Она вспомнила, как дядя Трэвис на папиной свадьбе ни с того ни с сего отвел ее в сторону.
— Ты возможно не в восторге от того, что тебе придется делить отца с кем-то другим. — Сказал он. — Но мужчине нужна забота, и Трентон долгое время был одиноким.
Эврике было двенадцать. Тогда она не понимала, что имел ввиду Трэвис. Она всегда была с отцом, как он мог быть одиноким? В этот день она даже не осознавала, что не хочет, чтобы ее отец женился на Роде. Но сейчас она понимала это.
— Привет, пап.
Его темно-синие глаза распахнулись, и Эврика заметила в них страх, когда он вздрогнул, будто бы освобождаясь от такого же кошмара, который преследовал ее последние четыре месяца. Но они не обсуждали такие вещи.
— Кажется, я уснул, — пробормотал он, садясь и протирая глаза. Он потянулся к тарелке с попкорном и передал ей, словно это было приветствием, объятием.
— Я заметила, — сказала она, бросая горсть попкорна в рот. Большинство дней отец работал по десять часов в ресторане, начиная в шесть утра.
— Ты звонила сегодня, — проговорил он. — Извини, что не взял трубку. Я пытался тебе дозвониться сразу же, как вышел с работы. — Он моргнул. — Что с твоим лицом?
— Пустяки. Просто царапина. — Эврика избегала зрительного контакта и пересекла кабинет, чтобы достать телефон из сумки. Два пропущенных от отца, один от Брукса, и пять от Роды.
Она настолько устала, как будто пробежала гонку этим вечером. Меньше всего она хотела еще раз пережить сегодняшнюю аварию, рассказывая ее отцу. Он всегда оберегал ее, но после смерти Дианы, перешел черту и стал сверхзаботливым.
Если сказать отцу, что на свете существуют такие люди, которые водят машину как Эндер, это может привести к тому, что он навсегда лишит ее возможности водить машину. Она знала, что должна поднять этот вопрос, но ей следует преподнести его правильно.
Отец последовал за ней в прихожую. Он стоял в нескольких сантиметрах от нее и перетасовывал колоду карт Уильяма, прислонившись к одной из колон, держащих украшенный искусственными фресками потолок, ни одна из которых не могла стоять.
Его звали Трентон Мишель Будро Третий. Он отличался стройностью, которая передалась всем трем его детям. Он был высоким, с жесткими темно-светлыми волосами и улыбкой, которая могла очаровать медноголовую змею. Вы должны быть слепым для того, чтобы не заметить, как женщины флиртуют с ним. Может быть отец старается быть слепым — он всегда закрывает глаза, когда смеется над их достижениями.
— Соревнование отменили?
Эврика кивнула.
— Я знаю, как ты ждала с нетерпением этих соревнований. Мне жаль.
Эврика закатила глаза, потому что с тех пор как он женился на Роде, он, по сути, ничего не знал о ней. «Ждать с нетерпением» — это была не та фраза, которую Эврика когда-нибудь будет больше использовать. Он никогда не понимал, почему ей пришлось уйти из команды.
— Как прошел твой, — отец взглянул через плечо на близнецов, которые были поглощены описанием Боба Баркера об устаревшей моторной лодке, с помощью которой его соперник может победить, — твой прием сегодня?
Эврика подумала о всей чуши, которую она успела прослушать в кабинете доктора Лэндри, в том числе и про «крепкий орешек» отца. Это было еще одно предательство; и все, что происходило сейчас с отцом тоже было предательством. Как он мог жениться на этой женщине?
Но Эврика также поняла: Рода была полной противоположностью Дианы. Она была стойкой, приземленной, неотступающей никуда. Диана любила его, но не нуждалась в нем. А Рода нуждалась в нем очень сильно, может быть, это стало какой-то любовью. Отец казался веселее с Родой, чем без нее. Эврика задавалась вопросом, заметил ли он вообще, что это стоило ему доверия дочери?
— Скажи мне правду, — проговорил отец.
— Зачем? Не похоже, что, если я пожалуюсь тебе, это поможет мне избавиться от походов туда. Не в этой гонке.
— Это было настолько плохо?
— Внезапно тебе стало не все равно? — огрызнулась она.
— Малыш, конечно же, мне не все равно. — Он потянулся, но она отпрянула.
— Это они — малыши. — Эврика махнула рукой в сторону близнецов. — Я могу позаботиться о себе сама.
Он передал ей карты. Это помогало уменьшить стресс, и он знал, что она может заставить их плавать, словно птицы между рук. Колода пластичная от многолетнего использования и теплая от его перетасовки. Неосознанно карты начали шуметь в руках Эврики.
— Твое лицо. — Отец изучал ссадины на ее щеках.
— Это пустяки.
Он коснулся ее щеки.
Она успокоила летающие карты.
— Я попала в аварию на обратном пути в школу.
— Эврика. — Голос отца поднялся, и он обнял ее. Он не казался сердитым. — Ты в порядке?
— Все хорошо. — Он тоже крепко ее сжимал. — Я не виновата. Этот мальчик наехал на меня на знаке «Стоп». Поэтому я звонила сегодня, но я все уладила. Магда около «Душистого горошка». Все в порядке.
— Ты получила страховку от этого парня?
До этого момента Эврика гордилась собой, что смогла решить проблему с машиной без помощи отца. Она сглотнула.
— Не совсем.
— Эврика.
— Я пыталась. У него нет никакой страховки. Хотя он сказал, что сам обо всем позаботиться.
Наблюдая как лицо отца напряглось в разочаровании, Эврика поняла насколько она была глупа. Она даже не знала, как связаться с Эндером, понятия не имела какая у него фамилия или настоящее ли имя он дал ей. Нет никакого подтверждения, что он позаботится о машине.
Отец стиснул зубы так, как он это делал, когда пытался контролировать свой нрав.
— Кто этот мальчик?
— Он сказал, что его зовут Эндер. — Она положила карты на прихожую и попыталась приблизиться к лестнице. Ее заявления в колледж ждали ее на столе. Хотя Эврика решила, что хочет пропустить следующий год, Рода настояла на том, чтобы она подала документы в Университет Луизианы, где сможет получить финансовую помощь в качестве члена семьи преподавателя. Брукс также заполнил большинство онлайн заявлений в Тулейнский университет — его школу мечты — от имени Эврики. Все, что должна была сделать Эврика — подписать распечатанную последнюю страницу, которая неделями смотрела на нее. Она не могла видеть себя в колледже. Она едва могла видеть свое отражение в зеркале.
Прежде чем она взобралась на первую ступеньку, он поймал ее за руку.
— Эндер кто?
— Он учится в Маноре.
У отца, казалось, исчезла плохая мысль.
— Самое главное, что ты в порядке.
Эврика пожала плечами. Он не понял. Сегодняшняя авария не сделала ее более или менее в порядке, чем она была за день до этого. Она ненавидела, что разговор с ним был похож на ложь. Раньше она все ему рассказывала.
— Не волнуйся, Каракатица. — Старое прозвище прозвучало неестественно из уст отца. Бабушка придумала его, когда Эврика была ребенком, но отец не называл ее так в течение десятилетия. Никто больше не называл ее так, кроме Брукса.
Прозвучал дверной звонок. Сквозь матовую стеклянную дверь появилась высокая фигура.
— Я позвоню в страховую компанию, — сказал отец. — А ты открой дверь.
Эврика вздохнула и открыла дверь, стуча ручкой, чтобы по шире ее распахнуть. Она взглянула на высокого мальчика на крыльце.
— Привет, Каракатица.
Ноа Брукс — знакомый всем за пределами его семьи как просто Брукс — отучился от самого жуткого прибрежного акцента, когда пошел в девятый класс в Лафайетте. Но когда он называл Эврику ее прозвищем, он все же звучал так же, как и говорила бабушка: мягко, быстро и непринужденно.
— Привет, Пороховая бочка, — машинально ответила она, используя мальчишеское прозвище, которое Брукс получил на своем третьем Дне Рождении, устроив истерику. Диана говорила, что Эврика и Брукс стали друзьями, когда еще находились в утробе. Родители Брукса жили по соседству с Дианой, и когда мать Эврики была молодой и недавно забеременевшей, она проводила несколько вечеров на веранде, усевшись на концы бревен и играя в карты с мамой Брукса, Эйлин, которая забеременела на два месяца раньше.
