резко расступилась, и из нее вывалилась разъяренная гора мышц — Соломенный Боб. Он не стал церемониться, а просто рванул ко мне и яростно припечатал к стене. Под давлением его тела у меня из легких был выбит весь воздух, а ребра подозрительно затрещали. Я быстро додумалась активировать экзоскелет на моем корсете-комбинезоне, и это спасло меня от серьезных травм. Но лицо парня с раздувающимися от гнева ноздрями и искривленным в злобной гримасе ртом было так близко к моему, что от его дыхания шевелилась моя челка.
— Придурок, эта девчонка — моя!!! Ты понял??? — прорычал он. — Еще раз увижу тебя с ней — убью на месте!!!
Мне было страшно, очень страшно, но от его слов — таких наглых и собственнических — мне стало как-то даже несправедливо и противно. Взыграла женская солидарность: мол, нашелся тут поработитель женской воли!
— С какой стати она вдруг твоя??? — процедила я дерзко, сверкнув из-под ресниц раздраженным взглядом. — Девушке ты не нравишься. Нечего насильно себя навязывать! Мы не в доисторические времена живем!
Давление на мое хлипкое тело стало сильнее. И хотя экзоскелет меня защитил, но желваки на лице Боба заиграли яростнее, так что я с нарастающим ужасом услышала, как хрустит его сжимающийся для удара кулак. Если этот громила меня стукнет, мозги вылетят запросто!
Однако тут случилось что-то странное. Боб вдруг дернулся и застыл со странным выражением на лице. А потом его руки, державшие меня, расслабились, и он сам обмяк, грузной тушей завалившись на пол.
Отовсюду послышались изумленные крики, а рядом я увидела Руэля. Он был спокоен, как скала, а я забыла о том, что я «парень» и бросилась к нему в объятия, как девчонка. Прижалась к нему, вся дрожа, но потом резко опомнилась. Отодвинулась, покраснела, сжала зубы, обругала себя, на чем свет стоит.
— Спасибо, брат, — процедила напряженными губами, а он схватил меня за локоть и собрался уходить. Потом, однако, остановился, вернулся к Бобу и, наклонившись над ним, резким движением пальца ткнул ему в шею. Соломенный Боб тут же дернулся, зашевелился и попытался встать.
Но Руэль не собирался больше оставаться здесь, поэтому, снова схватив меня под руку, стремительно увел прочь к лифтам, чтобы подняться на пятый этаж общежития.
Уже в комнате я развернулась к Руэлю и заглянула ему в глаза.
— Руэль, мы вляпались? Нас выгонят за драку? Я сильно опозорилась, когда побежала обниматься???? Вот дура! Ну что за память такая короткая!!!!
Я была так зла на себя и на этого придурка Боба, что ногтями впилась себе в ладони, почти проколов кожу рук. Но Руэль вдруг подошел ко мне, обнял и прижал к себе. Подействовало безотказно (на это он, наверное, и рассчитывал). Я расслабилась, прижалась к нему в ответ и пробормотала:
— Руэль, ты разбаловал меня! С такими нежностями я никогда не смогу вести себя, как полноценный парень!
— Не переживай, — ответил он приглушенно. — Все видели, что Боб задел тебя первым, а я просто помог тебе, как брату. Я даже не ударил его ни разу! Это не может считаться дракой!
По всем этим вопросам он меня успокоил, но на счет своего поведения я все еще волновалась.
— А как же мои дурацкие объятья? Я так старалась быть сильной и мужественной, а теперь все видели, что я трусливая женоподобная сопля!!!
Руэль помолчал немного, а потом серьезно произнес:
— Ну давай тогда поменяем наши установки. С этого дня нам нельзя обниматься! Никогда! Никаких нежностей! Никаких поблажек! Я начну относиться к тебе, как к мужчине! Ты быстро привыкнешь!
Он сказал это вполне серьезно, а я замерла. Остаться без его тепла и такого легкодоступного утешения? Просто отмежеваться и жить как бы самой по себе? Я аж вздрогнула от такой перспективы. Вся моя внутренность запротестовала. Все последние годы я постоянно «висела» на Руэле, как на своем персональном островке покоя и утешения. В его руках забывалось все: и печали, и страхи, и боль. Он стал частью меня, а его объятия — моим вторым дыханием. Смогу ли я без них?
Все внутри рвалось на части, стало даже тяжело дышать, но я все же твердо произнесла:
— Ладно, давай попробуем. Хотя бы на время. Я хочу стать сильнее!
Честно, едва смогла это произнести, пересиливая острую печаль и чувство потери. Было такое ощущение, что я с Руэлем прощалась навсегда. Неужели я так сильно прикипела к нему? Он же просто машина!
Я немного освободилась из его объятий и посмотрела в его глубокие серые глаза. В них плескалось столько разума и рассудительности! Даже больше, чем у человека! Уж точно больше, чем у Соломенного Боба!
Я буду так скучать по его глазам!
Да что со мной такое? Мы ведь не прощаемся с Руэлем! Но меня не оставляло ощущение, что я должна отныне отстраниться от него, отмежеваться, стать самостоятельнее, чтобы быть сильнее! Мне нужно… научиться жить без него!
Я подняла руку и осторожно провела по его бархатной скуле, а потом опустилась к красивым нежным губам.
Прощаюсь с тобой…
— Руэль! — вырвалось у меня вдруг. — Я действительно осознаю, что наше взаимодействие должно измениться. Я даже хочу этого. Давай отныне без объятий. Будь ко мне строже. Я тоже буду к себе строже. Но… — я замялась немного, сердце застучало сильнее, — прошу тебя: напоследок поцелуй меня!
На его лице промелькнуло такое естественное, прямо человеческое удивление. Он просто наклонился и осторожно прикоснулся к моим губам: мимолетно, легко, как ветер.
— Нет, — прошептала я ему в губы. — Не так. По-настоящему! Как тогда у фонтана. А может даже… серьезнее…
— Ты считаешь, что это рационально после принятого тобой решения?
О, опять этот его расчетливый рационализм!
— Да! Это на память! Это как бы в последний раз…
Руэль кивнул и наклонился ко мне снова. Его трепетные губы накрыли мои, язык проник в рот, заставив меня задрожать, пальцы заскользили по волосам.
Я отдалась этому чувственному моменту, как сумасшедшая, потому что ощущала его последним. Прижалась к Руэлю, обвила его шею руками, запустила пальцы в его длинные шелковистые волосы…
Он целовал меня с мастерством опытного любовника, играя с губами и поглаживая шею и спину. Он ловил мое дыхание и заставлял стонать от удовольствия и волнения, так что заканчивать все это совершенно не хотелось. Хотелось продолжения, чего-то большего, о котором даже речи не шло, но… ведь это в последний раз! Потом мы будем просто
