что было бы потом, Ричард не знал. Впрочем, он прекрасно понимал, что страшное желание невыполнимо: супруга была мертва. Знал он также и то, что никогда не позволил бы себе причинить Киару незаслуженную боль.
— Хотел бы я всё исправить… не встречать тебя… или… встретить, но не заметить, не привязаться к тебе, не влюбиться в тебя… а если влюбиться, то игнорировать чувства, не думать об эмоциях, которые ты пробуждала во мне… уехать куда-нибудь далеко… человеческая жизнь может быть длинной, но не такой, как у вампира… клан бы вернулся, когда тебя не стало бы… и я бы продолжил жить в одиночестве… знаешь, родная… я хотел бы сказать тебе раньше, насколько сильно ты мне дорога… показать тебе… сделать хоть что-то… или… может быть… тогда мы были бы готовы к потенциальному возвращению Джозефа и я смог бы найти способ тебя уберечь… даже если мне пришлось бы запереть тебя в комнате, чтобы сохранить струны сердца… ты бы кричала, ругалась на меня… разбила бы всё, что только могла… но ты была бы жива. Ты. Была. Жива… была… а теперь тебя нет… а я один… и я просто… просто не знаю, как мне жить…
Тишина дома и одиночество дарили Ричарду столь необходимое спокойствие. Мужчина прекрасно понимал, что это последний раз, когда он может позволить себе показать слабость и выговориться, ведь как только он покинет тринадцатый дом, ему необходимо будет надеть привычную маску и сделать вид, что потеря Киару никак не отразилась на нём.
— Я не знаю, как мне жить без тебя, Киару… — прошептал Ричард, отбрасывая пустую коробку в сторону, а затем, опустившись на корточки, стал собирать перчатки. — Ты практически всегда носила перчатки… Почему я ни разу не спросил о них… мне казалось, что ты просто не любишь, когда тебя касаются… что ты хочешь держаться в стороне от всех, а перчатки были для тебя нормой… но ты продолжала надевать их… реже, но продолжала…
Собрав все перчатки, мужчина распрямился, подошёл к старому креслу и бережно уложил изношенные предметы гардероба на подлокотник.
— Сколько же здесь хлама… — пробормотал Ричард, проведя пальцами по обивке.
Блуждающий взгляд зацепился за белый уголок, торчащий между подушкой и спинкой кресла. Спустя несколько мгновений, в руках бывшего главы клана «Ночной Огонь» оказался конверт, подписанный изящным почерком Киару: «Ричарду Р., вручить в случае моей смерти… лично в руки…».
— Ещё одно письмо? — непонимающего произнёс Ричард, рассматривая надпись.
Конверт не был запечатан. Где-то в глубине души мужчина осознавал, что на его супругу это не похоже. К личным вещам та относилась чрезмерно бережно, а письма обычно так прятала, что иной раз сама не могла найти с первого раза.
Усевшись в кресло и подняв в воздух пыль, дрожащими пальцами Ричард вытащил листы.
— Почерк твой… — нахмурился мужчина. — Когда ты это написала, Киару?
Он знал, что не будет ответа, но нуждался в том, чтобы услышать голос любимой.
Глава 13. Письмо
***
«Здравствуй, мой дорогой Ричард. Если ты читаешь эти строки, это означает лишь одно: меня больше нет. Я заранее позаботилась о «Последнем Письме». Знаю, что прежде чем меня не станет, я смогу найти нужные слова и попрошу тебя разобрать вещи на чердаке. Что-то пригодится Джин. Что-то ты оставишь на память себе… Знаешь… ты можешь сделать с домом всё что угодно. Я не думаю, что ты будешь здесь жить… и если тебе не нужен тринадцатый дом, то… оставь его Джин. Пожалуйста. Ей некуда пойти… Да, сейчас она учится в частной школе… но я знаю, что её дом здесь. Думаю, она поймёт, почему я ничего ей не рассказала о своём состоянии. Она звонила мне сегодня и мы проговорили целых двадцать минут… потом ей необходимо было бежать на занятия. Я надеюсь на то, что её жизнь сложится хорошо. Пожалуйста, присмотри за ней. Ричард, я могу доверять лишь тебе. Я не доверяю себе, но доверяю тебе и поэтому прошу присмотреть за этой девочкой. Я оплатила (кажется) два семестра… но… не помню. Документы в кабинете. Пожалуйста, проследи, чтобы она не бросала учёбу. Она была так счастлива, когда поступила учиться в эту школу.
Если честно, то я не знаю о чём писать. Я уверена, что мы успеем всё обсудить, что у меня хватит сил и, до моего последнего вдоха, мы будем вместе. Знаешь, Ричард, мне достаточно сложно было довериться тебе, впустить тебя в свою жизнь… Ты как-то спросил меня… Недавно или давно… но точно после свадьбы. Жалею ли я? Я не ответила тебе тогда, но сейчас… сейчас хотела бы сказать: я не жалею. Я ни разу не пожалела, что нас принудили к этому браку. Для тебя это была ответственность за меня и моё «Право Жизни», а для меня — частичное исполнение мечты.
Я родилась в девятнадцатом веке. Меня воспитывала бабушка и я росла с единственно верным планом: быть благоразумной, быть учтивой, быть относительно тихой, держать эмоции под контролем (с этим у меня всегда были проблемы… я так и не смогла научиться прятаться за масками). Я должна была стать взрослой и выйти замуж. У меня должны были быть дети и я была бы хорошей мамой… не оставила бы их… я была бы им замечательной мамой. Ты мне веришь? Но я знаю, что нет. Не веришь. Я хотела стать мамой. У меня был прекрасный шанс, но… я сама сделала сотню ошибок, которые не позволили мне воспитать сына… а ведь не допусти я тогда тех ошибок, мы бы были женаты раньше и наш сын рос бы… как думаешь, каким бы он вырос? Да, я знаю, что мне не стоило говорить об этом, не стоило вспоминать, но знаешь… я уверена в том, наш сын был бы для нас самым лучшим, самым ценным, самым-самым.
Мне следует вернуться к последнему письму… я должна составить чёткий план. Моё самое первое письмо было очень неудачным. Знаешь, в самом первом письме (я уверена, что хотела его уничтожить и надеюсь успеть это сделать… вот только мне осталось найти те листы…) я рассказала о своём детстве, о своих родителях… о том, что ты помог мне вспомнить… Но… это был очень плохой план. Потому что если говорить о последнем письме, то оно должно быть абсолютно другим. Искренним. Поддерживающим. Светлым. Потому что моё письмо не для меня, не для кого-то… а для тебя. Потому что ты, мой дорогой Ричард, являешься самым важным в моей
