальный карман, способный запросто вместить в себя весь мой гардероб, и ещё много чего в придачу, но эти сундуки когда-то принадлежали маме и были мне дороги как память.
Лишённая материнской ласки, я страдала больше, чем брат, мне не хватало женского участия, совета. В детстве хотелось поделиться своими секретами, но было не с кем. Говорить с отцом или Алвеном о чем-то слишком личном не хотелось совершенно, и, глядя на эти сундуки, я представляла, что частичка маминой души находится со мной, отчего становилось легче.
Отец, конечно же, любил меня по-своему, заботился и оберегал, но этого было недостаточно для маленькой эмоциональной девочки, с любопытством взирающей на мир. Именно из-за этого моя драконица себя до сих пор не проявила, по крайней мере, так говорили целители.
Детская травма оставила слишком глубокий след в моей жизни, заставляя держаться на расстоянии от людей, драконов и прочих разумных существ, подпуская только самых близких: отца, Алвена, Ламиру и Элину. Вот, пожалуй, и все кто знает меня такой, какая я есть на самом деле, и Рэймон в этой компании казался лишним. Но был ли он таковым?
До страшного рассказа леди Доры, нашей комендантши, о её детстве, вернее, о нападении одного из сородичей Этмара на селение, в котором она жила с родителями, я даже не задумывалась о том, какова природа снежных демонов, но услышанное наложило свой отпечаток, заставив считать их всех безжалостными монстрами. Вот только разве можно судить о всей расе по одному её представителю?
А я судила, презирая Рэймона за то, чего он, в общем-то, и не делал. Именно из-за этого предвзятого мнения я всеми силами пыталась задавить проснувшуюся симпатию, боясь этих чувств, не доверяя в этом вопросе собственному суждению, опасаясь совершить ошибку. Но именно идя на поводу у чужого мнения, как раз, судя по всему, эту ошибку и совершила.
Голова раскалывалась от противоречивых мыслей, поэтому, не придумав ничего лучше, я распахнула один из сундуков, пробежавшись пальцами по резной золочёной крышке.
Разбирать одежду, перевешивая её в шкаф, смысла не было из-за возможного нападения, да я, в общем-то, и не собиралась, но прикосновение к различным тканям меня успокаивало. Говорят, это влияние второй сущности, которая находит себе среди всех вещей мира то, что больше всего по душе, собирая свою сокровищницу. Для кого-то это драгоценности, для кого-то – книги или антиквариат, а для меня наряды. Глупо, знаю, но как ни старалась ничего поделать с этим не могла. Струящийся шёлк, нежный бархат, мягкий кашемир и другие ткани делали меня немного счастливее, так что, перебирая наряды, я постепенно успокаивалась, возвращая былое расположение духа.
Где-то на первом этаже напевала Буля, видимо, что-то делая по дому, поскольку её голос раздавался то с одной стороны, то с другой, отчего настроение стало стремительно подниматься от показателя «ниже плинтуса» к «бывало и лучше», резво перескочив отметку «средней паршивости».
И чего я так распереживалась? Меня прежде никогда не волновало чужое мнение, каким бы оно ни было, так и сейчас надо просто слушать, наблюдать, запоминать и делать выводы, на основании которых принимать собственные решения.
Улыбнувшись своему отражению в зеркале, я вытянула из сундука золотистое платье, напомнившее мне тёплое лето и яркое солнце, намереваясь переодеться, чтобы окончательно развеять сумрак этого зимнего дня, но замерла на полпути к ширме, не понимая, что именно меня насторожило, пока звенящая тишина, давящая на уши, не стала подсказкой.
Задорное пение домовухи, поднимавшее настроение последние полчаса, оборвалось слишком уж внезапно, чтобы иметь естественные причины, а последующий глухой стук и вовсе заставил забыть о платье и метнуться к двери.
Глава 9
Сердце бешено стучало в груди, разгоняя по телу адреналин. Распахивая дверь, я совершенно не думала о возможных последствиях, уверенная в том, что домовухе требуется помощь, и собираясь её оказать, по мере своих сил, разумеется. Причины могли быть разные, но почему-то казалось, что она оступилась и упала, ударившись обо что-нибудь головой, а Этмар, закрывшись в кабинете, об этом даже не подозревает.
Эмоции вели меня вперёд, перекрывая доводы разума. Проскочив коридор, я ухватилась за перила лестницы, собираясь спуститься, когда лёгкий сквозняк всколыхнул одну из гардин, привлекая моё внимание. Открытое окно зимой? Может, Буля решила проветрить дом? Или…
Мысль ещё не успела сформироваться, когда взгляд упал на каменную статую, стоявшую возле столика в гостиной, слишком знакомую статую, чтобы с кем-то её спутать.
Застывшее лицо домовухи приобрело сероватый цвет камня, впрочем, как и всё остальное, включая одежду и ветошь, которой она, похоже, вытирала пыль, выпавшую из её рук и успевшую закаменеть до того, как коснулась пола. Скорее всего, звук от её падение я и услышала.
Но что стало причиной? Из-за чего живое существо обратилось в камень? Вывод напрашивался сам собой – василиск. Только эта раса способна на такое. В большинстве своём они профессиональные наёмники, готовые за деньги на что угодно, не обременённые такими понятиями, как совесть, сострадание и раскаяние, отчего их боялись и ненавидели во всех уголках пяти империй. И теперь один из них здесь, а может, и не один.
А это значит… Это значит, что нападение будет не ночью…
Осознание случившегося обрушилось как снег на голову. Заговорщики не стали дожидаться темноты, чтобы прятаться в её тени, а воспользовались фактором неожиданности, заявившись белым днём, причём, не сами, а послали вместо себя профессионалов, безжалостных и хладнокровных убийц.
Эти мысли промелькнули в голове за доли секунды. Сердце успело только раз удариться в грудную клетку, а я уже сделала шаг назад, отступая как можно тише, но замерла, услышав шелест чешуи, раздавшийся со всех сторон одновременно.
Едва сдержав рвущийся наволю крик, я зажала рот ладонью, заставив себя медленно выдохнуть в попытке успокоиться и не натворить глупостей, которых и так сделала уже предостаточно. Слух уверял, что меня окружают со всех сторон одновременно, но зрение и обоняние, обострившееся сейчас до предела, говорили обратное, так что, скорее всего, услышанное мною – ничто иное, как слуховой морок, пущенный для того, чтобы я запаниковала и выдала себя с головой.
