— А что насчет тебя? У тебя ведь тоже есть день рождения? — спрашиваю я за неимением чего-то лучшего. — Просто я всегда думала, что твой день рождения был одиннадцатого июля.
Он улыбается.
— Это был первый полный день, который я пришел провести с твоей матерью. Первый день проведенный нами вместе. Одиннадцатое июля 1989 года.
— Оу. Так тебе двадцать три.
Он кивает.
— Да, мне двадцать три.
«Он похож на Джеффри», — думаю я, когда рассматриваю его лицо. У них одинаковые серебристые глаза, те же волосы, тот же золотистый оттенок кожи. Разница заключается только в том, что в то время, пока папа буквально стар и спокоен, как мир, Джеффри еще только исполнится шестнадцать, и мир для него — ничто. Он всего лишь делает свое дело, что бы это не значило.
— Ты видела Джеффри? — спрашивает отец.
— Не читай мои мысли — это грубо. И да, он приходил повидаться со мной. Джеффри звонил мне пару раз, в основном потому, как мне кажется, что не хочет, чтоб я его искала. Он живет где-то здесь. Завтра мы идем в кафе Джоанны. Это единственный способ увидеть его и провести с ним время, — Да, я предлагаю ему бесплатную еду, но, эй, это работает. Звездная идея. — Ты должен поехать с нами.
Папа даже не рассматривает мое предложение.
— Он не хочет говорить со мной.
— Ну и что? Он подросток. Ты — его отец, — говорю я, а потом следует фраза, которую я не произношу, но которую он скорее всего слышит: «Ты должен заставить его вернуться домой».
Папа качает головой.
— Я не могу ему помочь, Клара. Я видел все возможные версии того, что может произойти, и могу сказать, что он никогда не послушает меня. Мое вмешательство только ухудшит ситуацию для него. — Он прочищает горло. — В любом случае, я пришел сюда не зря. На меня была возложена задача подготовки новобранцев.
Мое сердце учащенно забилось.
— Мое обучение? Но почему?
Его челюсть напрягается. Он выглядит так, словно оценивает, сколько стоит мне рассказать.
— Не уверен, знаешь ли ты, но я солдат.
Или лидер Божьей армии, но, да ладно, не будем скромничать.
— Да, я вообще-то знаю это, пап.
— И фехтование — это часть моей профессии.
— Фехтование? — говорю слишком громко, и люди, проходящие мимо нас, начинают бросать встревоженные взгляды.
Я опускаю голос.
— Ты собираешься тренировать меня обращаться с мечом? Например... огненным мечом?
Я сразу вспоминаю о видении Кристиана. Не о своем. Не я сражалась.
Папа качает головой.
— Люди часто принимают его за огненный меч из-за легкой ряби, но он сделан из сияния, а не огня. «Сияющий меч».
Не могу поверить, что слышу это.
— «Сияющий меч»? Почему?
Он колеблется.
— Это часть плана.
— Я вижу, что есть определенный план с моим участием, — говорю я.
— Да.
— У тебя, случайно, нет бумажного варианта этого плана, чтоб я смогла туда заглянуть? Всего на минутку?
Уголок его рта приподнимается.
— Наша работа продолжается. Итак, ты готова? — спрашивает он.
— Что? Сейчас?
— Нет более подходящего времени, чем настоящее, — говорит он, и я могу сказать, что он полагает, что это прекрасная шутка. Он направляется к велосипеду, чтобы поднять его, после чего мы вместе медленно возвращаемся к «Робл».
— Как в университете обстоят дела? — спрашивает он, как и любой другой послушный папа.
— Прекрасно.
— Как твоя подруга?
Я нахожу странным, что он спрашивает о моих друзьях.
— Э-э — какая именно?
— Анжела, — говорит он. — Она причина того, что ты приехала в Стэнфорд, не так ли?
— О-о. Да. Думаю, именно она.
По правде говоря, я еще не общалась с Анжелой, с того дня в «MemChu», почти три недели назад. Я позвонила ей в прошлые выходные и спросила, не хочет ли она пойти на новый кровавый фильм ужасов, который вышел на Хэллоуин, а она от меня отделалась. «Я занята» — это все, что она сказала.
В последнее время я видела ее соседок по комнате чаще, чем её саму: с Робин мы встречаемся в классе истории искусства по понедельникам и средам, да и много раз мы вместе пили кофе; а вместе с Эмми мы всегда одновременно появляемся в столовой, чтобы позавтракать, садясь за один столик, где и возникает буря. Именно благодаря им я знаю, что Анжела либо болтается в церкви, либо отсиживается в своей комнате, приклеенная к своему ноутбуку или чтению толстенных книг. Происходит явно что-то более интенсивное, нежели то, что обычно с ней происходит. Думаю, причиной всему является ее навязчивая цель — ее одержимость числом семь, парнем в сером костюме и всем, что с этим связано.
— Я всегда любил Анжелу, — говорит папа, вздрагивая и обращая внимание на меня, потому что, насколько я знаю, он только познакомился с ней. — Она — очень страстная натура, в ней бурлит желание делать то, что правильно. Тебе следует присматривать за ней.
Я мысленно ставлю галочку возле пункта «позвонить Анжеле, как только появится минутка». Когда мы подошли к «Робл», папа встал, вглядываясь на здание с изображением плюща на фасаде, пока я ставила велосипед.
— Хочешь увидеть мою комнату? — спрашиваю я.
— Может быть, позднее, — говорит он. — Прямо сейчас мы должны найти место, где никто нас не потревожит.
Не думаю, что мы найдем место лучше, чем подвал общежития, в котором есть комната без окон. Люди используют её в основном для телефонных звонков, когда не хотят беспокоить своих соседей по комнате.
— Это лучшее, что я могу найти в столь короткие сроки, — говорю я, пока веду папу туда. Отперев дверь, я держу ее открытой, чтоб он мог оглядеть помещение.
— Прекрасно, — говорит он, заходя внутрь.
Я нервничаю.
— Мне стоит размяться? — Мой голос звучит немного странно в этой маленькой комнатке. Здесь пахнет грязными носками с примесью кислого молока.
— Сначала мы должны решить, где ты хотела бы тренироваться, — говорит он.
Я жестом указываю вокруг нас. — Здесь.
— Это отправная точка, — говорит он. — Необходимо определиться с конечной.
— Хорошо. Какие есть варианты?
— Любые, — отвечает он.
— Пустыня Сахара? Тадж-Махал? Эйфелева Башня?
— Думаю, мы создадим настоящее зрелище, практикуя фехтование на Эйфелевой Башне. — Он слегка усмехается, после чего снова становится серьезным. — Попробуем какое-нибудь место, которое ты хорошо знаешь. Место, где тебе будет комфортно и спокойно.
Это легко. Даже не задумываясь, я через пару секунд произношу:
— Окей, забери меня домой, в Джексон.
— Считай, что это и есть Джексон. — Папа продолжает стоять передо мной. — Мы сейчас на пересечении границ.
