Священный Любовник, стр. 47
Сравнив себя с другим наркоманом Фьюри начал осознавать свою проблему. Но прежде чем улучшится, ситуация в корне ухудшается:
«— Но я все еще Брат?
Король молча смотрел на кинжал — что было ответом, состоящим из двух простых слов: лишь формально.»
Священный Любовник, стр. 87
Исключение Фьюри из Братства связано не только с наркозависимостью, но и с методами его борьбы с собственными эмоциями — он пытает лессеров, прежде чем убить их.
А вначале я думала, что подобное поведение будет прерогативой Зейдиста. Я даже упомянула об этом на форуме. Но я ошиблась. Это Фьюри мучает убийц перед тем, как проткнуть их кинжалом — что было довольно тяжелым зрелищем. Забавно, но когда я увидела эту сцену, я просто подумала, что Фьюри, такой хороший и добрый, не может совершить такое низкое и жестокое деяние. Но здесь вот в чем дело, и я думаю, что в некоторой степени это один из из главные моментов в книге Фьюри: даже хорошо одетые и воспитанные люди в глубине души могут быть психически неуравновешанными.
Говоря о предпосылках к этому, добавлю пару слов о Кормии. Параллели между ней и Мариссой очевидны. Обе женщины занимают высокое положение, страдают от гнета возложенных на них с рождения социальных ожиданий — и обе меняют себя, становясь проводниками не только к собственному освобождению, но и свободе других (Марисса участвует в голосовании на заседании Совета, работает в Безопасном Месте, Кормия помогает Фьюри преобразовывать жизнь Избранных).
Как пара, Фьюри и Кормия походят друг другу по многим параметрам, и в этом отрывке, я думаю, она сама дает полное описание своего участия в их связи:
«Но не только это пленило ее. Он был воплощением всего достойного, что она знала: всегда думал об остальных, и никогда — о себе. За обеденным столом он единственный справлялся о здоровье окружающих, ранах и болезнях, больших и маленьких неприятностях. Он никогда не требовал внимания к себе. Никогда не переводил беседу на себя. Всегда приходил на помощь.
Если возникала трудная работа, он добровольно соглашался нее. Если было поручение, он вызывался выполнить его. Если Фритц пошатывался под весом блюда, Праймэйл первым вставал со стула, чтобы помочь. Судя по разговорам за столом, он был защитником расы, учителем для новобранцев и хорошим, настоящим другом для всех.
В самом деле, он служил примером самоотверженного целомудрия Избранных, был идеальным Праймэйлом. И в какую-то секунду и час, день и месяц пребывания здесь, Кормия свернула с пути долга в дремучий лес желаний. Сейчас она хотела быть с ним. Никаких должна, обязана, необходимо».
Священный Любовник, стр. 18
Конечно, это полностью противоречит ее роли Первой супруги — которая, по традиции Избранных, должна делить Праймэйла со своими сестрами. Этот диссонанс между воспитанием Кормии, ее истинными желаниями и тем, кто она на самом деле, является сутью того, с чем она борется, и не только в романтическом, но и в личностном плане.
По поводу Фьюри: я думаю, что в дополнение к его связующему инстинкту, Кормия действительно привязывает его к себе. Она невероятно стойкая и терпеливая, и они оба преодолевают многое. Она также играет важнейшую роль в его выздоровлении, но об этом чуть позже.
Фьюри опускается на самое дно своей адской зависимости после занятия любовью с Кормией. Сцена, где он ее берет девственность писалась очень тяжело, потому что я знала, что должна быть предельно осторожной с тем, что вижу, и не хотела, чтобы было какое-либо недопонимание: Кормия абсолютно точно хотела того, что случилось, но Фьюри поспешно решил, что причинил ей боль.
Ничего сексуального в изнасиловании нет. И точка.
Заблуждение Фьюри по поводу своих действий гонит его прямо в руки Колдуна. Однажды он почти одержал победу над героином (в Пробужденном Любовнике), и я полагаю, что его возвращение к этому наркотику было неизбежным, учитывая его зависимость и эмоциональную неустойчивость. И это разбило мне сердце:
«Дерьмо определенно не было красным дымком. Не было никакого неторопливого расслабления, вежливого стука в дверь прежде, чем наркотики войдут в его мозг. Это было вооруженное нападение с использованием стенобитного тарана, и когда Фьюри вырвало, он напомнил себе, что получил то, чего добивался.
Смутно, на самых задворках сознания, он услышал, как колдун начал смеяться… услышал сквозившее в его кудахтанье удовлетворение, несмотря на то, что героин овладел оставшейся частью его разума и телом.
Его рвало, и, начав терять сознание, Фьюри осознал, что его обманули. Вместо того, чтобы убить колдуна, именно он остался в этой пустоши ее хозяином.
Хорошая работа, напарник… отличная».
Священный Любовник, стр. 431
Удивительно, что Фьюри пережил это, и я с содроганием думаю о том, что могло произойти, если бы Блэй не остановился в особняке, и они с Куином и Джоном не зашли в тот момент в ту спальню.
Для Фьюри это было бесспорное падение на дно, и то, что он все-таки выбрался, делает ему честь. Первым знамением его начавшегося выздоровления стал выбор, который он сделал на следующий день. Он намеревается завершить церемонию Праймэйла вместе с Лейлой, но вместо того, чтобы возлечь с ней, он сидит на ступеньках в вестибюле Храма Праймэйла и самостоятельно принимает решение окончательно завязать с наркотиками:
«Когда колдун начал психовать, а тело затрясло, словно молочный коктейль в шейкере, он в полный рост растянулся на мраморном полу вестибюля и приготовился отправиться в никуда.
— Дерьмо, — сказал себе Фьюри, впадая в ломку. — Дело дрянь».
Священный Любовник, стр. 459
Это, в свою очередь, привело к тому, что для меня является самой значительной сценой между Кормией и Фьюри, как парой — когда она помогает ему, охваченному галлюцинациями, пережить детоксикацию. Она привела Фьюри в заросший родительский сад и помогла очистить его (сцена начинается на стр. 468), здесь Кормию по праву можно считать настоящей героиней: она была сильна, когда ее мужчина не мог оставаться таковым, она вела его, когда ему было это необходимо.
Символический характер плюща, когда Фьюри либо вспоминает покрытые им статуи в саду его родителей, либо рисует его, заштриховывая свои рисунки, чтобы уничтожить их, очевиден. Прошлое постоянно душило его, и мне очень нравилось, что в своей галлюцинации он не только освободил статуи, но и сам достиг освобождения — и увидил своих родителей в том месте, где они счастливы.
