Спустя долгих, невыносимых десять часов, я все-таки родила. Когда мне положили мою девочку на грудь, я не могла поверить в то, что это всё реально. Маленький тёплый комочек, для которого я была всем миром. Казалось, что появление на свет причиняет ей боль: воздух, которым она теперь вынуждена дышать, яркий свет больничных ламп и холод, заставляющий дрожать и плакать. И вот она на мне, как слепой котёнок, который ищет материнское тепло и молоко.
Маленькая, с красной сморщенной кожей она вызывала во мне какие-то особенные чувства. А тепло её тельца разливалось по мне волной нежности и необычайного трепета.
У меня был своего рода шок: не смотря на жуткую усталость, я чувствовала какое-то перевозбуждение. Мне казалось, что я могу хоть сейчас вскочить с кресла и бежать вместе с дочкой домой. Это была эйфория, от того что я справилась и увидела свою малышку, которую носила под сердцем на протяжении девяти месяцев. Но это состояние длилось недолго.
У меня были сильные внутренние и внешние разрывы, такие, что сам медперсонал был в шоке. Мне поставили обезболивающий укол и принялись зашивать. Вот тогда-то я и почувствовала адскую боль. Я чувствовала каждый прокол, как входит и затягивается нить.… Слезы лились градом, я нервно вздрагивала от боли и думала только об одном — скоро это всё закончится и начнётся другая жизнь. Нужно было лишь немного потерпеть.
После того как разрывы зашили, меня оставили отдыхать в кресле примерно на час, и поставили капельницу с антибиотиком. А затем помогли перебраться на каталку и отвезли в палату. Дочку пообещали принести утром.
Я не могла сразу уснуть, было море эмоций и мыслей в голове. Предвкушение от встречи с моей доченькой Кирой. Я написала отцу сообщение о том, что родила и с нами всё хорошо. И вскоре уснула.
Утром, я с трудом поднялась с постели, было сильное кровотечение, и простынь была запачкана. Ко мне зашла уборщица и принесла новое постельное. Позже позвали на завтрак, аппетита ещё не было, но я заставила себя немного поесть. Я ждала. Ждала, когда мне принесут мою кроху. Но её принесли только после обеда.
Я неуверенно взяла её на руки. Такая маленькая и беззащитная. Она смотрела на меня серьёзным и осознанным взглядом, будто видит насквозь и может прикоснуться к моей душе. Было страшно сделать что-то не так, неправильно взять или случайно сделать больно.
У нее были глаза Стаса, но в целом она была больше похожа на меня. Такой же небольшой носик, слегка задранный кверху, такая же форма губ — бантиком.
Она была беззащитна передо мной, а я перед ней. Для меня всё было в новинку. Я не умела правильно мыть, кормить, даже держала её как-то неумело. Медперсонал очень помогал, все старались дать совет, показать, как правильно ухаживать за ребенком. Это напоминало мне игру в дочки-матери, только тут всё настоящее, вместо куклы — ребенок, а вместо беззаботной игры — большая ответственность.
Воспоминания о роддоме для меня не самые приятные. Я видела других новоиспеченных мамочек, они медленно плелись по коридорам в казенных сорочках, и на их лицах не было никаких эмоций. У кого-то болели швы, у кого-то ребенок всю ночь не спал. А у кого-то все вместе и еще приправленное послеродовой депрессией. Меня она тоже не обошла стороной.
Кира постоянно плакала. За три дня после родов, мне удалось поспать в совокупности часов восемь от силы. Я не могла отлучиться от нее ни на минуту. Пока она была на руках, спокойно спала, но стоило мне только ее положить в кроватку, начинала сильно кричать. Проблемой было даже выйти за завтраком, обедом и ужином. Я очень быстро похудела за это время. Лицо приобрело нездоровый вид, а в мешки под глазами можно было складывать картошку.
Кроме того, каждый день нужно было ходить на обработку швов. Их обрабатывали зелёнкой, и это было очень неприятно. Дней десять мне не разрешалось сидеть, и это было тем ещё испытанием. Но ради малышки я готова была на всё. Приходилось присаживаться, полулежа, а с новорожденным ребенком это очень не просто.
Вскоре у меня началось воспаление, и разошлись внутренние швы. Впереди был курс антибиотиков, «чистка» и наложение новых швов. «Чистка» была самой неприятной и болезненной процедурой. Мне казалось, что я ее просто не переживу. Нервы сдавали, я рыдала прямо на гинекологическом кресле. Просила просто отпустить меня домой, закончить весь этот кошмар.
Тогда я впервые услышала от врачей, что у меня послеродовая депрессия. Я отрицала. Я просто хотела домой, вот и все.
У дочери тоже не обошлось без проблем со здоровьем. На четвертые сутки после родов у нее появились везикулярные высыпания — признак внутриутробной инфекции. Также была небольшая желтушность. Нас перевели из роддома в детскую больницу в инфекционное отделение.
Там началось лечение малышки антибиотиками и, непосредственно, борьба за ее жизнь. Врачи пугали историями о том, что сыпь может перейти на внутренние органы, и тогда ребенка уже, скорее всего не спасти. Нет ничего хуже, чем сказать только что родившей девушке, что ее ребенок может не выжить. Я испытывала дикий страх только от одной мысли об этом.
Помимо внутриутробной инфекции, которая была, скорее всего, вызвана многоводием во время беременности, мы столкнулись с последствиями гипоксии.
У Киры был мышечный тонус, тремор подбородка и рук, обильные срыгивания, которые пугали меня до чертиков. Я очень боялась, что она может так захлебнуться, поэтому я не могла оставить ее одну ни на минуту. Выходила из палаты только по острой надобности, когда она спала.
Кире назначили курс электрофореза и общего массажа.
В больнице время тянулось очень медленно. Две недели, что мы там провели, показались мне вечностью. Вечностью в аду…
Я каждый день плакала. От собственной беспомощности и душевной боли. Мне было жаль свою дочь, которая ни в чем не виновата, а уже вынуждена бороться за жизнь, которую еще даже не видела. Было жаль себя, конечно же. Почему это произошло со мной, да еще так неожиданно. Я ведь была примерной дочерью, верной девушкой, не курила и не злоупотребляла алкоголем. Не говоря уж про что-то «потяжелее».
Раньше я думала, что если ты живешь правильно, то в твоей жизни ничего такого произойти не может. Но оказавшись сама в такой ситуации, поняла — неважно кто ты, какое положение занимаешь в обществе, если суждено — случиться может всё что угодно.
Папа нас навещал, но не часто. Ему нужно переделать мою комнату в детскую, чем он и занимался почти все свободное время. Ему очень хорошо помогал Глеб, за что я ему благодарна по гроб жизни. Он тоже иногда к нам заглядывал ненадолго, ведь у него была еще учеба, подработка барменом в «Клоповнике» и отношения с девушкой, в которые он сам-то слабо верил.
Когда нас выписали с больницы, уже был конец января. На улице было очень холодно и дул сильный морозный ветер, щипавший за щёки и нос.
На выписку приехала моя тетя Кристина, и пришел папа с Глебом. Они встречали меня со связкой нежно-розовых шариков, надутых гелием и красивейшими букетами цветов. Банально, но приятно. Я была бы рада встрече и без шаров, лишь бы нас с дочкой поскорее оттуда забрали.
Тяжелые роды были не самым тяжелым испытанием в моей жизни. Потому что позже я столкнулась с их последствиями…
Глава 13
Приняв удобное положение, падший начал рассказ:
— Ты не поверишь, но я был когда-то такой же, как ты. Я родился с особенным светом в груди, и также как ты, спускался на Землю, чтобы его развивать. Мне это удавалось достаточно просто, да и не только это. Мне всё давалось просто. Мы с братом выбрали дар провидения, чтобы иметь возможность чаще бывать среди людей. Они мне всегда очень нравились за свою приземленность и простоту.
Однажды я отправился на землю с заданием направить душу на истинный путь. Это была очень милая девушка — Елена, у которой серьёзно заболела мать. И в поисках большой суммы на её операцию, она попала в плохую компанию, связав себя с наркотиками.
