зеркало в виде полумесяца – купленное когда-то на аукционе за то, что напоминало ей о прошлом доме, – неожиданно упало со стены, разметясь в дребезги. И ни в одном из случаев его нельзя обвинить – слишком неочевидными кажутся доказательства. Иной раз он мог вообще уже выйти из комнаты. Поначалу Айвен это озадачило, но после она сделала то, чего не позволила бы себе никогда в прошлой жизни: просто забыла. Дэва предпочитала больше не думать о том, что напрямую её не касалось. И даже если всё это не было совпадением и Самаэль совершал те поступки намеренно, она никогда не получит от него извинений.
Вздохнув, она обошла стойку и скрылась во внутренней комнате, которую с натяжкой можно было назвать кухней. Пользовалась Айвен ею настолько редко, что обычно на полках, столе и даже плите скапливался толстый слой пыли. С приготовлением пищи дела у Айвен обстояли неважно. Хоть она и улучшила свои навыки за годы самостоятельной жизни, всё же существенных успехов не добилась. И лишь тот факт, что готовка успокаивала мысли, призывал её в это место. А сейчас она как никогда нуждалась в чём-то, что займёт её и погасит нервное возбуждение, раз за разом растекавшееся по телу.
Следующий корабль отплывал к Акраксу лишь к концу недели – вот что она узнала на пристани в первый день. А сегодня ходила туда вновь в надежде, что новость о ревенанте на острове повлияла на расписание судов. С каждым мгновением ей всё больше хотелось скорее пуститься в путь, но приходилось ждать.
Можно много лет провести в спокойствии, а после, будучи окрылённым надеждой, оказаться не способным просидеть на месте и часа. Айвен подошла и открыла деревянный шкафчик, покрытый лаком, который спасал его от сырости, достала плотно закрытый бочонок с мукой. Он был словно уменьшенной копией тех, что стояли в соседней комнате, наполненные вином. Вновь осмотрев стол, вздохнула и отправилась в чулан за тряпкой – перед тем как начать, следовало убраться. Оглядев фронт работы, Айвен поняла: ночь будет долгой.
В самый подходящий момент, когда Айвен стояла над столом, разочарованно глядя на слишком крутое тесто (гипотетически им можно было даже кого-то ранить, ведь, задумавшись, дэва не заметила, когда стала прикладывать к своему занятию нечеловеческую силу), заявился Самаэль. Вошёл, как и прежде, не стучась, будто к себе домой.
Однажды, когда Айвен возмутилась тем, что див пожаловал без приглашения, он удивлённо ответил ей:
– Как же? Я сам себя пригласил.
Ларак показалось, что он шутит. И пока она в ступоре размышляла об этом, Самаэль уже умудрился расколотить стакан. Возможно, случайно, но дэва не сильно в это верила. Див небрежно относился к вещам, по крайней мере к тем, которые ему не принадлежали.
– Договорилась об отплытии? Когда корабль?
Самаэль бесследно пропал на целые сутки и вот заявился вновь, успев привести себя в порядок и переодеться. В новые чёрные сапоги из мягкой кожи, обшитые по кромке золотыми нитями, были заправлены штаны такого же цвета, и на том же необычно высоком уровне начиналась мантия без привычных рукавов-крыльев – они лишь немного расширялись к запястьям. На поясе привлекал внимание меч, эфес которого был неизменно обвязан плотной тканью, а на плече висела сумка. По всем признакам казалось, что див уже собрался и готов к путешествию.
– Через неделю, – отозвалась Айвен, ткнув тесто пальцем. А после горестно вздохнула: ей с трудом удалось лишь немного его промять.
– Подожди-подожди… Что ты сказала? Я не ослышался?
– Через неделю, – повторила она, вновь подняв взгляд к нему. – Что?! Кораблей нет! Последний отплыл вчера за полчаса до моего прихода.
Самаэль сощурился, один краешек его губ поднялся, демонстрируя кривую улыбку, после которой неоднократно кто-то страдал. Дэва никогда не говорила об этом вслух, но див был ещё тем задирой. Порой ей казалось, что ему нравилось спорить и ввязываться в драки. Может, отчасти именно поэтому её таверна нередко стояла пустой?
– Кораблей действительно нет? Или тебе так сказали? – вкрадчиво спросил Самаэль.
На фоне тёмных стен его волосы просто сверкали багровым. Айвен не видела столь необычного цвета ни у одного даэва. Она уже привыкла к рубиновому оттенку, но скорое возвращение на континент заставило её вновь задуматься об этом. А ещё – над смыслом слов дива. Она почувствовала в них подвох.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты поняла, что я хочу сказать, – серьёзно ответил Самаэль и добавил: – Куда именно мы отправимся, когда прибудем на материк?
– В Северный орден.
– Хм. Наконец-то встретимся с их прославленным главой.
У Айвен закралось мрачное предчувствие, что встреча выйдет весьма запоминающейся. Чем-то Самаэль с Люцием казались неуловимо похожими. В годы юности она по доброй воле ни с кем из них и словом бы не обмолвилась. В обоих дивах чувствовалась властность. Вот только в Моране всё равно угадывались те нотки сострадания и веры в лучшее, которые всегда отличали его от многих. Люция она уважала. Самаэля тоже, но иначе. Без того благоговения, которое вызывал глава Северного ордена. У её почтения к Морану были вполне разумные доводы – она воочию стала свидетелем трагедии его юности. А с Самаэлем это чувство рождали лишь инстинкты.
Когда сталкиваются две непростые, похожие друг на друга личности, зачастую ничем хорошим это не заканчивается. Но возможно, Айвен лишь всё себе придумала.
– Главное, чтобы Сара с Люцием успели вернуться с южных земель, – добавила она рассеянно, размышляя: а имела ли она право говорить об этом Самаэлю? Но, с другой стороны, она знала его уже больше десяти лет. Да и что может сделать один-единственный див?
А потом, хорошенько подумав, добавила про себя: «Многое. Вот только это не та информация, которая может принести вред. Я и сама знаю слишком мало».
– Почему с южных? Как давно твоя подруга открыла глаза, раз они успели отправиться в путешествие?
– Недавно.
– Что тогда? – Самаэль безошибочно чувствовал то самое «но», скрытое во фразах, после которого следует всё самое интересное.
– Сара сбежала из крепости Северного ордена, – с неохотой рассказала Айвен, а после вновь устало посмотрела на кусок теста. И прежде чем из уст Самаэля прозвучал какой-нибудь колкий вопрос, продолжила: – Она не помнила прошлого. Не помнила того, что случилось на самом деле. Лишь обрывки, – продолжала Айвен, пока создавала огненную печать на печи, малодушно решив поставить хлеб печься, а после посмотреть, что выйдет. – Удивителен уже тот факт, что воспоминания вовсе не исчезли после того, что сотворила моя мать. Она была так искусна в своём таланте,
