жизнь к нам не справедлива, что мы заслуживаем большего, а получаем что-то незаслуженно. Но я хочу, чтобы ты всегда помнила, все, что происходит, непременно так и должно быть. Только так и никак по-другому. Сейчас ты думаешь, что он должен был остаться с тобой, но, верь мне, он оказался лучше, чем я когда-то о нем думал. Он поступил благородно, оставив тебя сейчас, когда твоя жизнь, еще не сломана. Скоро Совет все решит и ты отправишься туда, где должна быть. Ты забудешь его, человеческая память, она как пластилин. Однажды ты проснешься, улыбнешься солнцу и поймешь, что он больше для тебя ничего не значит. А пока… пока ты должна это просто пережить.
Во мне неожиданно поднялся дух противоречия:
– Вы так говорите,– невесело усмехнулась я, – солнце, утро, а с чего вы взяли, что я попаду в рай, может, быть моим домом станет как раз противоположное место.
– Что – то подсказывает мне, – прошептал мне граф Стейтон, – что все будет, как раз, как я сказал.
Затем он поднял голову и посмотрел в окно:
– Уже поздно, должно быть мне пора, – Лоран грациозно поднялся с дивана. Я вскочила следом.
– Лоран, подождите, тогда, ну, ..в прошлый раз когда мы с вами встречались, я не смогла задать вам один вопрос. Может вы знаете о том.. о том, кто же все-таки были мои родители?
Лоран тяжело вздохнул. Казалось, говорить об этом ему не хотелось:
– Кристина, есть вещи, которые воспринимаются очень сложно. Сейчас ты еще не готова к этому, в последнее время на тебя слишком много свалилось. Мне пора. Я загляну к тебе как – нибудь.
Плавно и почти не слышно, закрылась входная дверь. И снова меня поглотила тишина, повисшая в моей квартире. Что же хотел сказать мне Лоран? Почему мне нельзя общаться с Себастианом? Что же кроется за словами графа? Я знала, что граф ничего мне расскажет, если только не захочет сам. На секунду во мне поднялась волна того, что я непременно должна все узнать, но затем это чувство быстро сменилось меланхолией, которая стала для меня в последнее время привычным состоянием, и я подумала о том, что возможно, это больше вообще не имеет никакого значения. Себастиан навсегда ушел из моей жизни, и возможно, все это просто так и должно остаться тайной.
***
– Ты совсем уже с ума сошла, – возмущенно пролепетала на чистом французском Жюстин, – ты только посмотри на себя!!! На что ты стала похожа, это же настоящий кошмар. Послушай, Кристин (она всегда называла меня на французский манер, когда злилась), сейчас не самое подходящее время для того, чтобы уходить с головой в чувства. Здесь ты должна…ну, я не знаю, должна подумать о своей прожитой жизни, все взвесить, и наконец, просто ждать. Сейчас решается твоя судьба, а мысли твои витают, не поймешь, где! Ты стала просто отвратительно выглядеть. Прости, конечно, но кто еще тебе это скажет, кроме меня. Похудела, бледная стала. Я просто, тебя не узнаю. Когда ты в последний раз ходила со мной в театр помнишь? А вот я не помню. Постоянно сидишь дома, читаешь свои книги, так можно и с ума сойти, ты сама с собой еще не разговариваешь? Ничего, скоро начнешь, это я тебе обещаю.
Жюстин все больше распалялась в своем праведном гневе, а я лениво помешивала ложечкой горячий шоколад и, совсем ее не слушала. Мы сидели в нашем любимом кафе, за нашим обычным столиком, только сейчас я не в состоянии была чувствовать ни его уюта, ни прелестного пейзажа за окном. Прошло уже около недели, как я уже ничего о нем не слышала. Теперь я не знаю, чего ждала. Меня перестало интересовать все, что происходило вокруг. Все потеряло свои краски и смысл. Каждое утро, когда просыпалась, я надеялась только на то, что сегодня я смогу уйти навсегда отсюда, но теперь, наверное, впервые мне было все равно, куда я пойду. Все стало однообразным, с тех пор, как из моей жизни ушел он.
–Кристин!!! – я услышала возмущенный голос Жюстин над самым ухом, – ты слышала, что я тебе сказала?
– Да, конечно, Жюстин, я все слышала. Прости, я что-то устала, не могу, хочу спать. Я, наверное, пойду.
– Ну, давай, конечно, – искренне возмутилась Жюстин, – спрячься от окружающего мира. У тебя в последнее время это хорошо получается. Нет, я не позволю. Сегодня вечером я заеду за тобой и мы поедем в театр, там сегодня премьера, а потом мы поедем в ресторан на Рью-Плас, и даже не думай отказываться. Поняла?
– Хорошо, Жюстин, – пролепетала я, – я подумаю, постараюсь. Ладно, до вечера.
На самом деле, мне очень хотелось забежать в свою комнату, броситься на постель и долго, неотрывно смотреть в потолок, наслаждаясь тишиной. Я стремительно встала и, едва попрощавшись с Жюстин, практически бегом поспешила к выходу.
–Кристин, подожди, – прокричала мне в след Жюстин.
Я резко обернулась назад, при этом сильно ударившись плечом обо что-то твердое. Схватившись за плечо, я посмотрела вперед, в поисках препятствия и окаменела. Он снова стоял передо мной. Такой же невыразимо прекрасный, такой же бесконечно родной. На его светлых волосах замерли капли летнего дождя, словно растягивая мгновенье и не желая соскальзывать вниз. Ворот его белоснежной сорочки был распахнут, обнажая узкую полоску рельефной загорелой груди. Черные брюки для верховой езды были заправлены в серые высокие сапоги. В руке он держал кнут. На долю секунды мы оба замерли, глядя друг другу в глаза. В моих была нежность, в его – отчаяние. Я отчетливо понимала, что не смогу тронуться с места, пока буду вот так купаться в его взгляде, поэтому я спешно отвернулась и бодро зашагала к выходу.
«Пусть он знает, что мне тоже все равно, пусть не думает, что так много для меня значит». Мне мучительно хотелось побежать обратно и обнять его со всей силой, на которую была способна. Обнять и никогда не отпускать. Ноги отказывались идти, но я все-таки упрямо шла. Вот зазвенел колокольчик на входной двери, и я оказалась на улице.
«Мне нужно только зайти за угол, только за угол» – думала я. «А потом, я сяду прямо на бордюр, и снова буду учиться дышать». Вот он, долгожданный перекресток. Я без сил прислоняюсь к стене и чувствую, как по моему лицу стекают струйки летнего теплого дождя. Я закрываю глаза, и мне кажется, что это не дождь, а он, мой Себастиан дотрагивается до моих волос, касается
