— А почему меня нельзя было просто пристрелить? — хмыкнула я. — Зачем он с ножом-то полез? Я бы тогда и пикнуть не успела.
— Традиция, — пояснил капитан, выпрямляясь. — Свобода Воли — организация, ратующая за древние традиции, возражающая против контактов с иными мирами, особенно с Землёй. Они считают, что наши предки ушли оттуда, спасая остатки Чести, и Земля — источник скверны. Ритуальный нож и ритуальное убийство не умаляют Честь.
— А ты его чем? — уточнила я, кивая на дыру в груди несостоявшегося убийцы, замеченную мной только благодаря разошедшимся краям матово-чёрной материи, будто поглощающей свет. Инг кивнул в сторону, и я заметила лежащий на полу окровавленный длинный узкий слегка загнутый клинок. — Тоже традиция? — насмешливо хмыкнула я.
— Нет, — мне показалось, что он несколько смутился. — Вернее, не совсем. Меч традиционный, да, но он просто первый попался под руку, можно было и другим оружием воспользоваться. Присядь, сейчас за ним прилетят, и я провожу тебя в ванную. Тебе надо умыться.
— Да, не помешало бы, — скривившись, кивнула я. Моё плечо и кровать были залиты кровью ныне покойного типа. — Жалко, такую красоту испортили, — вздохнула я, разглядывая простыни.
— Ты сожалеешь о простынях? — бросил на меня удивлённый взгляд мужчина и, подняв свой клинок, принялся оттирать его полой рубашки.
— Ну да, — неуверенно хмыкнула я.
— Мне кажется, это мизерная плата за ту красоту, которую этим удалось сохранить, — очень тихо себе под нос пробормотал мужчина. Я на всякий случай не стала уточнять, правильно ли я его поняла. Потому что если неправильно, будет обидно, а если правильно — будет стыдно. Я, конечно, считаю себя красивой, но слышать это от постороннего мужчины всё равно гораздо приятней. — Ты действительно очень чутко спишь, если проснулась. Это профессионал, — задумчиво проговорил он, стоя над трупом и пристально вглядываясь в него, как будто ждал, что тот сейчас встанет и начнёт извиняться.
— Да я сама не поняла. Проснулась вдруг, будто толкнул кто-то. А потом этот придурок ещё со стороны окна заходил. Нет, я понимаю, что тут с другими вариантами было не очень, я на этом краю спала. Но всё равно как-то не очень профессионально.
— Наверное, он просто тебя недооценил, — предположил капитан, и мне почему-то почудилась в его голосе улыбка. — Ты молодец. Очень быстро и правильно среагировала. Ты точно нормально себя чувствуешь? — он опять окинул меня оценивающим взглядом. Потом стронулся с места, отнёс свой меч к креплению, стоявшему при входе (я как-то умудрилась его не заметить) и принялся рыться в тумбочке у кровати.
— Ну так, потряхивает чутка, — я повела плечами, наблюдая за его перемещениями. — Надо выпить чего-нибудь горячего, а можно и горячительного. Это зачем? — озадаченно уточнила я, наблюдая, как Инг натягивает тонкие перчатки.
— Я должен тебя осмотреть, — пояснил он. — И помочь тебе спуститься.
«А перчатки тут причём?» — хотела уточнить я, но потом вспомнила про особые таланты хозяина дома.
Интереснейший, между прочим, феномен, эти их Зеркала. Любопытно, это хоть кто-нибудь когда-нибудь исследовал? Насколько я понимаю, талант этот проявляется у них не с рождения, а просто в какой-то момент просыпается. Какая-то мутация, до поры скрытая, и проявляющая себя только при строго определённых условиях?
Осмотр, впрочем, длился меньше, чем процесс надевания перчаток. Капитан пощупал мой пульс, проверил зрачки, придирчиво осмотрел наливающийся чуть выше локтя синяк, который я и не заметила до того момента.
— Да ладно, всё нормально. Можно сказать, отделалась лёгким испугом, — я ободряюще улыбнулась. Потом, вспомнив, где нахожусь, поспешила натянуть на лицо серьёзное выражение. — Извини, вечно я забываю.
— За что извинить?
— Ну, с вами не рекомендуют лишний раз улыбаться, этим вроде как можно оскорбить, — пояснила я.
— Ну, иногда мы всё-таки улыбаемся, и это не считается оскорблением, — проговорил он, и… улыбнулся. С ума сойти, первый улыбающийся дориец в моей жизни! А, может, и не только в моей. — Но да, гораздо меньше, чем земляне. Это одна из причин, по которым вы кажетесь нам… легкомысленными. В нашей культуре улыбка — это либо насмешка, либо проявление доверия. Поэтому с близкими друзьями этот жест всё-таки допустим.
— И чувство юмора у вас есть? — подозрительно и недоверчиво уточнила я.
— В какой-то мере, — неуверенно ответил он. — Хотя этот вопрос вашей культуры довольно сложен, но я примерно представляю себе, что кажется вам смешным.
— Ладно, чёрт с ними, с шутками; можно я тебя запишу в близкие друзья, и не буду следить за своей мимикой, а? — с надеждой воззрилась я на него. — А то у меня такое ощущение, что скоро у меня намертво сведёт челюсти.
— Я не совсем понял, что ты имеешь в виду, — честно признался он.
— Я про улыбки. В моей жизни это, пожалуй, самое распространённое мимическое проявление, и ты не представляешь, как это утомительно — всё время тщательно следить за выражением лица. Если считать улыбчивость признаком легкомыслия, то я, наверное, самое легкомысленное существо среди всех моих знакомых, — и я с облегчением улыбнулась, наглядно иллюстрируя сказанное.
— Вот как? — он в некотором удивлении вскинул брови, очень внимательно меня разглядывая. — Хорошо, я это учту.
На этом месте наша познавательная беседа за культурные обычаи была прервана появлением каких-то ребят в тёмно-зелёной форме. Они поприветствовали нас короткими поклонами, Инг ответил тем же, незаметно махнув мне рукой. Я истолковала этот жест как «сиди и не рыпайся», и послушно замерла на месте, наблюдая, как парочка раскладывает портативную антигравитационную платформу, на которую погружает труп, нож и какие-то мелкие предметы вроде брелоков или браслетов, судя по всему, снятые Ингом с покойника. В процессе мужчины о чём-то негромко переговаривались на родном языке, и я пару раз поймала на себе сочувственные взгляды зелёных человечков.
— Пойдём, — поманил меня капитан, когда оба пришлых со своей ношей скрылись за дверью. Стоило встать, как он крепко уцепил меня обеими руками за плечи и повёл к выходу. Было очень неудобно идти таким образом и подмывало вывернуться из цепкой хватки мужчины, но я успокоила себя, что он просто хочет помочь, а, главное, идти недалеко.
— Ты справишься сама? — осторожно уточнил он на пороге ванной. Мне почти нестерпимо захотелось ответить «нет» и посмотреть, как он будет выкручиваться, но некстати проснувшаяся совесть не позволила так издеваться над человеком, который, по сути, ничего плохого мне не сделал. Нет, он, конечно, меня спёр, но ведь не по собственному почину, так что тут претензии скорее к его руководству.
Я быстро смыла с себя чужую кровь. От осознания того факта, что половина моего организма испачкано в ней, и вот она течёт по моим рукам и ногам, неожиданно стало здорово не по себе. Не то чтобы на меня накатила истерика, но было жутковато, противно, а ещё до меня наконец-то дошло, что я чудом выжила, а несколько минут назад кто-то хладнокровно пытался меня зарезать.
Зарезать. Ножом. И лежала бы я там, на кровати, со вспоротым горлом. Почему-то именно это напрягало сильнее всего: что меня не просто убили бы, а сделали это очень варварски и, наверное, больно.
В общем, когда я всё-таки выпала из ванной в надёжные крепкие руки встревоженного Инга, меня колотила крупная дрожь, с которой я никак не могла справиться, а ноги подгибались. Плюнув на все последствия, мужчина подхватил меня на руки и отнёс в кухню-столовую. Усадив в кресло, достал из шкафа какую-то бутылку, плеснул из неё в стакан и, вернувшись ко мне, сунул его в мои дрожащие руки.
— На, выпей. Дрянь редкостная, но поможет.
Я послушно залпом проглотила содержимое стакана. При помощи капитана; мои руки слишком тряслись, и я бы половину пролила, так что он их придерживал. Хотела возразить, что ничего не дрянь, а даже очень вкусно, — какой-то приятный ликёрчик с травянисто-мятным привкусом, даже не очень крепкий, — но сдержалась, чтобы не пасть окончательно в глазах своего собеседника. Оставив стакан на полу, Инг присел рядом со мной на диван, продолжая держать мои ладони в своих.
