отворачивается к моему уху, исторгая поток грязной брани.
— Я не хочу тебя трахать, — шепчет, и в голосе я слышу ярость. — Ты подстилка Константина. Твое тело было под ним, и я не хочу брать его объедки, — бормочет в полубреду, словно сам себя уговаривая.
— Не было, — жадно глотаю воздух, вжимаясь в него бедрами и чувствуя, какой он твердый, как хочет меня, хоть и говорит совсем обратное. Его трясущиеся руки сжимают мою шею, словно сдерживая себя из последних сил. — Он никогда со мной не был… В этом смысле…
— Врешь, сука, — хрипит сквозь зубы, прислоняясь своей щекой к моей до боли. — Не смей мне врать! Ты его, мать твою, невеста! — безумный смех. — Не смей говорить, что он не отымел твое тело в первый же день знакомства!
— Не было, — дрожу даже от этих грубых касаний. Они распространяют яд по венам, насквозь пропитывая меня болезненным желанием. — Мы хотели подождать до свадьбы… После нее… Я не могла… Так… Было, — кривлю лицо от боли, — один раз. С другим мужчиной. Только один… И я не хочу это вспоминать.
Он застывает, каменея. Словно не может поверить в то, что я говорю.
— Твою мать, — хрипит, срывая все краны, — п****ц тебе.
Погружает пальцы в мои волосы, больно дергая на себя и я вскрикиваю, но его губы тут же сжирают этот крик, вгрызаясь в мой рот. На меня обрушивается его желание такой мощью, что затопляет, лишая кислорода. Он терзает мои губы, врываясь в них языком, встречаясь с моим. И тут меня сносит. Я закрываю глаза, впиваясь пальцами в его плечи, и притягиваю еще ближе к себе. Он стонет, лихорадочно хватая меня за тело, задирая платье, и проводя влажными губами по подбородку, возвращаясь обратно к губам, а потом оголяя грудь одним движением и вцепляясь в нее влагой рта. Терзая соски на грани боли. Сосет их, втягивая в себя с рыком. Я вскрикиваю и изгибаюсь ему на встречу. Желание становится таким невыносимым, что все кости ломает. Калейдоскоп реальности разбивается, оставляя меня в полной тьме, задыхающуюся от животного желания под демоном.
Мулцибер дергает на себе рубашку и пуговицы разлетаются в разные стороны, падая и катясь по полу. Я тут же хватаю губами его раскаленную кожу, прикусывая, вызывая его протяжные стоны.
Он дергает ширинку на брюках, высвобождая огромный член. Рывком притягивает меня за бедра, ниже под себя, и отодвигает ткань трусов, входя одним грубым толчком.
Мы кричим в унисон, и я хватаюсь за его плечи, повисая на нем, громко распахнув глаза, словно в нем мое единственное спасение.
— Твою мать, какая же ты узкая… Какая горячая внутри… — ревет он, вцепляясь пальцами в мои ягодицы и начиная грубо насаживать на себя, растягивая влажную плоть внутри собой.
Я не могу пошевелиться, не успеваю вдохнуть, не могу сдвинуться, потому что его нечеловеческие руки сами управляют моим телом, помогая члену жестко долбиться внутри. Наши тела покрылись бусинами пота, и я словно таю, растворяюсь в этом грубом соитии с демоном, жрущим мою плоть. Грудь ходит из стороны в сторону от его резких рывков. Смотрю вниз и вижу, как он, вцепившись в мои бедра, грубыми рывками натягивает меня на себя. Идеально прорисованные мышцы на его груди и прессе покрыты потом, а лицо искажено животным желанием. Зеленые глаза сверкают, и он закатывает их, запрокидывая голову назад. Порочные хлопки и наши стоны наполняют комнату.
Нет ничего. Только наше яростная страсть, больше похожая на звериную.
— Я задыхаюсь, — хриплю, чувствуя, как агония от трения внутри становится невыносимой.
Мулцибер, горячий, словно пламя. Он везде. Жжет собой внутри и снаружи, вгрызаясь в кожу и кусая, облизывая соски и подчиняя себе, подминая под жесткие мышцы. Соединяя наши мокрые тела в безумном темпе.
Трение внутри от его члена становится невыносимым, пытаюсь отодвинуть бедра, но Мулцибер только крепче подминает меня под себя:
— Кричи, Диана… Давай… Громче!
Я и я кричу. Так сильно, что срываю голос до хрипа, чувствуя, как агония расползается по всему телу от низа живота до самых кончиков пальцев, содрогая меня мощной конвульсией. До крови вцепляюсь ногтями в его спину, и Мулцибер рычит, насаживая меня на себя до конца, врезаясь глубокой болью в истерзанное тело, а потом резко выдергивает член, кончая горячей мощной струей мне на живот.
Мокрые и обессиленные, мы валимся на кровать, и я провожу трясущимися пальцами по его губам. Глаза демона сужаются. Он все еще тяжело дышит, но позволяет мне изучать себя.
— Завтра ты будешь меня ненавидеть, — усмехается он, кривя губы. Поднимается с постели и натягивает брюки.
— Куда ты? — шепчу я, чувствуя, как начинается сильная головная боль, застилающая мир перед глазами.
Он ничего не отвечает. Застегивает ширинку и пропадет, громко хлопая дверью напоследок.
Низ живота разрывался от боли, недвусмысленно намекая на мое падение.
Ужас горячими волнами прокатывался по телу от воспоминаний, удивительно четких, сохранившихся в голове. Теперь я знала, что ужас — это жар, а не холод. Жар Мулцибера, оголившего меня до нервов.
Болела промежность, словно ее разорвали в клочья. Мышцы на бедрах ныли, напоминая о том, как широко Мулцибер меня раздвигал, чтобы проникнуть внутрь. Грудь и шея были покрыты засосами в тех местах, где ко мне жадно прикасались его губы. Запястья и щиколотки овили желтые обручи будущих синяков от его железных пальцев. На бедрах уже синела пятерня его пальцев.
— Боже мой… — Энже неслышно вошла в комнату, и я резко накрылась одеялом. — Что он с тобой сделал? — сочувственно прошептала она, присаживаясь на краешек кровати.
Я презирала его. Ненавидела за то, что он дал мне какой-то дурман. За то, что я предала себя и разрушила свою жизнь. Но… К сожалению, не могла обвинить в том, что он сделал мне больно. При всей жёсткости акта нашей близости я с ужасом понимала, что он брал меня именно так, как я того и хотела. И от этого наполнялась еще большим презрением к самой себе.
Энже ушла, а вернулась уже с рекорнилом.
— Иди сюда, — она попыталась схватить мою руку, но я вывернулась. — Это просто глупо, Диана, — хмурится она. — Кого ты пытаешься наказать своими страданиями?
— Саму себя! — неожиданно выкрикиваю я, и глаза наполняются слезами.
Хочется рвать на себе волосы от злости и жгучей ненависти к себе, к Мулциберу и той страсти, что полыхает между нами.
Я могла прикрываться сколько угодно тем, что он окурил меня
