и Инирой на кухню.
– Мой папа, – отозвалась я нехотя, потому что сколько бы времени ни прошло, а на душе было тяжело и больно от осознания того, что больше его нет рядом со мной.
На самом деле рядом его никогда не было.
Лишь в редкие моменты жизни нашей разрозненной семьи, когда папа приезжал с Арктики на материк каждый год по случаю моего дня рождения и, как правило, оставался на Новый год.
Но потом уезжал.
Снова на год.
Мама плакала и проклинала Арктику, а я не могла. Потому что видела по папиным ясным глазам, что только в своем ледяном одиноком мире он был по-настоящему счастлив.
Лишь в нем находил свой покой и гармонию.
А теперь я понимала его всей душой.
– Не каждый человек с большой земли решится назвать свою дочь именем звезды в созвездии Большой медведицы. Думаю, что мало кто об этом в принципе знает.
– Мой папа не был обычным человеком с большой земли. Всю свою жизнь он посвятил изучению Арктики, начиная со студенчества, когда его направили сюда на практику. Здесь он прожил больше пятидесяти лет… и жил бы еще, если бы не болезнь.
Прошло шесть лет, а я не могла говорить об этом без слез.
Потому и сейчас замолчала, едва сдерживаясь, и без извинений вышла из кухни, оставляя там расстроенную Иниру и слишком любопытного Ханта.
Вдвоем, без меня, им будет куда лучше.
Я поднялась на второй этаж, где было куда холоднее, чем на первом – обжитом этаже.
Но именно здесь была спальня папы, которую я оставила нетронутой.
Все здесь стояло именно так, как он оставил в тот день, когда уезжал к нам, потому что почувствовал себя нехорошо и шаман настоял на том, что пора обратиться к современной медицине.
Теперь я понимала, что Ата что-то знал и потому отправил папу домой.
К нам.
Не дал ему умереть, не попрощавшись с нами.
Когда мама поняла, что дела плачевные и все очень серьезно, даже она перестала ворчать и ненавидеть Арктику, повторяя постоянно, что она стала той самой любовницей папы, из-за которой разрушилась наша семья.
Всю жизнь они прожили вдали друг от друга, но при этом не разводились.
И не заводили отношений на стороне, оставаясь верными друг другу и общей боли, когда мама категорически не хотела уезжать жить в вечный холод, а папа не мог жить в шумном пыльном городе больше пары месяцев.
Уже будучи при смерти на больничной койке, папа продолжал вспоминать свою Арктику, и в такие моменты на его худом морщинистом лице, ставшем серым от боли, глаза загорались особым блеском и восторгом, делая его таким живым и бодрым, что хотелось верить в чудо.
…чуда не случилось.
Папа умер спустя полгода, после тяжелых операций и длительных изматывающих химиотерапий.
Лишь одно он попросил у меня, взяв за руку, – чтобы я развеяла его прах под Северным сиянием и увидела Арктику своими глазами.
– Ты родилась там, Алу. Арктика и твой дом тоже.
И вот я была здесь.
Прониклась и полюбила этот суровый холодный край и его людей, стараясь сглаживать все острые слова мамы, которая все наши разговоры по Скайпу обязательно заканчивала тем, что тяжело вздыхала со словами, что Арктика отняла у нее и меня тоже.
Я хотела продолжить дело отца и показать миру, что даже самый неизведанный и холодный край земли может быть теплым и прекрасным.
А еще сохранить популяцию медведей.
В силу своих скромных возможностей и с помощью Ханта.
– …не говори ей.
– Алула все равно рано или поздно узнает.
Я нахмурилась, услышав эти приглушенные слова, когда Хант и Инира говорили между собой настолько тихо, чтобы я не услышала.
Но что бы они ни скрывали, сделать у них это до конца не получилось.
Отложив папину потрепанную записную книжку на стол, я поспешно спустилась вниз, чтобы заглянуть на кухню, где они тут же замолчали.
– Что я не должна узнать?
Инира изогнула брови, умоляюще посмотрев на Ханта, но, к счастью, мужчина молчать не собирался, тут же выдав:
– Сегодня утром прибыла группа людей, которые явились сюда, вероятней всего, ради незаконной добычи меха.
Сердце пропустило удар, и руки тут же стали холодными.
За этими словами Ханта скрывалось только одно – браконьеры.
Люди, которых я ненавидела всей душой и желала им только всего самого ужасного!
– Сколько их? – сипло проговорила я.
– Пятеро, – Хант достал из кармана телефон, тут же отыскав то, что было нужно, и повернул экран ко мне, где я увидела фото мужчины. – Организатор этого мероприятия – гражданин Франции. Леран Мерье. Известный как Заводила. Два года назад он совместно со своим братом организовывал некие туры в Южную Африку, где любой желающий за довольно большую сумму мог почувствовать себя охотником.
Хант скованно замолчал, глядя на меня и почти не моргая, когда от его слов я дрогнула, потому что поняла смысл этих туров.
– …они убивали животных?
– Да, Алу. Львы, тигры, пантеры. Реже другие животные. За два года они сколотили целое состояние, и, когда мы смогли доказать причастность к гибели животных из некоторых заповедников, а также то, что их отстрел проводился без специальных на то разрешений, братья Мерье смогли фактически уйти от наказания. Им не присудили реальных сроков заключения. Только штраф, который они выплатили без особых проблем.
Желчь стояла в горле, пока я старалась отгонять от себя жуткие и немыслимые по своей жестокости картины, в которых в чем не повинных зверей убивали ради забавы.
– И теперь они решили расширить свой бизнес и приехали к нам?
Хант кивнул, а я закрыла глаза, сдерживая внутри себя крик.
– Теперь я смогу доказать, что братья не
