Я ходил по магазинам. И не в поисках одежды. Я был в супермаркете с корзиной, полной стиральных порошков и смягчителей ткани. Бегал туда-сюда между стеллажей, пытаясь найти выход. Это было ужасно странно. Еще страннее то, что когда я проснулся, Лейла сказала, что хочет научиться пользоваться стиральной машиной. (К сожалению, урок оказался неудачным. Мне очень нравится эта женщина, но ведение хозяйства? Не для нее. Но, есть у нее замечательный талант, от которого мы все в восторге.)
Кола или Пепси?
Ни то, ни другое. Не люблю газированную воду.
Одри Хепберн или Мерлин Монро?
Одри. Без вопросов.
Кирк или Пикар[111]?
Пикар.
Футбол или бейсбол?
Ни то, ни другое. Я не большой фанат спорта. Лучше спросите меня, Леонардо или Микеланджело. И ответ будет: Микеланджело.
Самая сексуальная часть тела твоей женщины
Я пропущу вопрос. Чувствую себя неуютно, обсуждая такие вещи.
Что тебе больше всего нравится в Кормии?
То, как она смотрит на меня.
Твой самый романтический поступок
Спросите у Кормии. Скажу точно, что каждый день делаю что-нибудь для нее.
Например, проверяю, есть ли ее любимая зубная паста, или даю ей уроки вождения, нахожу и приношу отличные соколиные перья в лесу или плоские камешки с побережья. Мелочи имеют значение, особенно сейчас, ведь она только начала привыкать к мысли, что владеет таким количеством вещей. И знаете… моя шеллан не интересуется модными безделушками или одеждой. Она любит носить мои футболки и не напрягается насчет этого, похоже, в нашей паре именно я — девушка. К ее чести, Кормия предпочитает простые вещи… как это перо. Она была в восторге. Это перо краснохвостого сокола, я нашел его однажды, когда, вернувшись из Северной Америки, пошел прогуляться в одиночестве. Принес домой и, продезинфицировав кончик, подарил ей. Она любит цветные вещи.
Ее самый романтический поступок
Забавно, что вы об это спросили. Соколиное перо? Она принесла его Фритцу и с его помощью сделала перьевую ручку. Кончик пера изготовлен из серебра и золота. Ручка лежит на подставке, на моем столе. Я подписываю ей брокерские счета и так далее, а также рисую. Возможно, это лучшее, что мне когда-либо дарили.
Что бы ты хотел в ней изменить?
Ничего.
Лучший друг (исключая шеллан)
Мой близнец, Зи
Когда в последний раз ты плакал?
Я оставлю это при себе, если можно
Когда ты в последний раз смеялся?
Не так давно. С Кормией. Но это личное.
Дж. Р.Уорд о «Священном любовнике»
Я люблю Фьюри. Писать книгу о нем — просто предел мечтаний, я серьезно. И, как уже упомяналось, о Боже мой, я даже в отдыхе не ощущала необходимости.
И на этой ноте, я приведу некоторые из моих мыслей о проделанной работе.
Мой писательский график нерушим. Я пишу семь дней в неделю без каких-либо отговорок или компромиссов: неважно, болею я или в отпуске, путешествую ли — моя задница всегда прикована к писательскому креслу. Так продолжается уже почти десять лет, и я думаю, что за это десятилетие я прогуляла всего дня три, и то по крайне важной причине. Для того чтобы писать, я встаю в полпятого утра в номере Манхэттенского отеля. Сажусь за стол сразу после визита к стоматологу. Не выхожу из дома, даже если на улице отличная погода. Моя позиция такова — нет ничего важнее написания книги, и я довожу до сведения всех окружающих, что время, проведенное за написанием романов не подлежит обсуждению. Я не утверждаю, что я — супер-героиня. Я просто очень дисциплинирована, это во-первых, а во-вторых — мне это нужно. Если я не пишу — я не существую. Меня трясет, если я этого не делаю.
Предполагает ли все вышеперечисленное шедевральность моих работ? Абсолютно нет. Я могу написать дерьмо, как иногда это делают другие. Но я упорно тружусь над текстом, переделываю его и безжалостно вырубаю ненужное, словно топором, пока слова не займут свои места. Часто этот процесс протекает медленно и утомительно. Во время работы над первым черновым вариантом, я могу писать лишь шесть-десять страниц в день. Проверка написанного еще на начальном этапе, как правило, двигается со скоростью не более десяти страниц в день. Потом пятнадцать. Затем двадцать. После того, как мой редактор ознакомится с рукописью, я перечитываю текст снова и снова, но не более двадцати пяти страниц в день. Если я вношу правки редактора, то могу сделать и сорок. Каторжный труд? Тяжелая правка для меня означает более пятидесяти или семидесяти пяти страниц в день.
Дело в том, что я не тороплюсь — пишу медленно, что означает многочасовую работу.
Мой обычный день начинается тогда, когда я добираюсь до компьютера в кабинете верхнего этажа. Как правило, это происходит часов в восемь утра. Работаю в течение двух часов. Делаю перерыв, чтобы выпить еще кофе (в это время иногда проверяю электронную почту внизу), а затем возвращаюсь наверх еще часа на два. После этого у меня пробежка, а затем я провожу остаток дня за редактированием и решением деловых вопросов. Но этот график меняется, если я не вписываюсь в установленные сроки, и это означает, что ничего, кроме пробежки, не может оторвать меня от работы.
Ни один из моих компьютеров, с помощью которых я пишу, не имеет доступа в Интернет, и я настоятельно призываю коллег, если они могут позволить себе такую роскошь, придерживаться подобной линии поведения и держать подальше интернет-контент от своих рабочих машин. Понимаете, у меня, при написании книги функционирует определенная, очень специфическая часть мозга. Если я прерву работу для того, чтобы решить какие-то другие вопросы, то вернуться в ту зону, где я была до того, как отвлеклась на посторонние дела, мне будет очень сложно.
Никто не нарушает моего рабочего пространства, кроме моей собаки (ее я всегда рада видеть), и моего мужа (ему обычно я тоже рада). Я это место нигде не описываю, и его фотографий не существует. Скажу только, что оно чрезвычайно просторное, и в нем много света. Я думаю, что одна из причин моей территориальной чувствительности и восприимчивости относительно физического пространства, заключается в том, что абстрагирование от реального мира помогает мне сосредоточиться на происходящем в моем воображении. Вообще по природе своей я, как уже говорила, люблю уединение, и написание книги это глубоко личный для меня процесс, так что я всегда отношусь к нему очень трепетно.
Кроме моего агента и моего редактора (и всех замечательных людей, работающих в издательстве — они просто невероятны), я сотрудничаю со многими совершенно удивительными людьми. Мой личный помощник контролирует гладкость протекания всего рабочего процесса и держит меня в узде своим критическим отношением ко всему, что касается Дж. Р. Уорд, любя меня такой, какая я есть (ну, по большому счету потому, что мы дружим, но иногда я довожу ее до бешенства, и она остается со мной только из любви к моей собаке). Мой младший ассистент — это ходячая и говорящая энциклопедия по Братству, который способен с удивительным для меня рвением выяснять и разъяснять различные неясности и ноухау. Он также бесконечно терпелив со мной, и является одним из самых добрейших людей из всех, кого я когда-либо знала. У меня также есть высоченный, шестифутового роста, советник — неформал, увешанный металлическими фетишами — потому что всем, кто пишет о вампирах, требуется такой человек. Со мной работает женщина, которая даже на шестом месяце беременности готова таскать мои сумки по вестибюлям отелей, ездить на конференции и проверять, чтобы все мои маршруты происходили без задержек (мы называем ее администартивный помощник).
