— Она достойна большего. Ты непозволительно плохо стараешься. — Успевает произнести Райт, прежде чем тяжелый кулак раздробит его челюсть и часть правой скулы.
Поразительно, но после этого он еще стоит на ногах, уклоняясь от очередного удара. Перестраиваясь, атакуя, выбивая своему противнику коленную чашечку, ломая ребра, ключицу и откидывая на каменные руины своего замка.
— Что ж, признаюсь, не так плохо, как показалось на первый взгляд. — Бормочет Владыка, щелкая восстановившейся челюстью.
Он успевает негодующе осмотреть развалины своего дома, прежде чем новый раунд отвлечет его от этого горького созерцания.
Кровь кипит. Эта битва захватывает его. Достойный противник — такая редкость в последнее время. Время трусов и слабаков.
Резать. Бить. Колоть. Рубить. Давить. Рвать.
Смерть носилась над ним, делая ставки то на одного, то на другого.
Секунда. Нет, что-то меньше и неуловимее времени. Этого хватает, чтобы Владыка взял инициативу в свои руки, сжимая горло своего раба, припечатывая его к земле с невероятной быстротой и силой. Камень пошел трещинами, а из груди раба вырвался грубый крик, кровь и весь воздух, который находился в его легких.
Он пытается подняться, когда на его грудь с силой опускается чужая нога. Слышится отвратительный треск в ребрах. Его рука взметнулась. Он должен дотянуться до голени. Там болевая точка.
Вторая нога Владыка с силой опускается на его руку, припечатывая ее к земле каблуком.
Вместо крика вылетает слабый хрип. Яростные, жестокие, непокорные темные глаза быстро находят своего врага, стоящего в окружении света Дракона.
— Давай, Аарон из рода Ваилдрока. Моли меня о пощаде. — Райт надавливает на его грудь сильнее, ломая ребра. — Давай, умоляй меня сохранить твою жалкую жизнь. Я хочу услышать твои немощные вопли. — Рычание. Аарон оскаливается, стараясь из последних сил подняться, ломая собственные кости. Новое нажатие на его грудь, которое заставляет его рухнуть обратно. — Удача изменила тебе сегодня со мной. — Райт оскаливается и только безумный назвал бы это улыбкой. — Старушка-смерть тебя заждалась. Она так и просит отправить тебя в глубины ада. И я склонен дать положительный ответ.
— Ну так давай. — Его рычание еле различимо. Кровь сочится из его губ, пока он прожигает своего врага яростным взглядом.
— Сейчас. — Кивает Райт после чего склоняется к нему, нажимая коленом на его шею. Он наклоняется низко, приближая свое лицо к нему. — Глупо. Было. Приходить. Сюда.
— Я… не… отдам… — еле слышный хрип.
— Что? — Райт наигранно склоняется еще ниже, прислушиваясь. — Не отдашь? Ты?! Ты бы видел себя со стороны. Черви и то выглядят сильнее, раб. Ты ведь никто. Увидь себя моими глазами. Ты жалок и разбит. Что ты может защитить?
Аарон смеется. И этот смех похож на хрип и кашель. Он слабо качает головой.
— Уже… не… с тобой… не здесь… не достать…
— О. Вот оно как. Расчетливый сукин сын. — Хмыкает Райт. — Думаешь, Закон помешает мне забрать ее обратно?
В темных, умирающих глазах светиться «Я это знаю».
— И какой в этом прок, если ты сдохнешь?
— Не… твоя…
— Да. Но и не твоя. — Он наклонился, продолжая вкрадчивым шепотом. — К тому же, кто ее защитит в случае чего. Ее и ее ребенка? — Довольная, коварная улыбка расползлась по мужскому лицу, покрытому кровью и копотью. Его раб замер. — О, ты не знаешь. Она не сказала тебе. Какая жалость. — Золотистые глаза с жадностью впитывают картину эмоций на лице мужчины. Страх, неверие, все та же ярость, отчаянье. Так много отчаянья. Темные глаза лихорадочно ищут ложь в золотистых. Но там только горькая правда. — Ты ее оставил в который раз. Ты бросил ее. Предал. — Аарон качает головой, не веря, не желая принимать правду. — Ее и своего ребенка. Она будет совершенно одна. И ее никто не сможет защитить в случае чего. А ты ведь знаешь, как жизнь жестока. Ты предпочел умереть. Ну разве тебя за это можно винить?! — Давление на шее становиться невыносимым. — К тому же, кто я такой, чтобы в чем-то тебя обвинять, Аарон, неверный раб и неверный муж. Она сама обвинит тебя. Думаю, это с тобой сработает лучше. А теперь я хочу, чтобы ты перед своей смертью подумал об этом. Я даю тебе минуту на то, чтобы ты подумал о том, что оставил, чего лишился, что предал и бросил в очередной раз.
Минута.
Его Владыка самый жестокий из всех существ, которые когда-либо сотворила Великая Мать. Детище ада. Сын преисподней. Он не стал убивать его мгновенно. Он не дал ему быструю смерть.
Он целую минуту вел его через отчаянье, разрывающее на части. Через сводящую с ума бессильную ярость. Через разъедающую вину. Через леденящее неверие. Через огненную правду. Через его собственный ад.
Райт следил за ним. Его взгляд был внимательным, подмечающим каждую новую эмоцию, вспыхивающую в глаза его раба.
Душа Аарона горела. Он гиб. Он умирал. Его взгляд становился абсолютно безумным, не верящим и загнанным. Он тускнел, медленно гас. Его уничтожали собственные чувства. Поразительно, но от этого действительно можно умереть. Его не сломили сотни ударов, но сломила правда, которую он не услышал от своей женщины.
Райт смотрел, считая секунды. Секунда — новая эмоция, словно удар превращает мужчину из воина в безвольного мертвеца. Он следил за тем, как медленно Аарон становиться близок к этой пропасти, куда его толкают вина и осознание собственной глупости. Еще немного и он упадет в нее. И Райт должен увидеть этот момент, запечатлеть эту точку наивысшего отчаянья. Когда его раб будет на грани смерти и жизни. Когда он поймет, когда он осознает, когда до него дойдет. Когда он постигнет истину
.
Минута.
Райт тихо вздыхает, на его губах играет довольная улыбка.
Он получил, что хотел.
— Да, Аарон. Я бы тоже отдал все за это. Мне нужно было сделать тебя достойным — Владыка снимает с руки кольцо с крупным черным алмазом. — А теперь, последний штрих. — Он наклоняется, холодный камень кольца касается груди поверженного мужчины, прямо над сердцем. — Но ты не переживай, боли почти не будет. Хотя… ты ведь уже проходил через это однажды. — Райт следит за тем, как тело его раба медленно, но уверенно восстанавливается. И он дал зажить всем ранам и срастись всем костям, прежде чем вдавить в грудь острые грани крупного адаманта. — Можешь сказать своей сущности «прощай», человек.
Темнота этого мира была подобна мутной воде. Она была так не похожа на тьму его родины. На чистую, благородную, древнюю, извечную. Здесь ночь была подобна неясному стеклу, через которое он смотрел.
