— Зря ты это всё затеял, — сказал Илиодор, обняв меня на прощание.
Глава 14.
Дети — не только радость и безграничное счастье, но еще и большая жертвенность. Ради них мы жертвуем своим здоровьем, нервами, красотой, временем и желаниями. Насколько нужно любить другого человека, чтобы быть готовым на всё ради него? Наверное, нет в мире любви сильнее, чем любовь матери к своему ребенку…
Первый год после рождения Киры был тяжким. Ночи без сна, бесконечная смена подгузников и моего настроения. В периоды бодрствования малышка большую часть времени капризничала, и от этого я чувствовала себя обессиленной и «высосанной». Я скучала по своей прежней жизни: по учебе, походам с друзьями в клуб, общению хоть с кем-то кроме дочери и своего отца. Когда Кира плакала, я плакала вместе с ней. Казалось, что моя жизнь погружается во тьму и просвета не видно.
Если бы не отец, не знаю, как бы я справлялась. Он видел мое состояние и делал все возможное, чтобы я не скатилась в бездну, всячески помогая мне после работы.
Уже в первые полгода мы столкнулись с последствиями тяжелых родов. Меня очень удивлял тот факт, что многие дети в первые месяцы жизни большее время спят и просыпаются только чтобы поесть. Кира, с рождения, очень мало спала. Ее трудно было уложить на дневной сон, а если и получалось, то он был чутким, и она могла проснуться от любого шороха или скрипа. С ночным сном дела обстояли лучше. Она просыпалась только один раз за ночь, я кормила ее или давала попить и она снова засыпала.
Кроме того, я стала замечать, что у нее немного косят глаза. Это было очень странно, ведь у нас в семье ни у кого не было таких проблем со зрением.
Однажды, нас увидела соседка по лестничной площадке, которая являлась медицинским работником в местном реабилитационном центре. Она указала нам еще на одну неочевидную проблему — Кира почти не поворачивала голову влево, всегда спала на правой стороне, и у нее там появилась небольшая залысина. Соседка посоветовала как можно скорее обратиться к врачу-остеопату, что мы и сделали.
На приеме у врача, выяснилось, что во время родов Кира получила серьезную травму — подвывих шейного позвонка, из-за чего в мозг не поступает достаточного количества кислорода и нарушен кровоток. Врач подтвердил, что по этой причине она не может спать на левой стороне и ей больно поворачивать голову, а также это может быть причиной косоглазия. После чего, он начал ставить позвонки на место. Зрелище было не для слабонервных.
Он взял Киру за голову и начал крутить, словно это сломанная кукла. В его сильных руках голова моей дочери буквально болталась, и мне казалось, что он вот-вот ее оторвет. Я зарыдала, и меня попросили выйти из кабинета. Там остался папа, который тоже еле сдерживал слезы, но держался, чтобы не пугать меня еще сильнее. Я вышла и стала ходить по коридору из стороны в сторону, слыша дикие крики своей дочери. Слезы лились градом, руки начали дрожать.… Хотелось ворваться в кабинет и вырвать свою дочь из лап этого монстра, что причиняет ей такую боль.
Всё закончилось быстро. Из кабинета вышла медсестра и пригласила меня обратно. Врач уже сидел за столом и писал рекомендации. Кира плакала, но когда я взяла ее на руки, заметно успокоилась. Я осмотрела свою девочку, и убедилась, что всё на месте. Я поняла, что просто перенервничала, переживая за нее, и не смогла довериться врачу с большим опытом и огромным количеством положительных отзывов.
Через несколько месяцев я заметила, что косоглазие исчезло, будто его и не было. Кира теперь без проблем поворачивала голову и вправо и влево, и в целом стала лучше себя чувствовать и намного качественнее и дольше спать. Казалось, что все налаживается. Правда иногда меня накрывало чувство вины, за то, что я сразу не поняла, что мой ребенок не капризный, а ей просто очень больно. Но сказать она мне об этом, кроме как капризничать и плакать, не могла.
Уже тогда во мне засело утверждение, что я плохая мать. Не смогла нормально родить, не повредив ребенка. Не смогла вовремя распознать проблему. И вместо этого винила свою кроху в том, что я, видите ли, не высыпаюсь и не могу побыть в тишине.
Днем я улыбалась дочери, папе и соседям, а ночью топила подушку в слезах. Иногда здравый смысл пробивался сквозь тьму самобичевания и говорил мне, что в этом нет моей вины и это случайность. Тогда становилось немного легче, но ненадолго.
Однообразные дни сменялись один за другим, превращая мою жизнь один большой день сурка. Ребенок, нескончаемая стирка, ненавистная готовка, постоянная уборка, книги, сон. Неделя за неделей, месяц за месяцем материнство превращало меня в затворницу. Мне не с кем было поделиться своими переживаниями, кроме отца. Но я не хотела его лишний раз грузить своими проблемами, ведь он итак нам очень помогал и много работал, чтобы нас обеспечивать. Было стыдно сидеть у него на шее, и я с нетерпением ждала, когда смогу найти хоть какую-то подработку.
Вариантов было немного. Кроме любви к поглощению знаний и, как мне казалось, писательского таланта, который должен был пригодиться мне в журналистике, я не умела практически ничего, чем можно было бы зарабатывать деньги, сидя дома с ребенком.
Единственное, что я умела хоть немного делать — это шить. К тому же, у нас была старенькая мамина швейная машина, которая на тот момент прекрасно работала. Да и нитки с тканью приобрести не было большой проблемой.
Я начала активно изучать эту тему, просматривая обучающие видео в интернете, и потихоньку пробовала что-то сшить по видео урокам. Сначала получалось, мягко сказать, не очень. Но со временем, навык оттачивался, и выходило довольно неплохо. Шила я ночами, пока Кира спала. Правда, потом весь день ходила как выжатый лимон.
Я опубликовала объявление об оказании швейных услуг и стали появляться первые клиенты. Конечно, это было не то, что я хотела шить, а всего лишь просьбы подшить брюки, ушить пальто и тому подобное. Но это были мои первые заказы, которые позднее привели мне новых клиентов, за счет «сарафанного радио». Тогда и стало интереснее. Помню, начался сезон выпускных, и у меня заказали сразу несколько выпускных платьев. Я тогда неплохо заработала, но также и сильно вымоталась. Параллельно, я подрабатывала копирайтером, брала пару заказов в месяц, чтобы слишком сильно себя не нагружать.
С Глебом мы виделись крайне редко. Он проходил практику в детской больнице и времени совсем ни на что не оставалось. На личном фронте у него было не понятно. Он то расходился со своей девушкой — Настей, то сходился обратно, каждый раз при этом говоря, что это последний. Настя сильно ревновала его, и хотя он был ей верен, помнила его прошлые похождения. Кроме того, ей не очень нравилось, что его даже на практике окружают одни девушки. Впрочем, я бы, наверное, тоже ревновала на ее месте, ведь Глеб был очень привлекательным молодым человеком.
Проходили дни, сменялись недели. Кира росла, и я всё больше привыкала к роли мамы и таким одинаковым «сурковым» будням. Я получала какие-то пособия, но этого мало на что хватало. В основном на нужды ребенка, и то если, как следует, затянуть пояса. Очень выручало моё хобби, которое приносило, хоть и небольшой, но доход.
Я мечтала, что когда Кира пойдет в садик, я смогу восстановиться на учёбе и осуществить загаданную карьеру успешного журналиста. Верила, что всё зависит только от нас самих и если я сдамся на полпути, то всю жизнь потом буду жалеть.
Как-то раз я сидела на кухне и пила зеленый чай, как в дверь внезапно постучали. «Кто бы это мог быть?» — подумала я и пошла открывать.
На пороге стоял мой бывший с цветами и плюшевым белым мишкой. Прошло достаточно времени, и мой гнев сменился полным безразличием к этому человеку и, подумав, что он имеет право хотя бы раз увидеть свою дочь, я впустила его в квартиру. Возможно, это повлияло бы на него и, в будущем, он не повторил бы этой ошибки с кем-то другим.
Он вошёл в комнату и увидел Киру, сидящую на пушистом ковре и собирающей конструктор.
