Мие сейчас семь. В прошлом месяце я договорилась с Дором, чтобы он взял её на обучение, и теперь они проводят вместе по три часа каждый второй день...»
– Ты чего? – Гард аж вздрогнул, услышав голос Каи и быстро захлопнул тетрадь. – Там что-то по-человечески написано, что ли?
– Н-нет...
– Или ты скрываешь от меня что-то? – Кая прищурилась и так серьёзно посмотрела Гарду в глаза, что у него внутри всё похолодело. Потом она моргнула пару раз и рассмеялась: – Да шучу я, шучу! А правда, там картинки, что ли?
Отобрав у Гарда тетрадь, она быстро пролистала её, но, не обнаружив ничего, кроме записей на неизвестном языке, разочарованно вздохнула.
– Просто интересно, – улыбнулся Гард, пожимая плечами. – Такие буквы, совсем на наши не похожи...
Кая спрятала тетрадь в свою сумку и принялась осторожно ворошить разгорающийся костёр. По листьям застучали первые капли дождя. Гард сощурился, всматриваясь в небо: конца тучам видно не было, и предсказать длительность дождя было невозможно. Поэтому он вздохнул, достал из сумки нож и пошёл собирать особую прочную траву вокруг наспех сооружённого жилища. Потом он с силой опустил несколько веток пониже и привязал их к кусту собранной травой.
Кая уважительно присвистнула.
– Знаешь, – заметила она. – Когда мы впервые встретились, ты показалась мне такой хрупкой и слабой девушкой, а сейчас смотрю: не так уж ты проста!
Гард усмехнулся:
– Папа часто брал меня в походы. И тебя, кажется, тоже, раз ты так легко разводишь костры среди ночного леса. Это тебе не печка.
Кая зарделась от гордости:
– Ну да... правда, в моём случае это была мама.
Теперь их убежище было совсем похоже на маленький домик и оба путника, уже немного промокшие, но довольные собой, сели плечом к плечу под деревом. Умиротворённые потрескиванием костра и запахом сырой земли, под шелест разошедшегося дождя и раскаты грома, они оба ощутили вдруг, что жить стало чуточку приятнее.
– Моя мама вообще на месте сидеть не могла. Это было проклятье, – сказала вдруг Кая.
Гард подозвал к себе светлячка и посадил его на торчащий из ствола лист.
– Почему же проклятье?
– Да потому, что мы никогда нигде не жили дольше полугода. У меня только друзья появились – мы тут же уезжаем на другой конец страны. Или она меня отвозила к бабушке, и возвращалась через два месяца. Иногда через три. – Гард присвистнул, и она продолжила: – Последний раз, прежде чем она меня оставила у бабушки навсегда, мы жили в столице. Целых полтора года... Вот это было здорово. Соседские девочки меня не любили, правда, но я дружила с одним мальчиком. Его звали Рю... Интересно, как он там? Столько лет уже прошло...
– Скоро у тебя будет шанс найти его, – Гард подбадривающе улыбнулся и подкинул в костёр пару веток потолще. – Наверняка он ещё в столице.
Кая горько усмехнулась:
– Ну да, конечно... Я не помню даже, где мы жили. Да и он скорее всего обо мне уже не вспомнит. К тому же, мы сильно изменились, и детство осталось в детстве.
– Кто знает, – протянул Гард. – Я была бы рада, если бы мой друг детства вдруг отыскал меня. По крайней мере, мы могли бы вместе вспоминать наши проделки и удивляться тому, как мы стали такими большими и серьёзными.
– Это точно... – Кая немного погрустнела и опустила голову Гарду на плечо. – Спасибо, что вытащила меня оттуда. Я и правда стала слишком серьёзной.
– Не за что, – Гард посмотрел на её макушку и отвёл глаза. – Мне самой это было нужно. Теперь я хотя бы не одна.
– Как и я...
Гард чувствовал, как волна, похожая то ли на беспокойство, то ли на радость, пробежала по его телу. Кая, такая храбрая и сильная, вдруг свернулась клубочком, как маленькая девочка, и прильнула к нему, будто в поисках крова. Он прикрыл глаза и попытался отрешиться от желания прикоснуться к её волосам. Если вдруг однажды он сможет вернуться в сады Торуса, как он будет жить дальше, соединившись с человеком? Как он сможет быть с ней, когда они такие далёкие, такие разные? Тем более сейчас, когда он для неё – всего лишь подружка. Если открыться ей, не испугается ли она? Не выдаст ли его? Люди не могут сопротивляться иллюзии, и только это пока спасает...
«Цыть, – сказал он себе. – Это всё ночь путает мысли.»
Гард сглотнул, пытаясь проглотить поднимающиеся внутри чувства, и заговорил:
– А мой папа очень любил историю. Он был учителем в школе, и во время каникул уезжал во всякие исторические места. Иногда брал меня с собой. И там, далеко от городов, мы с ним иногда ночевали в лесу.
– Как здорово, – прошептала Кая. – Наверное, хорошо иметь такого отца.
– Ну, поездки с ним и правда были хорошими. А вот в школе я из-за него немало пережила. Учителем он был строгим, часто проверял знания и наказывал тех, кто не успевал или плохо себя вёл. Само собой, это были в основном всякие хулиганы, которые потом на мне срывали свою злость и требовали, чтобы я убедила отца не проверять знания так часто. Конечно, я никак не могла на него повлиять...
– Бедняжка, – Кая подняла глаза на Гарда. – Меня мальчики не обижали, но от девчонок тоже доставалось. Из-за постоянных переездов я нигде не успевала прижиться, меня гоняли везде и всюду, новенькая ведь. Наверное, отчасти поэтому я и работала ведьмой: наконец окружающие признали мой авторитет и стали меня бояться. Вот так. Бу!
Гард рассмеялся, и Кая крепче прижалась к его плечу.
Так они и сидели почти до утра, когда дождь стал утихать и уступать место рассвету. И поднимавшееся Солнце осветило уставшим путникам дорогу в Смолью.
Глава 9
Дорога к столице прошла спокойно. До Смольи добрались поздно утром, когда Великое Солнце неумолимо приближалось к зениту, а там, на большой дороге, без труда нашли купца, который за умеренную плату пустил нас в повозку с мягким луговым сеном. Там, подстелив плащи, чтобы трава не щекоталась, мы растянулись, пригретые лучами Солнца, да так и проспали почти всю дорогу.
Проснулась я от шума городской суеты. Повсюду сновали телеги, лошади, а среди них и новомодные «машины», изрядно приправленные магией, а потому, не требующие тяглового животного. Лаяли собаки, мяукали кошки, ржали кони, а главное – переговаривались и перекрикивались люди. Сколько в столице было людей!.. За долгую жизнь в деревне я успела не то что отвыкнуть от них, но вовсе забыть.
Оле не просыпалась. Она лежала, свернувшись калачиком, и беззвучно шевелила губами, только на кочках слегка вздрагивала, но тут же снова расслаблялась. Я даже успела позавидовать такому крепкому сну. Сейчас, когда она спала, я впервые смогла внимательно рассмотреть её. Олеша была на удивления нескладной: при своём необычайном росте она была очень худой и узловатой, даже пальцы были словно на шарнирах, лицо вытянутое, щёки впалые, длинный подбородок и тонкие острые черты лица. Кожа при этом у неё была бледновата, а нос усыпан темными мелкими веснушками, которые сперва не бросались в глаза. «Бедная девочка, – думала тогда я, – наверное, ей тяжело будет парня найти... Помочь, что ли. Накрасить хоть немного, приодеть. Откормить, в конце концов. Хотя это скорее она меня откармливает...»
Самое печальное в этой мысли было то, что я не сильно отличалась от неё. Тоже высокая, тоже невыразительных форм, и с таким же вытянутым подбородком. В какой-то момент у меня даже мелькнула мысль: а вдруг это какая-нибудь моя пропавшая сестра? Но тут же прогнала её воображаемой метлой. Кто-то книжек начитался, и теперь фантазирует.
Извозчик остановился на одной из центральных площадей, и мы, спустившись с телеги, стали озадаченно оглядываться по сторонам.
– Сколько ж тут людей... – протянула Оле, всё ещё часто моргая со сна. – Где они все живут только? Тут что, подземелья, полные людей, как в муравейнике?
Я помотала головой:
– Это же центр, тут по окраине так плотно налеплены сёла, что не отличишь, где заканчивается одно и начинается другое. А днём все в город съезжаются. Что-то продать, что-то купить, а кто и просто на работу... Да, здесь совсем другая жизнь.
