них пометки.
– В этих местах мы обычно делаем паузы. Начинаем хлопать и позволяем зрителям включиться в пение. Но ты продолжаешь играть. Держишь структуру все время. Качаешь толпу.
Кивала. Боже. Позволять зрителям петь! Какой непрофессионализм. Словно они забыли слова или играть разучились. Люди заплатили, чтобы слушать, а не выполнять работу музыканта! Кто вообще в своем уме стал бы платить, чтобы спеть?
– Я написал тебе свой номер. Позвони, если возникнут вопросы. Полноценную репетицию мы все равно сможем провести только в клубе во время проверки звука.
Кивнула, все ещё боясь открыть рот и обидеть Марко своими мыслями. Звонить ему я, конечно, не буду, но уже не из-за снобизма. У меня просто не с чего звонить.
– Тогда до вечера. Удачи тебе не желаю. Если ты сыграешь лучше Виви, а ты все делаешь идеально до зубового скрежета, я тебе этого никогда не прощу, Елена. Я искренне надеюсь, что ты облажаешься.
Вот и поговорили. Осталась один на один с распечатками. Меня мучил только один вопрос, если Марк желает мне провала, зачем тогда оставил номер и подробно расписал все места, которые могу вызвать у меня трудности.
Когда Марко ушёл, я заботливо собрала распечатки и убрала их в сумку. Я пропустила всего полторы пары и вполне успевала на оставшиеся занятия. Могу устроиться на последней парте и спокойно разучивать песни. При одном только беглом взгляде на листы, музыка уже слагалась в моей голове, а голос Винсента обрамлял все своим пением. Пальцы сами собой водили по воздуху, пытаясь нащупать мелодию. Я справлюсь. Непременно справлюсь.
Поспешила обратно к своему шкафчику. Нужно попробовать очистить его. Тем более я помню, что проделал со мной Вестерхольт. Я легко повторю эти хангрийские мотивы на флейте и избавлюсь от гадкой жижи.
Вот только в холле меня ждал новый сюрприз. Никаких следов недавнего побоища не было и в помине, из моего шкафчика не лилась сомнительная субстанция. Лишь кое-где в углу лежало несколько перьев. Осторожно потянула за ручку дверки и на всякий случай отпрыгнула едва створка отворилась.
Ничего. Тетради и книги аккуратно разложены. Чуда не произошло, и они уже не были красивыми и новенькими. Потрепанные слегка разбухшие страницы. Но сухие. И даже текст читаем.
Недолго гадала, кого благодарить за эту заботу. На внутренней стенке шкафчика была нацарапана картинка. Пригладила пальцем смешную пучеглазую курицу. И почему я не обижена? Почему мне приятно?
Обернулась. Никого не было в холле. Быстро приложила чистый лист бумаги к рисунку и заштриховала карандашом, переводя изображение. Сложила листочек с картинкой и спрятала в карман. Понятия не имею, зачем я это сделала, но сейчас это казалось мне важным. Очень важным.
Курочка…
Прозвучало в мыслях голосом Винсента. Как бы я не мотала головой, вытряхнуть это уже не получилось.
Закрыла шкафчик, и с тяжелым сердцем пошла на третью пару. До начала занятия оставалось ещё немного времени. Положила бубен на колени, если вдруг кто решить опять меня забросать яйцами, и достала песню Виви.
Хорошо, что я не стала читать её в присутствии Марка. Простовато даже для Парамнезии. Слегка избитый текст про противоположности, про единство и дружбу, огонь и лёд. Несложно было догадаться, что в такой аллегорической манере Вивиан показала непростые отношения между Острайхом и Хангрией. Наивно и даже чуточку мило. Но с таким они бы точно не победили. Скорее всего их бы освистали. Так что я сделала им одолжение, что ввязалась в дуэль с Винсентом и сорвала конкурс.
Песня нуждается в значительной доработке. Она не безнадежна, но… Ей ещё рано появляться на свет. Зачем же мне дали эту распечатку?
В коридорах стало шумно, и я быстро спрятала листы в сумку и схватилась за бубен.
Мои одногруппники стягивались к аудитории. Они беззаботно переговаривались, пока не увидели меня. Вновь напряженная тишина. Переглядывание, а затем полнейшее равнодушие.
Кто-то уткнулся в книгу, кто-то перебирал в воздухе невидимые струны. Кто-то большим пальцем постукивал по сумке, слово играя на басу. Я видела эту нестройную музыку, по легким движениям рук я могла считать невыраженные мелодии. Все безбожно фальшивили даже в собственных мыслях. Но хуже всего мое сердце. Давненько он так не теряло ритм.
Игнорировать меня продолжили и на парах. Я несколько раз поднимала руку, чтобы прочитать свою работу, но преподаватель словно смотрел сквозь меня. Мне пришлось молча положить своё исследование ему на стол.
Получила дежурное “угу” в ответ.
Это продолжалось до самого обеда.
Меня даже на раздаче еды чуть не пропустили, а потом хангрийка-раздатчица шлепнула каким-то месивом, напоминающим картофельное пюре так, что часть отскочила мне на мантию. Она долго и с вызовом смотрела мне в глаза. Я лишь рассеянно поблагодарила её и пошла занимать свободное место.
Сегодня был целый стол в моем распоряжении, только аппетита не наблюдалось. Отодвинула странное пюре и разложила перед собой распечатки с песнями. Лучше займусь делом, чем буду раздумывать над всем тем, что со мной происходит за последнее время. Всех в академии мотыляет из равнодушия в открытую враждебность и обратно. Это очень утомляет.
Сама не заметила, как стала редактировать песню Виви. Не из снобизма или врожденного перфекционизма. Мне было жаль этот недоведённый до идеала шедевр. А ведь это действительно могло быть шедевром, чем-то что по-настоящему сплочает народы.
Добавила партию для скрипки. Не знаю, почему я сделала это. Наверно именно скрипка представляла весь Острайх с его утонченностью и царственностью, в то время как ударные и гитарные партии были чем-то яростными и диким. Такой я всегда представляла непоколебимую Хангрию, которая никак не хочет вливаться в наш Западный мир. Сопротивляется, цепляется за прошлое, страдает.
Расширила роль Марко. Клавишные здесь были мостом. Удивительным балансом между сражением скрипки и гитар.
Теперь мне все нравилось. Жаль, никому не покажешь. Мне дали ясно понять, чтобы эту песню я не трогала. Отложила карандаш в сторону и полезла в сумку за ластиком. Едва я распрямилась, как чуть не вскричала от паники.
Откуда он только взялся?
Винсент держал листок с моими пометками и внимательно его изучал. А
