далёким. Мы только начали узнавать друг друга, как сразу наступила долгая разлука. Это заставляло теряться, не знать, как себя вести.
— Подожди, — остановила его я, когда его рука потянулась к моему лицу, и та застыла, не достигнув цели. — Я тоже хотела поговорить. О нашем контракте. Оригинал у тебя. Он может храниться у меня или хотя бы его равноправная копия?
— Для чего? — голос его похолодел.
— Так… мне будет спокойнее.
И я докажу Мелинде, что права насчёт мужа.
— Так станет неспокойно мне… — хмыкнул он, а я вздрогнула, когда его пальцы коснулись моей щеки. — Всего две недели, и моя Морошка снова покрылась колючками.
Я задрожала, от его близости, нежности фразы, будоражащего запаха, завораживающего огня сапфирового взгляда. И лишь потянулась к нему, когда его губы коснулись моих.
Джослин Вуд
Невинность первого после разлуки поцелуя рассеялась за секунды, сменившись безумием страсти. Губы Итана бескомпромиссно владели моими, а руки порывисто скользили по телу, пока мои пальцы безбожно портили его некогда идеальную причёску.
— Ты меня с ума сводишь… — хрипло прошептал он, отстраняясь, чтобы запереть дверь.
Синие глаза горели, в них кипело яростное желание. Волосы пребывали в жутком беспорядке. Сейчас бы в нём никто не узнал ледяного клирика. Таким он представал только передо мной. По крайней мере, в это хотелось верить.
— Кто бы говорил, — я качнула головой, пытаясь выстроить мысли хоть в какое-то подобие порядка. — Ты не ответил. По поводу…
Итан снова впился в мои губы своими, и больше не прекращал целовать, пока нёс к столу.
«Мелисса оказалась права» — мелькнуло в мыслях, когда Итан подсадил меня на его край.
— Зачем? — пролепетала я, наблюдая, как нас окружает сферой безмолвия.
— Чтобы нас не слышали, — хрипло пояснил Итан и снова поцеловал.
Это было сумасшествие. Если всего час назад я краснела от предположений подруги, то теперь сама спешно помогала мужу избавиться от одежды. Ощущение отчуждения пропало, и я утопала вместе с Итаном в водовороте страсти. Вместе с ним сходила с ума. Добровольно.
Позже мы переместились от стола к софе, расположились на постеленном поверх ковра пледе среди россыпи подушек. Сфера безмолвия всё ещё окружала нас, но мы не разговаривали. Лежали, пытались отдышаться и прийти в себя. И конечно, пока не думали о том, чтобы одеться. Свет солнца не создавал ощущения тайны. Но прошлое смущение прошло, хотя и до полной свободы ещё было далеко. Итан лежал на боку, я на животе, блаженно щурясь от мягких поглаживаний головы и спины. Метка снова просветлела после близости. Насколько же легко избавиться от внешних проявлений нарушения брачных клятв.
— Как ощущения перед присягой и балом? — вдруг спросил Итан.
— Ты об этом хочешь поговорить? — приподняв голову, я скептически заломила бровь. — Тебя не было две недели, метка потемнела, на меня напали, а ты спрашиваешь про танцы?
— Всё время забываю, что ты не как многие девушки. Другая на твоём месте могла бы уже душить меня за помятую форму.
Вполне представляю. В Николетте и Лилиан любые проволочки перед балом вызывали бешенство.
— Я наложила на страницу бытовые заклинания, погладить пара минут. Но ты снова переводишь тему.
— Миссия прошла успешно, — расплывчато ответил он. — Про метку ты знаешь. А нападение… Я избавлюсь от угрозы. Больше тебя не тронут.
Лицо его мимолётно потемнело, а взгляд заледенел. Стало немного не по себе.
— Избавишься?
— Не бери в голову, — он шутливо коснулся кончиком указательного пальца моего лба.
— Это сложно сделать. Да и есть ли смысл? Твои враги подозревают, что мне много известно. А ты… хочешь, чтобы я была с тобой только телом?
— Я лишь хочу тебя уберечь. Всё серьёзно, Джослин, — он пронзительно заглянул в мои глаза. — Вплоть до обвинений в государственной измене. Подозревать могут что угодно, но если ты запросишь ментальную проверку, снимешь с себя все обвинения.
— Государственная измена? И меня отпустят? — я с сомнением нахмурилась, а Итан на секунду отвёл взгляд.
Он не способен защитить меня от всего. Никто не способен. Более того, он против текущей власти, а дочь погибшего императора может стать козырем в его рукаве. А я хочу спокойствия, просто учиться, не бояться сделать неверный шаг. Но происхождение не позволяет.
— Ты ведь тоже не совсем открыта со мной, — Итан поддел невидимую цепь на моей шее.
И этот жест пронёсся ужасом в душе. Я резко отпрянула от него, села, поправив медальон артефакта. Горькая усмешка, появившаяся на губах Итана, больно резанула сердце.
— Это просто медальон, — я отвернулась от мужа.
— Да, и твоё свидетельство о рождении всего лишь подделка, — отметил он хлёстко. Громко вздохнув, я обратила к нему испуганный взгляд. — Естественно, я навёл справки о приближённой к моей семье девушке. Ты просишь откровений. Справедливо. Но такие жесты обычно взаимны.
— Я ни о чём не прошу, — помотав головой, подскочила с места и заозиралась, пытаясь понять, как собрать всю одежду. — Я просто волнуюсь.
— Джослин, подожди, — он тоже поднялся, протянул ко мне руки, но я невольно отпрянула. — Не хотел тебя пугать.
— Всё нормально, — отыскав взглядом бельё, я прошла к столу.
Мне доступно видеть другую сторону жизни Итана, потому так легко забыть, что это не все грани его личности. Он высокородный, военачальник высшего ранга. Таких высот не добиваются только за силу резерва. Он бы не стал проявлять беспечность. Но раз он не поднимал эту тему, то и я расслабилась. И в итоге сама подвела к этому разговор. Потому что он прав, доверие не рождается само собой, его надо подкреплять поступками. Несправедливо просить Итана об откровениях, когда я сама скрываю правду о себе. И самое ужасное, ему я больше всего боюсь открыть свою тайну. Потому что именно в его руках могу стать политическим козырем. Нет уверенности в том, что мне удастся пережить и этот переворот. Императора, как оказалось, тоже не собирались убивать.
— Джослин, подожди, — Итан остановил мою попытку натянуть лиф, развернул меня к себе лицом за плечи. — Ещё скажи, что я неправ.
— Разве я спорю?
— Ты зря боишься. Я догадываюсь, что твои родители поддерживали императора. Но гонения тех времён завершились, тебе ничего не угрожает.
Только проблема в том, что я носитель этого проклятого дара.
— Нет, — произнесла я твёрдо, когда
