Она как-то странно смотрит на меня.
— Конечно. Многие учителя остаются, но я люблю путешествовать. Конечно, я ничего не помнила о школе, пока меня не было, только знала, что я здесь преподаю, и все.
— Но ты все равно знаешь, что ты ведьма…
— Да, — медленно кивает она. — Но за пределами школы это не кажется таким важным. Как будто вся моя магия остается здесь. Я словно больше не ведьма, когда уезжаю, — на ее лице появляется тревожное выражение, и она качает головой. — Но у меня с собой была записка от твоей тети. В ней говорилось привезти как можно больше опиума. Она также дала мне денег.
— Леона просила тебя привезти опиум? — спрашиваю я, думая, что ослышалась.
— Да.
— Для чего?
Она пожимает плечами.
— Я не спрашивала. А если и спрашивала, то не помню. Иди пока в ванную и оденься. Я потом помогу тебе надеть ботинки.
Как в тумане я иду в ванную и надеваю сорочку, юбку и лиф. Платье немного тесноватое, но, к счастью, оно мне впору, потому что я не пользуюсь застежкой сзади. Лиф застегивается только спереди на ленту, а не на крючки.
Когда я выхожу, то чувствую себя не в своей тарелке, но вполне сносно, и сажусь на ее стул, пока она достает чулки и сапоги.
— Я могу сама, — говорю я ей, когда она начинает натягивать чулок на мою ногу, и, несмотря на то, что произошло в ванной, я рада, что только что вымылась.
— Ты привыкла к горничной, — говорит она. — И я была горничной до того, как стала учительницей, для меня это не проблема.
Госпожа Чой… Нараэ заканчивает с чулками, закрепляя их ниже колена темно-синими лентами в тон, а затем надевает кремовые сапоги, которые слишком тесны и сдавливают мне пальцы ног, и я вспоминаю, как мне помогала Фамке. А вот мама — никогда. Приятно, когда тебе помогают, пусть даже на мгновение, и я задаюсь вопросом, заведу ли я в конце концов каких-нибудь подружек в общежитии, с которыми мы могли бы помогать друг другу в подобных вещах.
По крайней мере, я буду скучать по Фамке. Как бы сильно я не хотела избегать свою маму, мне придется вернуться в Сонную Лощину, чтобы навестить ее. Нам еще столько всего нужно обсудить.
В конце концов, Фамке сказала, что она верна моему отцу и мне. Может быть, когда я закончу школу, смогу взять ее с собой, куда бы я в конечном итоге ни поехала. И мне кажется немного жалким, что единственный способ сохранить хоть какое-то чувство семьи — это платить ей за то, чтобы она была моей горничной.
И внезапно на меня накатывает чувство глубокой пустоты, я вспоминаю отца, и глубокое потрясение от его отсутствия смешивается с ужасом настоящего.
— Тебе больно? — спрашивает меня Нараэ, и я удивленно смотрю на нее. Она закончила зашнуровывать ботинки и протягивает мне руку, чтобы я встала. Быстро провожу рукой по глазам и понимаю, что щеки мокрые — я плакала.
— Думаю, да, — хрипло отвечаю я, сглатывая комок в горле, прежде чем взять ее за руку, и она помогает мне подняться.
— У тебя слишком большие ноги для моей обуви, — замечает она, думая, что именно поэтому я плачу. — Может быть немного больно. Постарайся сегодня не ходить слишком много, пока не переобуешься, — она достает из-под своей шапочки несколько заколок и начинает собирать мои пряди в свободный пучок, вытаскивая несколько прядей.
— Ну вот, — говорит она. — Теперь ты не выглядишь так, будто упала в озеро, — ее взгляд становится жестким. — Ты можешь поговорить со мной о чем угодно, Катрина, — говорит она тихим, ровным голосом. — Ты особенная ведьма, и я думаю, ты это знаешь. Возможно, алхимия пока не является твоей сильной стороной, но с такой родословной ты далеко пойдешь. Ты можешь все, — ее взгляд смягчается. — Ты найдешь свое место здесь, с нужными людьми. Иногда просто требуется время, чтобы найти правильный путь.
Она нежно гладит меня по щеке, а затем берет за руку и ведет к двери.
Интересно, как много из моих чувств отражаются на моем лице. Она же не может знать всего, через что я прохожу. С другой стороны, она может быть ведьмой-эмпатом. В любом случае, когда я благодарю ее за помощь и выхожу в коридор, мне становится легче, чем когда я только вошла. Я почти не чувствую боли от ботинок, когда шаркаю по коридору в мужское крыло.
Крейн и Бром ждут меня возле комнаты учителя.
Мои мужчины.
Мои.
Они-то и ждут меня в конце правильного пути.
Боже, надеюсь, что это правильный путь.
Крейн стоит, прислонившись к стене, и теребит свои часы, но при моем приближении выпрямляется, его глаза цвета грозовых туч следят за каждым моим движением. Бром стоит рядом с ним, погруженный в размышления, в постоянном напряжении, но его плечи расслабляются, когда он видит меня. И сегодня я впервые по-настоящему вижу Брома. Потому что Всадник не появится внутри него до наступления темноты. Я вижу своего старого друга, которому доверяла больше всего на свете. Это вселяет надежду.
— Хорошо выглядишь, — говорит Крейн, прочищая горло и оглядывая меня с ног до головы, забирая свою одежду из моих рук.
— Мисс Чой была так любезна, одолжила мне свои вещи, — говорю я ему. — Еще она кое-что рассказала.
— Выкладывай, — говорит Крейн, отпирая дверь и забрасывая одежду внутрь, даже не потрудившись сложить в шкаф.
Этот мужчина иногда такой загадочный.
Затем он запирает дверь и кладет руку мне на поясницу. Я чувствую тепло его ладони через ткань, и мои глаза на мгновение закрываются от его прикосновения.
— Я расскажу, когда ты расскажешь нам о своей бывшей жене, — говорю я, используя эту информацию как рычаг давления.
Он весело фыркает, уголки его красивых губ приподнимаются.
— Отлично сыграно, сладкая ведьмочка, — говорит он. Затем вздыхает. — Но все это подождет, потому что сначала ты должна увидеться с мамой.
Я фыркаю.
— Она уже здесь?
Бром кивает в сторону окон в конце коридора, выходящих во внутренний двор.
— Я только что видел, как лошадь и повозка твоей матери ехали по дорожке к женскому общежитию.
Я корчу гримасу, мое сердце бьется быстрее. Не знаю, почему мне так страшно.
— Мы пойдем с тобой, — говорит Крейн, мягко подталкивая меня по коридору. Я замечаю, что в кои-то веки он сказал «мы» — это они с Бромом.
Я тяжело вздыхаю, расправляю плечи, тугой лиф платья натягивается на спине.
— Я хочу, чтобы вы оба были там, но… мне нужно сделать это в одиночку. И не думаю, что она пустит вас в женское общежитие.
— Даже твоего будущего жениха? — ровным голосом спрашивает Бром, отчего пальцы Крейна впиваются мне в спину, а его дыхание становится резким.
— Нет, — говорю я, стараясь взвешивать свои слова, чтобы не обидеть Брома, вспоминая, что он сказал мне прошлой ночью. — Пусть лелеют надежды, но мы оба знаем, что этого не произойдет, по крайней мере, по их наставлениям.
Хватка Крейна слегка ослабевает, я вижу неприятную гримасу на лице Брома, и мне сразу становится не по себе. Почему все так чертовски сложно?
Они ведут меня вниз, на первый этаж, но прежде чем я выхожу за дверь, Крейн отводит меня в сторону и проводит большим пальцем по ране у меня на лбу.
— Надо было сделать это раньше. Может быть немного больно.
Замираю, когда он нежно прижимает большой палец к моей коже. Я стискиваю зубы.
— Похоже, тебе нравится причинять боль, — умудряюсь прокомментировать я.
— Так получилось, что у меня это очень хорошо получается, — говорит он, прежде чем закрыть глаза и произнести нараспев несколько слов, которые я едва слышу и не могу разобрать. Постепенно боль превращается во что-то теплое и мягкое, похожее на мед, и тогда он убирает руку. — Все. Должно помочь.
Эта теплая мягкость разливается от моей головы вниз по всему телу, и я хочу упасть в его объятия и отдаться ему, просто поддаться его силе, позволить ей окутать меня золотыми цепями.
Но Крейн, кажется, немного обессилел, излечивая меня, и я понимаю, что он не просто исцелил, думаю, он отдал мне немного своей энергии, чтобы я смогла пережить следующее испытание.
