А еще нравилось поколачивать жен, о чем Томии со слезами рассказала нетрезвая старостина соседка. Ей, похоже, единственной было жалко умерших сироток. Остальным особого дела до них не было.
В общем, паука следовало раздавить, как он того заслуживает. А то ведь, наверняка, найдет себе следующую жену, стоит Томии сбежать. А в школу она еще успеет, если домой не получится вернуться. Там ведь учеников принимают в конце лета.
А потом до свадьбы осталось всего несколько дней.
К Латьялле пришел лечиться странный парень из соседнего села. Он был пришлым. Занимался бортничеством. Обладал слабым магическим даром, что помогало ему в сборе меда — умел он сделать так, что пчелы его не кусали. Причем, научился этому случайно, с перепуга, и совершенно неожиданно для себя.
Латьялла пощелкала языком. Смешала травы и велела делать из них компрессы на пострадавший при падении глаз. Потом заварила других травок и велела пить, потому что какие-то дурные девки опять опоили несчастного бортника приворотными зельями. А потом, когда он ушел отсыпаться к приятелю, рассказала Томии, что этот бедолага самый молодой мужик в том селе. Там двадцать два года назад убили мага. Травника. То ли ограбить хотели, то ли по пьяни, дознаватели даже выяснять не стали, просто соорудили столб и повесили на него табличку о том, что магам в то село ездить не стоит, опасно потому что. И снять пообещали только через четверть века, чтобы селяне поняли и осознали. А спустя несколько лет рождаться в Тихом Болоте стали только девочки. Непонятно почему. Село даже на проклятья проверяли и ничего не нашли. А потом эти девочки подросли, вдовцов на всех не хватило, а из чужаков только бортник на свою беду и прибился.
Почему он оттуда не сбежал сразу, как осознал всю глубину ситуации, Латьялла не знала. Но бесплатно снимала последствия очередных приворотов и очень бедолагу жалела. Ведь несмотря на то, что подросшие девчонки постепенно то в город сбегали, то умудрялись заманить в село женихов, чаще всего бывших наемников, вынужденных бросить дело из-за ранения, оставалось безмужних девиц еще много, И все они отчего-то были уверены, что любят несчастного бортника, поили его зельями, всячески соблазняли, а потом требовали жениться.
Судя по тому, что бортник до сих пор был неженат, ничего у них не получалось.
А может ему на самом деле нравилось быть единственным петухом в том курятнике.
Мужчины иногда такие странные. Уж в этом Томия успела убедиться. Взять хотя бы паука. Он еще жениться не успел, но уже стал требовать, чтобы его невеста перестала заниматься ведьмовством. И на Латьяллу смотрел неодобрительно. Наверное бы уже даже потребовал чтобы она из села ушла, но опасался, что односельчане его не поймут. Потому что к Латьялле бегали лечиться из четырех окрестных сел, а иногда даже повитухи посылали мальчишек за помощью. Вот выгонишь ее, она уйдет в другое село, а потом из обиды возьмет и откажет в лечении бывшим односельчанам. Они тогда же пауку дом подожгут. Себя им наверняка жальче, чем каких-то сирот.
Отоспавшийся бортник распушил хвост и стал Томии улыбаться, почему-то неуловимо напоминая брата.
Потом он ее пытался веселить и рассказывал о поющих ежах. Томия вежливо посмеялась.
А потом предложил сбежать.
Ага, в то самое село, где и так куча незамужних девиц в самом соку.
Томия вежливо объяснила, что не собирается сражаться с ними за столь завидного жениха.
Бортник расцвел и начал объяснять неразумной ученице лекарки, что пытается ее спасти.
Неразумная объяснила бедолаге, что поклонницы бортника могут от отчаяния и отравить соперницу. А в противоядиях она разбирается гораздо хуже, чем в зельях от головной боли и успокаивающем. Потому что ничего другого ей до сих пор было не нужно.
Правда, рассказывать, что готовила эти зелья тайком от родственников и занималась самолечением, не стала.
А потом пришел ревнивый паук, выгнал бортника, обозвал Лакьяллу сводней и мрачно предупредил, что утром придут невестушку одевать и забирать. И если ее не окажется на месте, бортника изловят и ноги-руки переломают. Видимо подозревал, что Томия уже решила бежать со столь завидным женихом. И родственников подослал бродить вокруг дома. До самого утра. Они там сначала топали. Потом, видимо для согрева, напились и стали орать песни. Им подпевали собаки. И Томии очень захотелось кого-то проклясть, желательно будущего мужа. Жалко, что она не умела.
— Надо было эту сволочь сразу прибить, — мрачно пробормотала девушка в подушку. — Причем так, чтобы мучился. Мерзкий паук.
А еще Томия поняла, что домой вовсе не хочет. Потому что здесь она гораздо свободнее. И здесь у нее есть шанс научиться чему-то невероятному. Если тут даже из совсем слабых магов умеют выучивать отличных лекарей, то и из девчонки с сильным даром что-то толковое сотворят. И тогда домой можно будет вернуться во всеоружии. С достойным мужем, а не мерзким пауком в качестве такового.
— Надо придумать, как испортить ритуал, чтобы привязка его не засчитала. Или будет достаточно того, что я в его силу не поверю?
Томия задумалась и даже почти перестала слышать мерзкое хоровое пение.
Бежать до свадьбы было нельзя, тогда паук станет мстить Латьялле. И пусть она говорит, что ничего страшного в любом случае не случиться, быть причиной вреда, причиненного спасительнице, нехорошо. И бесчестно, да и просто не хочется. Потому что Латьялла настоящее сокровище. И Томия была бы счастлива, если бы она на самом деле была ей старшей сестрой, а не называла себя таковой в шутку.
— Надо придумать… жреца этой Радуги напоить чем-то что ли? Чтобы слова путал? Интересная мысль.
глава 7
Глава 7
Охотник на ежей
Идти по карте оказалось вовсе не так легко и весело, как казалось. Тропы постоянно сворачивали куда не нужно и в сторону болота особо не стремились. Светлый лес, через который спокойно могла промаршировать армия, даже почти не ломая строй, неожиданно сменялся на заросли. Их приходилось или обходить, иди продираться через них, таща за собой лошадь, которой туда не хотелось. Иногда лошадь приходилось толкать, а она дико вращала глазами и косилась на чем-то ей не понравившийся куст. Дважды студентусы вообще выходили к оврагам, в которые и без престарелой скотины спускаться бы не рискнули. Но апофеозом этого идиотизма стало поваленное дерево. Очень удачно поваленное: с одной стороны совсем уж непроходимые заросли, с другой — широко разлившийся ручей, из которого загадочно торчали ветки, корни, камни, предлагая рискнуть и переломать ноги, как свои, так и лошадиные.
— Может эту тварь проще на руках перенести? — спросил запарившийся Ленц, сдувая челку.
Лошадь мелко перебрала ногами и пыталась пятиться от поросшего красно-желтым лишайником и ярко-зеленым мхом бревна, преградившего путь. И было это бревно даже не особо впечатляющее толщиной, еще и в землю вросло. Парни, пытаясь приободрить тупую и пугливую скотину, несколько раз его переступали туда-сюда, пачкая штаны и сдирая мох. А лошадь уперлась, как осел, и ни в какую. Еще и бошкой мотала, если ее пытались тащить. А толкавшего Ленца чуть не лягнула.
— По-моему, проще дерево разрубить, — устало сказал Шелест. — Ну или разбить. Жечь наверное все-таки не стоит. Еще пожар устроим.
Парни переглянулись, еще немного подергали лошадь за повод, а потом решили все-таки ломать. По очереди, не забывая держать тупую скотину.
Первым к бревну пошел Ленц, которого лошадь, по его словам, достала больше, чем все няньки сиротинца скопом. Он повел плечами, стараясь их расслабить, задумчиво замер, а потом картинно щелкнул пальцами, разворачивая комок силы, направленный в таинственные глубины бревна. Результат превзошел все ожидания.
Дерево оказалось трухлявым и в воздух взвилась коричневая пыль, вперемешку с кусками чего-то непонятного. Путь сразу же освободился. А тупая скотина, вместо того, чтобы смириться с судьбой и идти куда надо, тоненько заржала и ломанулась в сторону разлившегося ручья. Дамир едва успел отпустить уздечку, а то так и волочился бы, рискуя попасть под копыта.
