приступит к еде, и лишь затем последовала его примеру.
Ну да, я подготовилась.
Последние два месяца штудировала книги по этикету и без труда могла отличить десертную вилку от вилки для рыбы. Да и прочую бесполезную чушь в этом же роде хорошенько изучила, не хватало еще проколоться на какой-нибудь мелочи.
– Я все пытаюсь понять, – заговорил вдруг хозяин, не дожидаясь, пока с блюдом будет покончено, что прямо скажем, тоже нарушало правила приличия, – почему вы решили вступиться за Элис?
– Не понимаю, о чем вы, – холодно проговорила я.
Он только отмахнулся.
– Бросьте ломать комедию. Кроме нас здесь никого нет, а мы оба знаем, что произошло произошло на самом деле.
Кроме нас никого нет? Спорное заявление, учитывая то, что слуги никуда не делись. Впрочем, наверняка они связаны тем же соглашением о молчании, что и я.
Пришлось отвечать:
– Я не считаю, что этой девочке место в интернате. И не готова сдаться так сразу. Да, у нее сложной характер, она взбалмошная, несдержанная, но здесь нет ничего такого, с чем не справился бы опытный воспитатель. Она ведь, по сути, хорошая девочка.
Я снова вспомнила чертову чашку и маленькую кудрявую головку под своими пальцами. И то, с какой отчаянной благодарностью она меня обнимала. Вспомнила хрупкую фигурку на высокой крыше и страшные слова, которые она швыряла, перекрикивая дождь: “Они меня ненавидят! Если меня не станет, им всем будет лучше!”
И проговорила, почти не раздумывая:
– Да, хорошая девочка, просто очень несчастливая.
– Что? Что вы сказали?
Лорд вперился в меня пристальным взглядом, как будто поставил задачу просверлить насквозь. Черт, я слишком много болтаю. Но сказанного не воротишь. К тому же, это была чистая правда
– Вы слышали, что я сказала, – ответила я твердо.
И посмотрела ему прямо в глаза, с легкостью выдерживая этот пристальный взгляд. Черт возьми, да мне уже надоело скромно тупить глазки и приседать в реверансах.
– Мне кажется, вы забываетесь, – холодно проговорил он. – у девчонки есть все, о чем другие могут только мечтать. Любые игрушки, любые книги, любые развлечения и наряды. Вместо того, чтобы быть благодарной, она изводит своих гувернанток! И мне приходится с каждой составлять документ о неразглашении просто для того, чтобы у меня был шанс нанять следующую, когда эта сбежит. И поверьте, они сбегают, некоторые в первый же день!
Чем дольше он говорил, тем больше спадала с него привычная маска ледяного спокойствия. Последние слова лорд Линдехолл уже почти кричал.
– А кто ее любит? – спросила я, как только он смолк и в столовой зале повисла тишина.
Лорд вздрогнул, словно наткнувшись на какое-то невидимое препятствие, и теперь смотрел на меня непонимающе. Я попыталась объяснить.
– Ну… кто ей верит, кому она рассказывает свои секреты, с кем делится, когда ей грустно? Есть у нее такой человек, хотя бы один?
Лорд Линдехолл не ответил. Возможно, и правда пытался вспомнить, есть ли такой человек, а может быть, просто подбирал подходящие слова, чтобы выставить меня к черту.
– Как можно верить тому, кто все время лжет? – с усмешкой выдавил из себя лорд.
Эта усмешка мне совсем не понравилась. Создавалось впечатление, что сейчас он говорит не об Элис, а обо мне. А ведь так и есть. С тех пор, как я переступила порог этого дома, я ни разу не сказала ему ни слова правды. Да что там, даже о своем имени солгала. Сердце сжала когтистая лапа страха. А вдруг он потому и затеял и этот ужин, и этот разговор, что уже знает: никакая я не Агата, и теперь играет, словно кошка с мышью. Да еще и посмеивается про себя, глядя на мои жалкие потуги строить из себя великого педагога.
– Ее мать была такой же, – сказал вдруг он. – Лживая, ветреная, изворотливая, легкомысленная.
В голосе лорда слышалось неприкрытое презрение. Он бросил взгляд на меня и добавил:
– Впрочем, это не ваше дело.
Действительно, не мое. И все же я спросила:
– И что с ней стало?
Он усмехнулся.
– О, я заточил ее в башню. Заковал в цепи, а потом убил.
– Что? – я почувствовала, как вытягивается мое лицо.
– О боги, мисс Сильвант, нельзя же быть такой доверчивой. Неудивительно, что девчонка крутит вами, как хочет! – а потом добавил раздраженно: – Ничего с ней не случилось. Сбежала с каким-то офицеришкой, оставив мне на память это маленькое чудовище.
И снова он так ее назвал! Может, мать Элис и не была лучшей женщиной на свете, в конце концов, я ее даже не знаю. Но уж девочка в этом точно не виновата.
– Как вы можете говорить так о своей дочери! – возмущенно воскликнула я.
– Да я даже не уверен, что она… – и снова лорд осекся. – Впрочем, это тоже не ваше дело.
Закончить за него было простым делом – он даже не уверен, что это его дочь.
Все понятно. Ни мне, ни Элис вовсе не показалось. Он действительно не питает к малышке особо нежных чувств. А дети очень хорошо понимают такие вещи.
Я вспомнила себя.
Когда ты маленький, беззащитный, и твое благополучие полностью зависит от окружающих, хочешь – не хочешь, а научишься определять, кто из них к тебе добр, а кому ты откровенно не нравишься.
– Вы совершенно правы, ваши отношения с женой не мое дело. А вот Элис – мое. И если вы хотите, чтобы мои усилия не пошли прахом, хотя бы постарайтесь не так очевидно проявлять свою к ней неприязнь.
Я вдруг поймала себя на том, что злюсь на хозяина замка, и злюсь совершенно искренне.
А с чего бы вдруг?
Ведь на самом деле я снова вру, и Элис – это вовсе не мое дело.
Мое дело – найти чертову магическую безделушку, которая стоит ровно мою жизнь, и исчезнуть из этого дома навсегда.
А после напрочь вычеркнуть из своей памяти и опасную девчонку, и ее несносного отца, и вообще все, что случилось в моей жизни до этого. Потому что как только я найду артефакт, у меня начнется новая, счастливая жизнь. Наконец-то своя собственная.
Неужели я настолько хорошо вошла в роль, что теперь даже чувствую то же, что должна была на моем месте чувствовать настоящая Агата? Впрочем, вряд ли… Я ведь беседовала с этой достойнейшей дамой. Уверена, она довела бы несчастную девчонку до истерики своими нравоучениями, а увидев последствия этой истерики, бежала б отсюда, сверкая пятками.
Как, собственно, и все до нее.
– Вы будете учить меня, как относиться к дочери? –
