хлопнул по прозрачной сфере, как по мячу и рявкнул:
– Только попробуй ещё раз так сделать! – и попытался было уже уйти, но тут на потолке заворочалась разбуженная Фогарта:
– Что он сделал?
– Страх во сне наслал, – неохотно ответил Сэрим. – Ты спи, до рассвета ещё два часа. Завтра в Ашраб прибываем, отдохнуть надо.
Уже когда он ушёл, Фог запоздало вспомнила, что Сидше, отправляясь сменить в навигаторской Чирре, всегда запирал дверь каюты, и открыть её можно было или изнутри, или особым капитанским ключом.
«Может, просто забыл в этот раз?»
Как бы то ни было, с тех пор ящерка не шалила. Привыкнув к скудным и редким трапезам в пустыне, от голода она не страдала и признаков истощения не выказывала. Дирижабль тем временем постепенно приближался к Ашрабу, и уже следующим утром на горизонте завиднелись городские стены в окружении садов, лучше и нагляднее всего демонстрирующих незамысловатую истину: столица процветала.
А причина была простой – в отличие от Кашима, воды здесь хватало всем.
Говорят, что до опустошительной пятидневной войны, случившейся почти полтысячелетия тому назад, южные земли выглядели совсем иначе. В отличие от Ишмирата, расположенного на равнинах, где не добывали ни металлов, ни драгоценных камней, ни мирцита, необходимого для кимортов и мастеров, здешние недра были богатыми – и щедрыми. Кое-где жилы выходили прямо на поверхность, копни немного – и сокровища твои. Южане диктовали свою волю целому миру; их дворцы подпирали небеса, армия считалась непревзойдённой, редкие вина ценились больше золота… А что до золота, то до сих пор лорга при восхождении на престол надевал драгоценный венец из переплетения металлических листьев и трав, украшенный россыпью редких опалов, похожих на разноцветную росу. И мало кто знал, что северная корона выкована на юге.
Однако жизнь показала, что даже самое могущественное государство может исчезнуть с лица земли за одну ночь.
Достоверных записей о тех временах почти не осталось, а уж очевидцев – тем более. Но сейчас принято было считать, что война тогда началась из-за одного особенного рудника. В ишмиратских свитках, хранящихся в дворцовой библиотеке, говорилось: «…извлекли мирцит необычайной чистоты, и кто владел им – тот владел бы целым светом». Началась междоусобица, и киморты, связанные родственными узами с местными правителями, не остались в стороне.
Морт же не терпит, когда дети её идут друг против друга в кровавой схватке.
Схлестнулись мощные потоки, наделённые разными, но одинаково злыми стремлениями – и разразилась катастрофа.
За следующие пять дней южные горы обратились в песок, бурные реки иссякли, города оказались стёрты с лица земли, а сокровища стали пылью. Из полусотни мирцитовых рудников уцелели три, и самым богатым из них считался тот, что располагался за Ашрабом. Оттого и возрождение страны началось именно отсюда. Те немногие киморты, кто сумел выжить в бойне, вернули в город воду, возвели стены, проложили дорогу до месторождения… Увы, в то время потоки морт над песками были нестабильны – и губительны для тех, кто умел манипулировать морт. Тогда-то и прозвали пустыню Землёй Злых Чудес. Не десять и не двадцать лет минуло, прежде чем морт успокоилась, а эстры и киморты смогли жить здесь подолгу.
Одарённые дети же не рождались здесь до сих пор.
После войны прежние регалии не стоили уже ничего. Хотя всадники-арафи и возводили родословную к старым царским семьям и грозились срубить голову всякому, кто в их присутствии не проявлял должного почтения, настоящую силу получили купцы. Средоточием власти, её сердцем, был конклав, а располагался он именно в Ашрабе; пожалуй, соперничать с конклавом по влиятельности мог только храм, но простые жрецы предпочитали не вмешиваться в мирские дела напрямую – за редким исключением. Верхушка же храма с купцами обычно сотрудничала, а не враждовала, и несколько жрецов-наблюдателей постоянно состояли в конклаве на особом положении.
– Пять сотен богатых торговых семей правят пустыней, – рассказывал Сидше, склонившись к уху Фог. – Видишь разноцветные полотна с затейливой вышивкой, что украшают городские стены? То гербы этих уважаемых людей. От каждых десяти семей выбирается один представитель в конклаве; он выступает от их лица и зорко следит за тем, чтобы интересы их не нарушались. А из этих пятидесяти особо выделяются пять человек: двое ведают войсками, один – дорогами и источниками, расположенными у главных торговых путей, ещё один – налогами, а последний приглядывает за мирцитовыми рудниками. Важное дело: мирцит – единственное, в чём южные земли до сих пор превосходят и Ишмират, и Север.
Стены вокруг Ашраба украшались не только гербами, но и драгоценной мозаикой, и причудливой резьбой; да и сам камень, из которого они были сложены, притягивал взгляды – бледно-розовый, прохладно-голубой, зеленоватый, тёплый желтоватый, серый, лиловый и ослепительно белый… Плиты чередовались так, что издали чудилось, будто цвета мерцают и переливаются, словно пыльца на крылышках мотылька. Сотни дирижаблей парили над столицей; высокие швартовочные шпили, казалось, пронзали небо, а запах от густых, тенистых садов разносился на два дня пути от города и, как рассказывали, сводил с ума неподготовленных странников, считавших, что аромат мерещится им среди бесконечных дюн.
– Красиво, – зачарованно выдохнула Фогарта, по-детски прижимаясь лбом к стеклу. – Почти как в Шимре, только жарко.
– Не вздумай это в Ашрабе ляпнуть, – мрачно предупредил Сэрим, который сидел в кресле пилота выпрямившись так, словно он палку проглотил. – Здешние жители очень гордятся своей столицей и считают, что равных ей нет. Оттого и называют её Городом Ста Чудес. Скажешь, что Шимра лучше – станешь их врагом навеки.
– Тогда я просто это подумаю, – согласилась Фог легко. – А та женщина из конклава, к которой мы летим, какие семьи представляет?
Немного страшновато было услышать, что, к примеру,
