И тогда он преодолел последний шаг, разделявший нас, взял мою руку и повел меня к почетной скамье аббата, которая стояла впереди, в апсиде.
— Чего я от тебя хочу? — Качая головой, он остановился передо мною. — Как мог я хоть мгновение надеяться…
С этими словами он повернулся, на несколько шагов приблизился к алтарю. Единственная горевшая свеча золотом осветила его волосы, когда он оперся о край алтаря.
— Прости меня, любимая. Прости, если сможешь.
Он снова подошел ко мне, задержал свою руку на моем превратившемся в камень кулаке, все еще сжимавшем розу. Я взглянула на светлые пряди, выделявшиеся на фоне моей траурной накидки.
— Ты… ты недалеко ушел в своем путешествии, — наконец пробормотала я и подавила в себе желание дотронуться до него.
— Не очень далеко, нет. Если быть точным, я добрался до Кёльна. Два корабля ушли на север без меня. А третий… — Он поднял голову. — У меня разрывалось сердце, а сейчас я смотрю на тебя, и до меня доходит наконец смысл слов, которые я нацарапал тебе уже так давно, из той еврейской песни романтического толка, чтобы занять руки, не привыкшие сидеть без дела.
— Слова… — прохрипела я. — Роза в моей руке начала пульсировать. — Я не смогла прочесть твои слова.
— Ты это не читала?
Он медленно сел рядом. Широко открытыми глазами через накидку он смотрел на меня. Меня словно пронзило стрелой, после которой остался горячий след.
— Я не знаю твоего языка.
Когда я опять посмотрела вверх, то его глаза смеялись. Сердце мое пронзила еще одна стрела.
— Ты не вращала предмет? Я хорошо замаскировал слова, потому что боялся постоянной слежки за тобой… О благочестивая Фрея, да ты просто должна была проклясть меня!
Я ответила робким кивком головы. Его рука обхватила мое запястье.
— Тогда прочти это сейчас, любовь моя. Каждое слово истинно, как моя жизнь. — Звуки падающих капель нарушили тишину. Читай, читай, читай.
Я была не в состоянии даже пошевельнуться и лишь водила большим пальцем по деревянной розе, будто во сне…
— Ты устала, — тихо произнес он.
— На больничной койке нет сна. — Глухо прозвучал мой голос. Болезнь, недели, проведенные в одиночестве, проносились в моих воспоминаниях, словно подхваченные ветром листья. Он тихо сидел рядом, давая мне время прийти в себя, несмотря на опасность, угрожающую ему. Тепло его присутствия успокоило меня, помогло взять себя в руки. Крик демонов прекратился. И остались лишь простые и ясные мысли: Эмилии больше нет в живых. Эрик рядом со мной. Эрик здесь. Здесь.
— Мне хотелось бы, я… — Он умолк, насторожившись. Во дворе заржала лошадь, служанки болтали друг с другом. Наверняка они направлялись за ворота замка, чтобы, как это случалось довольно часто, отлынивать от работы. — Когда… когда должна состояться свадьба?
Я сидела выпрямившись. Мечта о близости исчезла, сон прошел. Настоящее приветствовало меня тяжелым ударом руки.
— Через три недели. Если не изменят назначенный срок. Я не хотела бы ни дня более оставаться здесь. Все уже готово. — Я грубо рассмеялась. — Они даже обучили меня ведению домашнего хозяйства.
— Неужели?
Его сарказм обидел меня.
— Наверняка у Кухенгейма есть опытный камердинер, который следит за хозяйством. — Я вздохнула. — Они следят за мной со дня суда Божьего. Есть люди, которые верят… ах, это просто смешно. Рыцарь хорошо вписывается в планы отца с Юлихом. А я должна радоваться тому, что он молод и богат.
— Ты… ты… — Он поперхнулся от волнения. — И ты со всем этим смирилась, счастье мое, графиня?
Он вскочил с места и вновь устремился к алтарю.
— Мне не оставлено выбора.
Он остановился.
— Ты ведь сказал, что жизнь надо прожить достойно, только тогда она будет настоящей жизнью. А сейчас ты появляешься и возмущаешься, слыша, что я именно так и хочу сделать. — Мне стало не хватать воздуха. — Это моя жизнь, и сделка с Кухенгеймом спасет меня!
— На меня обрушилась беда, — услышала я его бормотание и увидела, как он обхватил голову руками. — Должен ли я покориться судьбе или…
— Давай попрощаемся, Эрик. — Его имя, произнесенное мною за долгое время в первый раз, больно укололо меня. — Дай свою руку…
— Я пойду к графу. Твой отец должен знать…
— Он убьет тебя, — прервала я его.
— Значит, так тому и быть, пусть это станет моей смертью.
— А также и моей, и еврея, — вновь оборвала его я. — Эрик, прислушайся к разуму.
— Ты моя жизнь… — Он подошел ближе, и я увидела, как по его лицу струятся слезы отчаяния. — Я не хочу… Ты призрак, разрушающий мои ночи, опустошающий мои сны, ты охотишься, гонишься за мной и вконец запутываешь мою жизнь. Я не могу без тебя жить, я не могу, не могу. — Он встал передо мной. — Дай мне взглянуть тебе в лицо. Лишь один раз. Позволь взглянуть в глаза, которые воруют мой сон, взгляни на меня, Элеонора. И скажи мне, что ты хочешь стать его, — скажи мне это, откинув накидку за которой прячешься…
Преодолев себя, я откинула накидку.
Голодные глаза, с темными кругами вокруг, застыли в ожидании первых слов, страхом были пронизаны черты его лица. Впервые по прошествии долгого времени я вновь так близко увидела перед собой это лицо, его глаза, почувствовав, как его буквально сжигают тоска и боль сродни моей, — тысячи невысказанных слов, содержащих один-единственный вопрос, от которого решалась жизнь, — его, моя и нашего ребенка, о существовании которого он даже не подозревал.
— Я…
Он задержал дыхание. Я обернулась и провела рукой по лицу. Боже праведный, что со мною стало? Может, заблуждение, охватившее меня, или любовь, слепая и бескомпромиссная?
— Я…
Он стоял предо мной, не шелохнувшись, готовый принять мои слова как приговор, перед которым он склонился, как жертва перед топором палача.
— Я…
Как сможем мы прожить друг без друга?
— Я не хочу его.
Глаза его оживились.
— Ты… ты его не хочешь? Но ведь у него есть замок и золото.
— Мне не нужен замок.
— Тебе не нужен его замок?
— Нет. На самом деле нет.
— А его золото?
— Для меня этого золота слишком мало. И никогда не хватит…
Глаза его заблестели.
— Ты не хочешь его?
— Нет, Эрик.
Солнечное чувство разлилось по мне, оно выплескивалось из моей груди, проходило через все тело так, что я улыбнулась и внезапно стала радоваться этому, как малое дитя.
— У меня ничего нет, даже постели, чтобы переночевать.
От голубизны его глаз у меня закружилась голова.
— Мое сердце с тобой, Эрик. Без тебя я не смогу жить.
