Он опять подошёл сзади — в тот момент, когда я делила внимание между зелёной стеной, усеянной цветами-звёздами, и господином в криво сидящем смокинге со съехавшей на бок бабочкой, который что-то нашёптывал своему суб-кольцу.
Сердце замерло и сорвалось в галоп. Будто конь с кручи.
Я заставила себя обернуться, поднять глаза — и встретила холодно-спокойный взгляд.
— Спасибо, что не выдали меня…. инспектор.
— Был большой соблазн сломать тебе игру, — он усмехнулся уголками губ, и всё его спокойствие рассыпалось, как карточный домик. — Подбиваешь клинья к мальчишке Талхару?
— Что? Я пытаюсь получить работу…
— Боюсь даже спрашивать, что это за работа.
— Переводчика! Для господина Вечи Талхара.
Торопливо и сбивчиво я рассказала про собеседование, про то, как Мирэле Талхар остался без пары и попросил меня сыграть его спутницу-джеландку, а в награду обещал место.
Гордость кричала, что я не обязана оправдываться.
Обязана, возражала совесть. Ты же воспользовалась его именем. Более того, не помешала Элу назвать это имя главному Даймеру страны.
А мой Даймер в это время… Ох, нет, не мой! Ничей Даймер, то есть свой собственный… Кот, гуляющий сам по себе. Ладно, сдаюсь — мой… То есть — Мэт! Он не перебивал. Но я видела, как напряжены его ноздри, брезгливо изогнута верхняя губа, как жёстко блестят солнечно-карие глаза.
В тот злополучный вечер две недели назад эти глаза смотрели совсем по-другому. В них была нежность. Даже не верится…
— Зря ты покрасила волосы, — сказал вдруг Мэт. — Прежний цвет мне нравился больше.
— Почему? — опешила я.
— Ты казалась такой невинной. Милой, искренней. Я думал, ты несчастная овечка. А ты, оказывается, та ещё лисица.
Он стоял передо мной воплощением правосудия, элегантный, собранный и безжалостный. Как в полицейском управлении Бежена. Только сейчас его убийственный взгляд был направлен не на Ругги, а на меня, и каждое слово хлестало пощёчиной.
— Не бойся, я не стану тебе мешать. И с разводом из-за пары месяцев возиться не буду. Успеешь прибрать к рукам свою добычу.
— Мэт, я…
Он вскинул ладонь.
— Не трудись! Ты сделала свой выбор, Симона. Но знаешь… — он умолк, плотно сжав губы, и воздух у меня в груди застыл твёрдым колючим комом, — ты продешевила!
Глава 8. Толмачиха Сима
Особняк господина Вечи Талхара прятался за стальными воротами на тихой улочке по имени Каштановая. К особняку прилагались башенки и флюгеры, участок с крохотной рощицей, но уже не каштановой, а дубовой, и высокий каменный забор, на который глядели окна отведённой мне комнаты.
Вернее, не комнаты, а пирожка с начинкой. Шкафы-комоды-тумбочки-полочки-подставки, ходить исключительно боком. Из удобств одна раковина, за всем прочим добро пожаловать в конец коридора, в сантехнический рай, одетый в чёрный с серебром кафель. Большая круглая ванна, утопленная в пол, тропический душ, джакузи. Шик-блеск. Но за восемь месяцев мне до жути надоело бегать по общим душевым и делить жизнь с посторонними. Хотелось своего, пусть махонького, скромного, арендованного, но отдельного.
Сейчас, когда у меня появилась работа, а в кармане лежала премия за успешно сыгранную роль "Мона, невеста Эла", я могла себе это позволить.
Однако господину Талхару угодно, чтобы переводчик был под рукой в любое время дня и ночи.
Ладно, утешала я себя, развешивая в шкафу свой шикарный гардероб, состоящий из второй пары брюк, рубашки, джемпера, "свадебного" платья и жакета, купленного на распродаже специально для собеседования, — не будет личной свободы, так хоть сэкономлю.
Хронометр показывал без пятнадцати час. Пора спускаться на обед, в столовую для старшего персонала, как назвала её горничная Аннин.
Час назад девушка в сером платье и белом переднике встретила меня в парадном холле и проводила наверх по широкой, красиво изогнутой лестнице, застеленной лиловой дорожкой. Стены холла были отделаны орехом, перила и наличник огромного витражного окна над промежуточной площадкой украшала богатая резьба. Господин Талхар явно любил натуральное дерево и классическую роскошь.
Сейчас холл был пуст. Спросить, где кормят голодных переводчиков, оказалось не у кого.
Под лестницей обнаружились три двери. Как в сказке: "Направо пойдёшь — с горы упадёшь, налево пойдёшь — в капкан попадёшь, прямо пойдёшь — совсем пропадёшь".
Я пошла налево, и сказка стала былью.
Сумрачный коридор распахнулся в пространство с большим окном, диванами, пальмами и двумя бильярдными столами. Вокруг столов отирались здоровенные лбы в тренировочных штанах и чёрных майках. Из суб-проигрывателя в углу гремела татурская народная песня "Раз-два — бузина" в танцевальной обработке. Дальше коридор продолжался, и в его конце угадывалась ещё одна дверь.
Я решила, что проскочу тихим тушканчиком, как не раз проскакивала мимо опасных компаний в Бежене.
Как бы не так!
— Девушка, вы к нам?
От пальмы в чёрной кадке отделился… баобаб, иначе не скажешь. Детина богатырского роста. Бритый череп, бицепсы — каждый размером с хороший арбуз.
— Девушка!
Перестук бильярдных шаров прекратился. Вся ватага, с киями и жестяными банками в руках, развернулась ко мне.
Но я, шустрая, как плотвичка, уже достигла двери. Взялась за ручку. Дёрнула…
— Девушка, там заперто! — сообщили из-за спины.
Развернулась с каменным лицом. И поняла, что влипла всерьёз.
В коридоре, загораживая проход, толпились сразу пятеро во главе с Баобабом. С его широкой груди задорно улыбалась розовая кошачья мордочка — рисунок на чёрной майке.
— Девушка, давайте знакомиться, — Баобаб тоже осклабился, протягивая огромную лапищу. — Я Лёлик. Вы заблудились, что ли?
Я пожала плечами.
— Видимо, свернула не туда.
Как будто светская беседа с громилами для меня в прядке вещей. Как будто ладони не взмокли, поджилки не дрожат, а сердце не пытается сбежать через горло.
— Посторонитесь, молодые люди, я тороплюсь, — уверенный тон, и никаких улыбок.
Подействовало. Вид у молодчиков сделался обескураженным, они начали расступаться.
Но тут заиграл новый мотив. Умильный голосок пропел:
Маленький котёнок…
Маленький щенок! — подхватили не меньше десятка лужёных глоток.
Йу-хо-хо! У-ха-ха!
Меня окружили и вовлекли в хоровод, не переставая орать:
Прямо из пелёнок
В школу на урок…
И-го-го! А-га-га!
— Ай, молодцы! Ай, удальцы! — прорвался сквозь конское ржание женский голос с характерными интонациями базарной торговки. — Ни сраму, ни разуму. Гурьбой на одну девку!
Из коридора выступила невысокая старуха-чурилка: из-под малинового платка на плечи свисали седые косы, красно-чёрная юбка мела пол, цветастая шаль на плечах отливала золотом. А её анимы… Нет, всматриваться ей в душу у меня сейчас не было сил.
Молодцы-удальцы разом попятились к столам, будто их потеснил невидимый бульдозер.
— Да мы ж ничего такого, баб Гица! — прижал руку к сердцу Баобаб. То есть Лёлик.
— Мы просто познакомиться хотели, — поддакнул его приятель с голубым щенком на майке. — Честное слово!
Я слышала, что у детского рисованного фильма "Котёнок и щенок идут в школу" есть взрослые поклонники, но не ожидала найти их среди пальм и баобабов.
— Цыц, лодыри! — шикнула старуха. — В другой раз будете у меня клетки за фурснаками чистить!
Кивнула мне: идём. Протянула руку — и дверь, за которую я так отчаянно и безуспешно пыталась проникнуть, легко подалась от одного толчка.
— Не бойся, милая, парни у нас дурные маленько, но зла не сделают, — утешила старуха, демонстрируя мне пальцы в перстнях.
Среди золотого блеска выделялось тяжёлое тёмное суб-кольцо.
А на двери, значит, суб-замок.
— У-у, глазки как горят, — чурилка тихо рассмеялась.
— Это от волнения…
