Во дворике в живописных позах, иногда вповалку лежали уже окоченевшие тела. Двенадцать мужчин, среди них один оборотень, на которого Тинтари израсходовал аж две стрелы. Оперения торчали из глаз, спин, из груди… Тинтари стрелял только наверняка, чтобы противник умер на месте. Ранить он не любил, раненые всё же порой выживали. Поэтому стрелял только в голову или в сердце. Пройдя в глубь дворика, Тинтари осмотрелся, как жнец, оценивающий снопы. Хорош ли урожай? Интересно, трупы сегодня кто-нибудь заметит или пока вонять не начнут, никто и не заглянет? Хотя, наверное, найдут всё-таки сегодня. Убийство Рясия Трупожора заставит стражу прошерстить все окрестности. Ох, как бы взбесился этот лысоватый тугодум, если бы узнал, что его заказал его же подельник. И он же помог выбраться Тинтари с территории храма. Похоже, Рясий сильно его разочаровал, и этот нервный малый заплатил приличную сумму, чтобы Тинтари убрал Трупожора и оставил в покое наагалея и Дейну. В особенности Дейну.
Но как он может оставить женщину, которая занимает все его мысли?
Тинтари присел на корточки рядом с чернобородым детиной, слепо таращившим мёртвый взгляд в небо, и присмотрелся к кинжалу на его поясе. Побираться с трупов бывший горняк не любил, но вещица была уж больно стоящей.
Хлопнула дверь и послышались скрипучие надтреснутые голоса. Тинтари вскинул голову и пристально уставился в проход между домами. Четверо едва стоящих на ногах старичков провожали лучившуюся счастьем бабулечку, прижимавшую одной рукой к груди узелок с вещами, а второй цепляясь за локоть высокой светлокосой девушки, на которую смотрела со слепым обожанием ребёнка, нашедшего родителей. Старички на перебой желали своей знакомой счастья в доме внучки, смотрели на девушку с печалью брошенных на произвол судьбы людей, а та отводила смущённый и огорчённый взгляд, старательно глядела куда угодно, лишь бы не на этих едва живых дедулечек, в высохших телах которых еле жизнь теплилась. И застыла, столкнувшись взглядом с Тинтари.
В первое мгновение девушка не сразу поняла, что увидела. Больно уж неожиданной и ужасной оказалась открывшаяся картина. Посреди дворика на корточках сидел ладный рыжекосый мужчина. Красивый, с плутовским насмешливым взглядом, немного измождённый и уставший и совершенно не вписывающийся в картину затухающей и усыхающей жизни, фоном которой были покосившиеся дома. Такой живой, полный сил и задора. Девушка смущённо моргнула и перевела взгляд на рыжую косу, кончик которой качался над…
Лицо её исказилось и мертвенно побелело.
Солнечно улыбающийся красавец сидел над трупом. Девушка вздрогнула, испуганно посмотрела на мужчину и оцепенела, увидев росчерк крови на стене дома над его плечом. Остекленевший взгляд медленно скользнул из стороны в сторону, выхватывая ужасающие детали картины, и вновь вернулся к рыжему красавцу. Тот белозубо улыбнулся и потянулся к арбалету за своей спиной. Оцепеневшая от ужаса девушка даже не шелохнулась, только смотрела, как мужчина неспешно кладёт болт в ложе и натягивает тетиву. Вздрогнула она только, когда Тинтари навёл арбалет на неё.
Но спустить стрелу не успел.
Раздался хруст, земля дрогнула, и Тинтари резко повернул голову именно в тот момент, когда выпрыгнувшая из забитого досками окна огромная чёрная кошка бросилась на него.
Воздух прорезал пронзительный женский крик, и Тинтари, стремительно развернувшись, выстрелил в кошку.
Госпожа старательно вылизывала подушку, на которой совсем недавно спал наагалей. Сам наагалей шуршал в гардеробной, а Дейна стояла у окна и с тревогой осматривала дворцовые стены и окна, на которые ей открывался вид. Под ложечкой нехорошо сосало, и хранительница переживала, что Тинтари опять пробрался во дворец. Охрана здесь, конечно же, была хороша, но лучшие из лучших служили как раз в отдалённых местах на подобие Рирейских гор. Под окнами паслись хвостатые охранники, а чуть в стороне стояли и беседовали наагариш Делилонис и наагалей Вааш. Рядом отиралась Шириша, и наагариш раздражённо отмахивался от неё хвостом.
Дейна обернулась на звук открываемой двери и уставилась на господина, устало привалившегося к косяку. Настроения играть у него, похоже, не было и вместо привычного яркого одеяния он надел жемчужно-серый халат, прекрасно сочетавшийся с болезненным цветом кожи. Дейне аж захотелось пожалеть наагалея, и она поспешила заложить руки за спину и прикусить язык.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Будто бы только узнали что-то новое и теперь переваривали, переосмысливали своё отношение к стоящему напротив.
— Спасибо, — наконец спокойно, не отрывая взгляда от хранительницы, произнёс Ссадаши.
— Не стоит, это моя вина, — Дейна нахмурилась.
— Проблемы с вольными я себе сам нажил.
— Но на болота затащила нас я…
— Ты можешь не спорить? — раздражённо зашипел Ссадаши.
Дейна виновато поджала губы.
— Ты способнее и сильнее, чем я думал, — неохотно похвалил её наагалей. — Из благородного давриданского семейства, а так легко и быстро поладила с деревенскими жителями.
— Дядя часто брал нас с братом в поездки и учил не тушеваться перед сложностями.
— Подстраиваешься под эти сложности ты тоже очень быстро.
Дейна решила, что наагалей в очередной раз припоминает ложь про жреца Богини-Матери. С такой тёткой, как у неё, быстро научишься придумать оправдания и складно врать. Тётушка Дония ужасна в гневе!
— Ты всегда была такой? — неожиданно поинтересовался наагалей.
— Нет, господин. Раньше я была мягкосердечнее и слабее. И более доверчивой.
— Угу, — загадочно изрёк господин и задумался.
Дейне стало не по себе. И ей ужасно сильно захотелось узнать, о чём думает наагалей.
— Как вы себя чувствуете? Может, хотите есть?
Наг явственно позеленел.
— Нет, — решительно отмахнулся он хвостом и, пошатнувшись, вцепился когтями в косяк. — Боги! Подойди и помоги мне.
Дейна поспешила к господину, и тот тяжело навалился на её плечо, приобнял и обернулся вокруг хвостом. Женщина озадаченно посмотрела на мрачный профиль нага. Тот на неё не глядел, пялился в пол и явно думал о чём-то своём.
— Похоже, мы теперь привязаны друг к другу на довольно продолжительное время, — наконец произнёс Ссадаши. — И нам стоит примириться с этим и стать терпимее друг к другу.
Дейна была готова мириться и терпеть уже сейчас. Бежать из-под охраны малость деспотичного господина ей больше не хотелось — хотя может ещё и захочется. Тем более произошедшее у храма Богини-Матери показало ей, что Тинтари всё же охотится за наагалеем. А отдавать наагалея «мужу» было жалко.
Да и похоже ей всё-таки нравится господин.
Слабый, беспомощный и раздражительный он будто бы стал настоящим и в какие-то моменты был очень милым. Не похожим на того раздражающего и играющего со всеми лицедея. Да и лицедей-наагалей тоже уже вспоминался без раздражения, даже с улыбкой. А в какие-то моменты с восторгом и смехом. Кажется, Дейна начинала понимать слова господина Вааша о том, что наагалей, несмотря на его зубоскальства, хороший человек… то есть наг. Просто нужно было узнать его немножко с другой стороны.
— Я защищаю тебя, а ты — меня, — продолжил наагалей.
— Идёт, — согласилась Дейна.
— Только давай ты больше не будешь меня таскать на себе, — не очень довольно попросил Ссадаши.
— Ну это как жизнь сложится, — не стала ничего обещать Дейна.
— Я не привык получать такую помощь.
— Не привыкли или не любите? — прозорливо уточнила женщина.
Ссадаши не ответил. Рядом с этой почти девочкой он стал чаще вспоминать свою юность, когда он был самым слабым из сыновей своего отца. Он вырос и стал самым сильным, былые переживания перестали иметь для него значение, юный Ссадаши казался ему излишне чувствительным и обидчивым. Но кое-что с тех времён сохранялось у него до сих пор.
Он не любил принимать чужую помощь и заботу, потому что забота связывалась в его сознании со слабостью. О нём постоянно заботились, потому что он был самым слабым. Чахлый нажонок-альбинос, умерший сразу после рождения на руках матери, из-за чего она потом долгие годы боялась к нему прикоснуться из страха навредить. Братьям запрещалось с ним драться, никто не хотел обучать его бою. Грозный отец так переживал за своего болезненного сына, что никто не смел к нему прикасаться, а сам Ссадаши видел в этом презрение к его врождённой слабости.
