есть еще какие-нибудь родственники? Меня, кстати, Ольга Дмитриевна зовут.
- Ой, а я сразу поняла, что вы барышня! Так грамотно изъясняетесь! – Прасковья вытерла глаза краем шали. – Родственники у Танечки есть, вот только она им не нужна. Елена Федоровна, хозяйка моя, овдовела недавно… Так муж ейный, Сергей Гаврилович, перед смертию отписал часть своих сбережений дядюшке своему. Но не просто так, а чтобы он принял дочь его и супругу, да заботился о них.
- А он что, знал что умрет? – спросила я, внимательно слушая ее рассказ. – Муж хозяйки твоей?
- Дык, болел он долго… Доктором был, а себя не вылечил, - тяжело вздохнула Прасковья и облизнула пересохшие губы. – У Елены Федоровны вообще никого не было. Рано осиротела она, бедняжка… За Сергея Гавриловича с радостию пошла, хоть и старше он ее был. Теперь-то встретились, небось, на том свете…
- А почему ты говоришь, что ребенок никому не нужен? – я посмотрела на Акулину, которая сидела, раскрыв рот. – Принеси квасу. Сидит, рот раззявила.
- Ага. Я мигом! – девушка умчалась, а Прасковья продолжила:
- Так Сергей Гаврилович с ним связей не имел. Вроде как повздорили они сильно. А Танечку родственник этот и не видел никогда, как и Елену Федоровну. Мать-то родная дитя своего в обиду не даст, а теперь сиротка она… Меня уж точно выгонят. Кому калека нужна? А еще хозяйка переживала, что у дядюшки характер дурной… Все боялась бедняжка ехать, а куда деваться?
Прибежала Акулина с квасом, и Прасковья жадно напилась.
- А разве у доктора дома не было? Зачем твоей хозяйке ехать куда-то нужно было? – задала я резонный вопрос. – И что он своей жене ничего не оставил?
- За дом сплачивали они каждый месяц. Снимали у генеральши вдовой, - ответила женщина. – Сергей Гаврилович из обедневших ведь… Сильно не разбежишься. Что было у него, поделил между супругой и дядюшкой. Вот так мы и поехали в чужое место к незнакомым людям… Да только хозяюшка моя в этой дороге погибель свою нашла…
Странный, конечно, этот Сергей Гаврилович… Почему жене все не оставить? Ребенку своему? Может, боялся, что не так распорядится?
- Неужто дядюшка этот никогда не видел хозяйку твою? – Акулина придвинулась к ней с горящими от любопытства глазами.
- Говорю ж, не видел, - подтвердила Прасковья, морщась от боли. – Ох, наверное, помру скоро…
- Не помрешь, - я огляделась по сторонам, в поисках Селивана. Мужчина спускался сверху, неся палки. – Все срастется. Будешь как новенькая.
- Барышня, а что если вам ее хозяйкой прикинуться? – вдруг сказала Акулина, и я удивленно повернулась к ней.
- Чего?
- Это как прикинуться? – Прасковья заволновалась. – Ты чего удумала, шельма?! Вы вообще, кто такие?! Откеля путь держите?!
- Тише ты! Сама шельма! Обзываться она удумала! – огрызнулась девушка. – А я ведь дело говорю!
Чтобы успокоить Прасковью я рассказала ей, что бегу от мачехи и нежеланного замужества, а предложение Акулины не выходило у меня из головы. Нет, все-таки это не по-человечески. По отношению к покойной некрасиво…
- Ой, беда… - протянула Прасковья, качая головой. – Знать и вы попали как кур в ощип… Эх…
- Вот я и говорю, что друг другу помочь надобно! – гнула свое Акулина. – Ты, Прасковья, при дите останешься. Никто тебя не выгонит. Наша Ольга Дмитриевна девку вашу в обиду точно не даст! Нам как хорошо будет! Не придется мыкаться, место себе искать! Все чин по чину, и не придерется никто!
- А как же… - Прасковья посмотрела на перевернутую коляску. – Не по-Божьи это…
- Схороним! Так не бросим, не волнуйся! – деловито произнесла девушка. – И молитовку прочтем за упокой!
Я с изумлением смотрела на нее. Вот ушлая! Не Акулина, а прожженная аферистка!
- О дите да о себе подумай, Параша! – тягучим голосом сказала девушка, тыча пальцем в младенца. – Мы ведь тебя как с собой повезем? Сами в бегах! Нам в деревни соваться нет резону!
К нам подошел Селиван и положил передо мной гладкие уже без сучков палки.
- Пойдут, Ольга Дмитриевна?
- Пойдут. Спасибо.
Я разорвала сорочку, но ее оказалось мало, и Акулина притащила свою нижнюю юбку.
- Сейчас будет больно, - предупредила я Прасковью, прежде чем зафиксировать ногу. Она кивнула и, закусив губу, крепко зажмурилась.
Когда Селиван отнес ее в телегу, она вдруг схватила меня за руку и прошептала:
- Давайте сделаем, как девка ваша говорит. Согласная я.
Я пожала в ответ ее руку, принимая правила игры.
Селиван выслушал меня, но по его лицу я не понимала, как он к этому относится. Почесав бороду, мужчина перекрестился, а потом сказал:
- Ежели Господь так сподобил, то мы и противиться случаю не станем. Ведь все по Его воле делается. Только прибраться там нужно, барышня, чтобы следов не осталось. Берите Акулину, да пойдем.
Он оттащил покойных ближе к деревьям, чтобы мы не смотрели на них, и взялся за рытье могил. Мы же собирали вещи, аккуратно складывая их в сундуки. Благо, что у Елены их было не очень много.
После того, как Селиван похоронил погибших, он разбил коляску и сказал:
- Останемся здесь до завтра. Сжечь это надобно.
Я понимала, что мы ввязываемся в очередную авантюру, но, прикинув все за и против, снова принялась успокаивать себя. У меня нет другого выхода. Только вот на меня свалилась ответственность за младенца, с которыми я никогда не имела дело!
Прасковья стонала в телеге, а малышка хныкала, лежа рядом.
- Ей нужно пеленки поменять, - сказала женщина, обращаясь к нам с Акулиной. – В маленьком сундуке Танечкина одежа…
- Сейчас я воды нагрею, – Селиван пошел разводить костер, а я растерянно смотрела на ребенка. Как я стану прикидываться ее матерью, если не знаю, что делать?!
- Не переживайте, Ольга Дмитриевна, я все сделаю, - ко мне подошла Акулина. – И поменяю пеленочки, и прополощу.
Господи, как хорошо, что со мной такие люди… Но с ребенком все равно нужно искать контакт. Для девочки я чужая, и это будет видно.
От коляски Селиван избавился, так же как и от лошадей. Второе животное тоже умерло, но это было к лучшему. Иначе пришлось бы его убить. Их трупы он
