— Идём, провожу к директору!
За спиной стоял карлик, едва достающий мне до пояса. Одет он был в оранжевую рубаху и жёлтые штаны на лямках. На голове топорщился искусственными волосами рыжий парик. Издали этого человека вполне можно было принять за ребёнка. Однако тянул он меня с недетской силой.
— Э-э-э... зачем? — пробормотала я, с удивлением рассматривая необычного человечка.
— Жена сказала, ты на работу устраиваешься, разве нет?
Я опасалась, что поднимется шум и меня прогонят, пришлось кивнуть, однако идти к директору не собиралась:
— Можно сначала представление посмотреть?
Карлик ухмыльнулся:
— Насмотришься ещё, — он помолчал, оглядывая меня с ног до головы, потом вздохнул: — Ладно. Пойдем, проведу в директорскую ложу, оттуда хорошо видно. Может, ещё и не возьмут в номер дылду такую.
— В директорскую? — я испугалась, что всё-таки столкнусь с тем, с кем и не надо бы.
— Там пусто сегодня, последнее представление. Ночью собираемся и...
— Что «и»?
— Берём курс на столицу.
Больше он мне ничего не объяснил, маленькими, но очень быстрыми шажочками подскочил к стоявшей неподалёку круглой ширме, раскрашенной абстрактным ярким рисунком, отодвинул ткань и кивком велел оставить там мешок. Я послушно бросила вещи и поспешила за карликом, который, не оглядываясь, побежал дальше.
***
Представление так захватило меня, что на целый час я забыла и о поисках ночлега, и о голоде, хотя с тех пор как напилась из родника, ничего во рту не держала, и о том, что выдала себя за другую девушку, хитростью пробравшись в директорскую ложу. Потешные собачки ловко выполняли приказы дрессировщика: прыгали через обруч, ходили на задних лапках и кружились под музыку. Воздушные гимнастки выполняли трюки под самым куполом. И страшно за них было, и дух захватывало от красоты их тел и движений. Жонглёры и эквилибристы удивляли техникой, недостижимой обычному человеку. Рыжий лилипут — тот, с кем я успела познакомиться за кулисами — всем мешал, везде лез и очень этим веселил публику.
Завершал выступления иллюзионист Гульнаро — эффектный мужчина с обнажённым торсом, в обтягивающих мускулистые ноги трико. Он устрашающе помахал длинными мечами и — во что я совершенно отказывалась верить — проткнул ими ящик, где за пару минут до этого укрылась тоненькая блондинка с ярким макияжем.
Я сжала кулаки и молилась за незнакомку, больше всего на свете желая увидеть её целой и невредимой, что вскоре и произошло: Гульнаро распахнул дверцу ящика, вывел из него улыбавшуюся ассистентку. Овации едва не оглушили меня.
Все артисты, участвующие в представлении вышли на поклон, а я, немного разочарованная обманом, который подозревала в заключительном номере, покинула ложу, чтобы незамеченной ускользнуть из цирка. Нужно было только забрать оставшийся за кулисами мешок.
До ширмы с моими вещами не дошла каких-то пять шагов — путь преградил толстый мужчина в белой рубашке с жабо и во фраке. Интуитивно поняв, что это и есть директор цирка, я замерла, как загипнотизированная.
— Так это ты? — с недовольным видом спросил толстяк.
— Что? Нет, извините...
— Сам вижу, что нет, — пробурчал он, схватив меня за локоть, — как только у этой паршивки совести хватило позвать тебя! — Я терялась в догадках, кого директор называет паршивкой, но это скоро выяснилось — он поманил пальцем ту самую блондинку, что выступала с Гульнаро, и спросил вкрадчивым басом: — Эту вместо себя предлагаешь? А? Она в ящике-то поместится?
Девушка удивлённо взглянула на меня и затрясла головой:
— Господин директор, я тут ни при чём, не знаю кто она такая!
Пользуясь моментом, я попыталась выдернуть локоть из хватки толстяка, но тот сжал его ещё крепче, заорав на блондинку:
— А где тогда обещанная замена?
— Но я сама пока могу выступать… — лепетала напуганная артистка, — ещё и незаметно совсем!
— О боги! — поднял взор к потолку директор, — где вы берёте таких бестолковых дурочек на мою несчастную голову? Сначала она прыгает в постель к этому самцу, а потом, будучи беременной, надеется увернуться от его мечей! — Он вздохнул и отпустил мою руку: — Не будь такой легковерной, дитя. Не торопись ложиться с мужчиной. Все они обманщики. Пообещают жениться, а сами…
Вот бы сказать сейчас, что я уже замужем, смеху было бы! Я, разумеется, скрыла этот факт, а беременная артистка в слезах убежала, крикнув сквозь всхлипы:
— Не обещал он ничего!
— Что прикажешь делать? — покачал головой директор. — Завтра уезжаем с полуострова. Неделю будем в пути, потом остановка в Зелёных Дворах. Уже там ей трудно придётся, что же говорить о столице? За месяц талия исчезнет, от гибкости ничего не останется. — Он печально улыбнулся и, придав голосу притворной строгости, спросил: — Зачем сюда проникла, а? Признавайся!
— Работу ищу, — сообразила я, — мне тоже в столицу надо, возьмите с собой, пожалуйста.
— Балласт мне в пути не нужен, — покачал головой толстяк, — уборщиц и рабочих на месте нанимаем. Только артистов везу. Что ты умеешь? Ничего? То-то же!
— Умею! — я схватила готового уйти директора за рукав. — Где ваш ящик?
Наш спор привлёк внимание, вокруг обралась кучка ещё не переодевшихся и не смывших грим артистов. Кто-то услужливо подкатил ящик из номера Гульнаро.
— Вот упорная, — засмеялся директор, — ну, показывай свои сверхспособности!
Он распахнул дверцу, я залезла в ящик — в нём оказалось довольно тесно.
— Закройте! — скомандовала.
— Зачем?
— Сосчитайте до двадцати, потом открывайте.
Дверца захлопнулась, снаружи слышались смешки, кто-то делал ставки: могу я сложиться вчетверо и уместиться ниже риски на уровне колен или нет. Я сосредоточилась, представила пространство внутри стоявшей неподалёку ширмы с моим мешком и произнесла заклинание.
Глава 13
Оказавшись за ширмой, я двумя пальцами сдвинула её и посмотрела на стоявших перед ящиком иллюзиониста людей. Почти на всех лицах сияли улыбки, артисты представляли меня скрючившейся в тесном пространстве и не могли удержаться от смеха. Мне бы самой тоже показалась весёлой попытка самонадеянной девицы проделать трюк гуттаперчевой циркачки.
— Открывайте! Достаточно ждём! — торопили директора зеваки.
Тот криво улыбнулся и резким движением распахнул дверцу. Пусто. Не поверив глазам, толстяк принялся шарить по стенкам и днищу ящика. Остальные наблюдатели хороводом пошли вокруг, внимательно разглядывая днище, словно я могла просочиться сквозь щели.
— Где… как… куда… — посыпались вопросы.
— М-м-м… — промычал директор и закрыл ящик, исподлобья поглядывая на окружающих, — вот так фокусница. — Чуть громче попросил, обращаясь к двери: — Ну появись, что ли… До двадцати надо считать?
Я переместилась обратно и стукнула кулаком по дереву.
В жизни не видела людей более удивлённых. А удивить циркачей — это вам не детишек развлекать танцующими собачками.
— Вот что я умею, — сказала, спускаясь на пол.
Директор нахмурился ещё сильнее, жестом приказал артистам разойтись и пригласил меня в кабинет для разговора.
— Возьму тебя в труппу, — объявил он, когда мы зашли в огороженную картонными панелями комнатку с крохотным столом, двумя складными стульями и узкой — сомневаюсь, что хозяин помещался на ней — кушеткой. Впрочем, предназначалась она, как я позже выяснила, для проштрафившихся артистов, их тут пятерых можно было усадить и песочить, что директор умел делать виртуозно. Мне предложили стул, сам собеседник прохаживался по кабинету. — Платить пока не буду. Начнёшь выступать, тогда поговорим о гонораре. — Он с прищуром посмотрел на меня: — Согласна? Вижу, что согласна. От родителей сбежала? Тиранят?
— От родных, — подтвердила я, — убить хотели.
— Быва-а-а-а-ет, — задумчиво протянул директор, рассматривая развешанные на стенах афиши. Я тоже вчиталась в перечисленные там имена, заметив мелкие буковки внизу: «Под руководством Рома Беккета». Вот как звали хозяина. Тот снова перевёл взгляд на меня: — Проходимка? — заметив промелькнувшее в моих глазах непонимание, поправился: — Перевозчик? Запретной магией владеешь? Не отпирайся, я сразу понял.
