Мэтт Ваймен - Саведжи

— Работа на подиуме, — говорила она, еще не прожевав шарик тайского жареного риса, — вот почему я подписала с вами... да, я понимаю, что моя карьера уже подходит к концу, но ведь должны же быть предложения получше, чем... чем вот это.

Перекусив, большая часть команды вернулась к работе, в полной мере готовая к тому, что Лулабель будет резкой и крайне грубой. Но вместо этого она без единой жалобы закончила работу над тремя сценами. К тому же, она была остроумна и даже после полуденной съемки мило побеседовала с ребенком-актером. Во время последнего дубля, по кивку дамы, ответственной за маркетинг, которая тихо сидела в уголке, прозвучали аплодисменты от режиссера в сторону Лулабель.

— Ты была великолепна, — сказал он ей. — Товар мигом сметут с полок.

Осталось отснять только некоторые крупные планы, но Лулабель попросила разрешения покинуть съемочную площадку. Визажист предложил смыть макияж, но, судя по всему, девушка сильно торопилась. Она выглядела счастливой, говорили они, но немного встревоженной, словно человек, который задавался вопросом, выключил ли он утюг перед уходом на работу.

Поблагодарив каждого члена команды, Лулабель захватила пальто и вышла из комнаты. Она закрыла за собой дверь, но, вместо того, чтобы выйти из дома, направилась прямо в туалет в конце длинного коридора. Потянувшись к дверной ручке, она вдруг отступила назад при звуке открывающегося засова. Затем дверь открылась, и в свете лампы возник человек. Он, казалось, удивился и поторопился прочь, не встречаясь с ней взглядом. Оставшись равнодушной, Лулабель вошла в туалет, но сразу же вернулась в коридор с выражением крайнего отвращения. Господи, что он ел? Было ясно, что она не сможет войти туда как минимум десять минут. Но она чувствовала, что десять минут — это слишком долго. Это и побудило ее подняться на второй этаж в поисках другой ванной комнаты.

Иван Саведж не любил тратить время впустую. Ему нравилось чем-то заниматься. В то утро, потратив час на сражение с зомби в собственной спальне, мальчик устал от видеоигр и переключил внимание на другие дела.

Он слышал, как Саша разговаривает с отцом в кабинете. Вне всякого сомнения, она надеялась уговорить его позволить ей увидеться с ее новым парнем. Иван знал Джека по школе. Парень был хорош в умасливании девушек, но к ребятам помладше так не относился. Если вы не убирались с его дороги в коридоре, Джек просто ломился вперед, будто вас не существует. Такое несколько раз случалось и с Иваном. А это лишь подкрепляло все сказанное отцом о вегетарианцах. Они были такими важными и напыщенными, словно в жизни у них все складывалось как надо. Что ж, подумал Иван, пока день медленно проплывал мимо, он покажет Джеку, что не весь мир лежит у его ног.

Иван решил, что, даже если Саше удастся получить разрешение пойти на свидание, она должна появиться у Джека с головной болью. Это умерит их пыл. И не только преподаст Саше урок за дешевые шуточки на его счет, но и будет выглядеть так, что все будут оборачиваться и смеяться.

Стоя на последней ступеньке, Лулабель Харт решила не беспокоить семью. Она слышала, как кто-то работал в кабинете, стуча по клавиатуре, но все двери в спальни были закрыты. Лулабель действительно не следовало ходить на второй этаж и мешать болтовне, смеху и воркованию. Ей показалось, что какой-то старик и женщина играют с ребенком, и это дало ей понять, что дальше ходу нет.

Но, аккуратно ступая, Лулабель все-таки направилась в семейную ванную. В конце концов, она ведь только на минуточку. Они даже не узнают, что она заходила.

Лулабель не осознавала, что у нее проблемы с питанием. Она любила поесть, когда могла себе это позволить. Еда помогала ей забыть, что ее карьера может закончиться в любой момент. Но она терпеть не могла то чувство вины, которое росло вскоре после очередного приема пищи. Модель просто не может позволить себе утратить самоконтроль, что сделала она, поэтому девушка разработала стратегию, с помощью которой можно было потакать себе, не набрав при этом лишних килограмм.

— Покончим с этим, — сказала она себе, закрывая дверь.

Это не приносило Лулабель удовольствия. В том, что ее фигура оставалась прежней, было какое-то удовлетворение, несмотря на спазмы в желудке, но процедура сама по себе была скучной. Она знала, как вызвать необходимую реакцию, которую она готова была встретить, стоя на коленях перед унитазом с поднятой крышкой. Сунув два пальца в рот, Лулабель нажала на корень языка, подготовившись к последующему рвотному рефлексу.

Как она и предсказывала, все закончилось за минуту. Пока ее частично переваренный обед плавал в унитазе, а глаза слезились от напряжения, Лулабель оторвала немного бумаги, чтобы вытереть рот, и потянулась к смыву. Хорошо, что она быстро с этим справилась. Это минимизировало весь запах. Желая, чтобы фортуна снова оказалась благосклонной к тому, что осталось от ее карьеры, Лулабель опустила рычаг. Ей было невдомек, что к нему была привязана длинная хлопковая нить. Может, она и услышала стук, когда утюг сорвался со своего места с полки над дверью позади нее, но все произошло слишком быстро, чтобы она могла как-то отреагировать. Привязанный шнуром к светильнику, утюг мигом пролетел через комнату, прежде чем острым концом пробить ее затылок. Так Лулабель повлияла на собственную смерть, прежде чем упасть лицом в булькающую воду.

У Вернона Инглиша была плохая привычка клевать носом во время операции по наблюдению. Во время его службы офицером полиции такое уже случалось и, безусловно, предполагало увольнение или же ранний выход на пенсию. В работе частного детектива эта привычка точно так же не была ему во благо, но временами он просто не мог совладать со старым уставшим телом.

В тот день, очнувшись от дремоты внутри потрепанного белого фургона, Вернон понял, что из поместья Саведжей только что кто-то вышел. Его разбудил звук закрывающейся входной двери. Он выпрямился на сидении и напрягся, пытаясь высмотреть, кто же это был. Он припарковался на противоположной стороне улицы, немного дальше от дома. Расслабился, увидев, что на тротуар вышла дочь. Вернон следил не за женой и детьми. Единственным интересующим его человеком был Титус Саведж, и он уже показал свою темную сторону. Фотографии Титуса, разговаривающего с мужчиной в глухом переулке, уже сослужили Вернону хорошую службу. Оказалось, что мужчина был кротом, сотрудником компании, на которую облизывался Титус. Вернон пока решил оставить эту информацию при себе. Это был лишь вопрос сбора достаточного количества доказательств, чтобы он мог по-настоящему погубить хищника, прежде чем тот успеет наброситься.