И, стремясь как можно быстрее заглушить тоску и горе, всё сильнее одолевающих его с каждым днём, король приказал солдатам найти и принести ему всех троллей, каких только удастся найти. И, с той самой поры, поедание троллей стало его проклятием и наваждением, только в этом он ещё видел хоть какой-то смысл в этой жизни.
Поначалу всё шло хорошо, его верная Повариха исправно поставляла ему троллей, и он целыми днями проводил в своём дворце, в вечном чувстве счастья и блаженства, совершенно не интересуясь, что происходило в его королевстве.
Но всё в этом мире когда-нибудь заканчивается, и однажды, закончились и они…
Повариха всё реже и реже стала приносить ему троллей на его стол, а потом перестала вовсе.
И только тогда молодой Хрящ понял, что сердечная боль, терзающая его, никогда и никуда не исчезала, она всегда была в его сердце, только заглушаемая этими разноцветными маленькими существами, и когда их не стало, эта боль с новой силой вернулась к нему, заставляя по-новому взглянуть на этот мир.
Чтобы хоть как-то на время забыть о ней, Хрящ начал активно посещать спортзал, он целыми днями пропадал там, поднимая разные тяжести и фехтуя на мечах, и добился в этом очень значительных успехов.
Молодой король сильно вырос, прежнюю дряблую фигуру сменил мощный торс, перевитый буграми мышц, но всё это мало спасало зеленоволосого парня от щемящего чувства тоски и одиночества, всё сильнее с каждым днём завладевавшего им.
Многие девушки-бергены втайне мечтали о молодом короле, ему не раз под разными предлогами назначали свидания, но Хрящ лишь с презрением фыркал на эти неуклюжие попытки завладеть его вниманием.
Ему не нужны были все эти девушки, ему нужна была только она, та самая единственная, навсегда покорившая его сердце и так же внезапно исчезнувшая из его жизни, так жестоко оставившая его одного страдать в этом бренном мире…
И постепенно, под тяжёлым грузом обуревающих его чувств, в сердце молодого Хряща начали поселяться злоба, жестокость и ненависть на весь этот мир, навсегда отнявший у него саму возможность любить.
И он поклялся отплатить ему за всё сполна! Первой, откровенной вспышкой его будущей безудержной ярости ко всем и ко всему стала никто иная, как сама Повариха.
Узнав, что фактически всем королевством правит она и причём уже довольно давно, а он сам является, по сути, ничего не значащей фигурой, Хрящ пришёл в такую дикую ярость, что немедля решил раз и навсегда разобраться со старухой, показав ей, кто здесь всё же настоящий король.
Он тогда специально, при всех его подданных во дворце настолько жестоко избил её, что она целых полгода пролежала в постели, едва оставшись в живых после его железных кулаков. Его авторитет как короля, не терпящего возражений, вырос тогда до небес, и никто больше не смел ему в чём-либо перечить, или, не дай бог, выразить своё непочтение.
Сторонники власти Поварихи тогда попробовали свергнуть его с престола, но он очень быстро и жестоко подавил это восстание, «украсив» отрубленными головами пленных весь забор вокруг его дворца. С той поры эта казнь стала его любимой, и он никогда не упускал случая повеселить себя, отрубая голову своим подданным за любую провинность или ошибку. Он стал наконец тем, кем всегда и хотел, — Настоящим Королём. Тем, которого боялись и одновременно ненавидели все в королевстве, втайне мечтая о его смерти. Но он никому не давал даже малейшей надежды на это, создав личную гвардию, которая фанатично и беспрекословно подчинялась только ему одному, готовая всегда выполнить любой его приказ, каким бы страшным он не был.
И вот так он правит уже многие годы: без любви, без надежды, с одной лишь лютой ненавистью в сердце ко всем и ко всему, крепко держа весь Бергентаун в своем железном кулаке, не давая никому ни пощады, ни поблажек, ни спуска.
Отец, будь он сейчас жив, им бы гордился…
При этих мыслях Хрящ почему-то невесело усмехнулся про себя, а затем, вновь с тоскою уставился на жёлтый ботинок, когда-то принадлежащий ей…
«А ведь сегодня тот самый день, день нашего первого свидания в «Капитане Старфункеле», — горько подумал король.
И, как обычно, сегодня он снова пойдёт туда и будет, как и всегда, просто сидеть там, до самого закрытия, втайне надеясь, что она всё-таки придёт, пускай даже и спустя столько лет.
Какая всё же эта глупая надежда и какой всё же глупец он, что смеет тешить себя этой несбыточной надеждой, ведь он знает, что этого не случится, ведь за все эти годы она так ни разу и не пришла…
Но…
По-другому он уже попросту не может, да и не хочет, ведь надежда — это, по сути, всё, что у него осталось…
Тяжело вздохнув, Хрящ поднялся с кровати и, забрав с собою маленький жёлтый ботинок, вышел из дверей спальни, попутно подав знак двум безмолвно стоящим гвардейцам следовать за собой.
На улицах города было тихо, редкие прохожие, завидев мрачно шагающего короля, в страхе поспешно кланялись ему и, после этого, старались куда-нибудь незаметно, подальше улизнуть с его глаз. Подойдя к «Капитану Старфункелю», первым делом, что увидел Хрящ, был донельзя пьяный старый берген, сидящий возле самой двери с пустой бутылкой в руке. Заметив короля, старик пьяно ухмыльнулся, глядя на жёлтый ботинок, который тот с осторожностью держал перед собой.
— А, Ваше Величество! — старик попытался приподняться и отвесить пьяный поклон, но у него ничего не получилось, и он снова бессильно рухнул обратно, попутно упустив из рук бутылку, со звоном укатившуюся куда-то вниз по тротуару. — Пришли покататься на роликах? Хорошее дело! Только вот ботиночек вы для себя какой-то маловатый захватили! — старый берген пьяно захихикал, весёлыми, от затуманивших их приличной дозой алкоголем, глазами смотря на закованного в стальные чёрные доспехи короля. — Ну, хотя это, конечно, ваше дело, вы же Король, вам и решать, на чём вам кататься!
Гвардейцы, до этого молча стоявшие позади Хряща, в один миг подскочили к старику, и один из них, наполовину вынув меч из ножен, вопросительно обратился к королю:
— Прикажете его убить, Ваше Величество?
Хрящ, с презрением глядя на старого пьяницу, лишь отрицательно покачал головою.
— Не нужно. Пускай живёт. Сегодня у меня особенный день, так что считай, что тебе повезло, старик! Но впредь, будь осторожен со своим языком… Не распускай его, где не нужно, а то легко можешь остаться не только без языка, но и без головы… И запомни, старик, этот ботинок, который сейчас у меня в руках, предназначен не для катания, это память о моей девушке, и больше никогда и нигде не вздумай упоминать о нём, понял?
Старый берген, как будто и не расслышав предупреждение короля, опять глупо захихикал, совершенно пьяными, ничего не соображающими глазами глядя на медленно начинающего свирепеть Хряща.
— Так этот ботинок принадлежал вашей девушке? — с неподдельным изумлением воскликнул пьяница, пытаясь плохо сфокусированным взглядом оценить его размеры. — Ваше Величество, вы меня поражаете! Ваша дама сердца что — ребёнок?! Вот уж никогда бы не подумал!
Хрящ, свирепо глядя на старика, низко наклонился к нему и тихим, жутким голосом проговорил, с яростью глядя тому прямо в глаза:
— Ещё одно слово, старый мешок с дерьмом, и твоя голова будет сегодня торчать вместо пугала на воротах моего замка! Предупреждаю тебя в последний раз, больше снисхождения не будет!
Скрипнув зубами, Хрящ открыл дверь и хотел было уже зайти внутрь, как неугомонный старик вновь напомнил о себе, продолжая как ни в чём не бывало весело бубнить себе под нос разный вздор.
— Ну да, конечно, Ваше Величество, я и не спорю, что эта вещь принадлежит вашей девушке, вы же наш любимый Король, вам виднее! Хотя, помилуй бог, где вы, спрашивается, видели девушку-бергена, которой подошёл бы этот ботинок?! — старик пьяно ухмыльнулся, разговаривая уже по всей видимости с самим собою. — Правильно — нигде! Таких у нас в Бергентауне попросту нет, да и никогда и не было! Хотя… Если как следует подумать… — тут старик с глубоким философским видом задумался, пытаясь одновременно с этим упереться рукою в тротуар, чтобы окончательно не упасть набок. — Знавал я, пожалуй, одну девушку, которой этот ботиночек пришелся бы как раз впору… Какие же тогда у неё были маленькие ножки… Как раз ее размер…
