Кот терся об меня тёплым чёрным боком.
— Скажи, Уголёк, ты всё это знал? Ты знал, что Лука — такой?
— Какой такой?
— Что он так легко впускает в свою жизнь других женщин, не рассматривая это как измену? Разве это правильно?
— Смотря что считать правильным, Гли. Император считает, что нарушать обещания, данные истинной, не проблема.
Я молча смотрела на сумерки в дверном проеме и мыслей не было.
Поступки и слова Луки казались мне предательством. Разве могут быть такие отношения нормальными? Почему мне никто не говорил, что мужчины так поступают?
Ах, да! У меня же не было матери, я росла с отцом и нянечкой.
Если Лука говорил правду, нянечка вполне себе могла заменить моему отцу жену.
О чем я только думаю!
— Не печалься, дорогая, — Бог появился внезапно, словно сотканный из темноты. Наклонив свою рогатую голову, он стоял, прислонившись спиной к двери. Деревья не шумели, и вообще, на мир будто накинули покров молчания. — Не грусти, Гликерия. Ты не первая, кого удивляют такие поступки, и не первая, кто не может их принять.
Бог сел на порог, вытянув свои длинные ноги на ступеньках.
— О чём это ты?
Он шумно втянул ноздрями воздух, и также шумно выдохнул.
— Сдается мне, что клетка, в которой ты жила при отце, была еще уже и меньше, чем я предполагал. Что рассказывал тебе отец об отношениях между мужчиной и женщиной?
— А в них есть что-то особенное? Есть какой-то секрет?
Широкая улыбка растянула морду Бога. Она выглядела странной и страшной одновременно, но она не пугала меня.
— Я понял, Гли. Я поговорю с Богиней и попрошу её помочь тебе снять браслеты истинности с тебя и Луки.
— Почему ты будешь просить за меня, мой Бог? — он не смотрел на меня, но я чувствовала, что он пришел меня поддержать.
— Потому что в тот момент, когда я помог твоей матери тебя спасти, я отчасти стал твоим отцом. Я вернул тебя с дороги смерти, на которую ты уже ступила на тот момент. Уже близок тот момент, когда я покажу тебе, что случилось тогда. А пока, — он повернулся ко мне и внезапно очень нежно погладил меня по голове. — Тебе нужно хорошо отдохнуть, завтра к тебе придут первые покупатели трав и зелий.
— Откуда они обо мне узнают?
— Это всё Верховная. С ней ты тоже потом поговоришь об этом. А ты, безобразник, — он перевёл свои желтые глаза с вертикальными зрачками на Уголька, — ты следи за безопасностью. И сразу сообщай мне, не затягивая!
Бог встал, потягиваясь.
— Подожди, — я схватила его за штанину, и тут же отдернула руку. — Мой Бог, это ты прислал сюда бобра?
— Бобра? — он хищно посмотрел на меня. — Бобра?! — он взревел. — Вот, кто создал эту ситуацию! Гли, иди в дом. Я всё решу сам.
И Бог исчез, словно растворившись в воздухе.
— Пойдем спать, — кот мурлыкал где-то сбоку. — Пойдем. Ты сегодня ни крошечки не съела, ведьмочка моя.
Я машинально погладила Уголька по теплой спинке.
— Ну что ж, пошли поужинаем чем-нибудь, дружок.
На лес легла ночь, укутав мир плотным глухим облаком тумана. Я хотела прогуляться перед сном, но, поглядев в окошечко на кухне, решила, что на сегодня с меня хватит приключений.
Расстелив постель, подхватила Уголька под толстый меховой животик, я залезла под удобное теплое одеяло. На окошке я оставила свечу, отодвинув её от симпатичной занавески и подтянула к себе гримуар.
Любовь любовью, переживания переживаниями, но учить заклинания и разбираться в хитросплетениях сил нужно обязательно. Хотя бы понемногу.
Уже засыпая, я мысленно проговаривала про себя правила использования темной силы.
— Мы не причиняем зла, мы защищаем себя и то, что принадлежит нам. Сила — то, что необходимо для нас, наших целей и нашего бытия, но мы не причиняем вреда…
Мы не причиняем вреда.
Спокойной ночи, Гли.
Глава четвертая. В гостях у Богини.
— Рогатый Бог дикой природы, наш Лучезарный Бог Солнца! Я взываю к тебе среди стоящих камней, молю тебя, о Древний, чтобы ты благословил мои мистические церемонии, о Великий Бог!
Песня длилась и длилась, абсолютно не имеющая рифмы. Хотя, может, это только моё восприятие, потому что женщины, стоявшие в кругу камней на широком зеленом поле, пели настолько самозабвенно, что я даже засмотрелась.
Куда уж мне, весьма посредственной травнице (и я не прибедняюсь, нет), до такой силы молитвы Богу! Женщины были прекрасны!
Они были обнажены, как и положено на правильном праздновании. По погоде ощущалось, что это был Мабон. Хотя, я также могла ошибаться.
На камне в центре лежали ветки дуба, румяные яблоки и яркие осенние листья.
— Пока Богиня кутается в земную мантию, наш Великий Бог Солнца плывет на запад, в страну волшебства. Окутанный холодом ночи, только ты поддерживаешь нас, даже наблюдая это видимое угасание сил природы! О, Великолепный Солнечный Бог, даруй мне силы быть радостной и доброй, мудрой и терпеливой, помоги и поддерживай меня на моем пути к Вечности!
Женщины пели и пели, а я, замершая в сторонке, и не очень понимающая, как я здесь оказалась, наблюдала за ними.
Если бы это был Самайн, рассуждала я, наверняка их было бы больше, чем семеро. Небольшой, я бы даже сказала, очень узкий круг ведьм, восхваляющий Бога.
Внезапно пение прекратилось, и в свете факелов, которые были установлены вокруг женщин, практически в центре круга засияло пятно белого света, увеличиваясь в размерах.
Женщины замерли с масками ужаса на лицах. Мне не доводилось видеть вживую круг ведьм в сезонное празднество, поэтому я не понимала, чему они были испуганы.
Подумаешь, пятно света. Это же темные ведьмы, чего им вообще боятся.
— Вы, мерзкие еретички! — из света появилась женщина, высокая, светлокожая и светловолосая, словно утренний рассвет.
О, Великий Бог, это что же, сама Богиня?
Она стояла на центральном камне, который, по-видимому, являлся алтарем в круге. Какая она интересная, эта Светлая Богиня, не чурается топтать священный алтарь другого Бога.
— Как вы смеете призывать на помощь Его прямо здесь, в центре моего мира?
Одна из женщин выступила вперед, абсолютно не стыдясь своей наготы. Я узнала в ней себя, и это одновременно удивило и ужаснуло меня.
— Ты ошибаешься, Богиня, — она спокойно говорила с великой Богиней, как с обычной женщиной. И я поняла, что это Верховная, моя мать.
— Я не ошибаюсь, ведьма. Я никогда не ошибаюсь! Почему-то ваш божок решил, что может управлять миром, который всегда верил в меня.
— Ты не права, великая, — вновь перебила её Верховная. — Этот мир наравне с тобой всегда верил в Солнечного Бога. И мы, его жрицы, всегда следовали за ним.
— Ты считаешь, что ты имеешь право говорить со мной таким тоном? — Богиня рассматривала Верховную, как букашку.
— Она имеет право говорить с тобой, как ей вздумается, жена, — в круг заступил Темный Бог, одетый в темные одежды и длинный плащ. — Это мои жрицы, и они отмечают праздник осеннего равноденствия. Чего же ты здесь забыла?
Богиня с усмешкой рассматривала Бога.
— О, любезный Драйтен, — протянула она, — я оказалась здесь потому, что это маленькое существо решило вызвать меня, — и она завела за спину руку и вытащила из-за спины сверток с младенцем. Держа сверток двумя пальцами на вытянутой руке, она продолжила:
— Это создание где-то научилось способам призыва меня, и я оказалась внезапно над её кроваткой, в темной спальне. Сдается мне, — она окинула взглядом женщин в каменном круге, — это ребенок одной из вас. Как же может ребенок с такими ошеломительными силами иметь в матерях ведьму?
Верховная напряглась, и я поняла, кто этот ребёнок.
Этим ребёнком была я.
— Остановись, жена, — Бог поднял руку в предупреждающем жесте.
— Зачем мне останавливаться? — она улыбнулась, и извлекла из свертка ребёнка за ножку. — Я сейчас всё приведу в равновесие. У темной матери не может быть светлого ребенка, даже если эта мать изменила своей Богине.
