При выходе из лесу Маша надела шляпу, но не стала завязывать ленты. Моя довольная улыбка чуть не испортила всё, когда я увидел вытянутые лица друзей. Маша выглядела так, как будто мы с ней занимались любовью прямо в лесу. Отрицать что-либо не собирался. Она же даже не заметила их, быстро взбежав по лестнице и исчезая из вида.
Завтракали мы все вместе. Рот Артура не закрывался, как всегда. Алекс улыбался странной улыбкой, смотря то на меня, то на Машу. Что меня раздражало до ужаса. Какого чёрта эти идиоты творят? Это моя женщина.
Ещё и Маша подливала масла в огонь. Она такая умница. Столько всего знает и может поддержать любую тему разговора, кроме политики. Тут она молчала. Я заметил это, и каждый раз, когда внимание Маши переключалось на друзей, включал внутреннего ревностного эгоиста и заводил разговор о политике.
– Осторожно, друг, ты в опасности, – тихо произнёс Алекс перед прощанием. Они с Артуром решили, наконец, покинуть Пэмбрукшир.
– Ты о чём? – спросил я, догадываясь, о ком пойдёт речь.
– О твоей одержимости своей женой. Она красивая женщина и очень умная. Но, если тебя не любят, не стоит отдавать женщине сердце.
«Да. Она меня не любит. Как ты, друг, догадался? Подумаю об этом потом. Если получится. Разлюбить уже только не смогу»
Глава 17. Признание
Маша
Гости уехали и дом опустел. С одной стороны, я была рада. Потому что не было никакого желания строить из себя неизвестно кого. Не было необходимости следить за каждым словом, за каждым движением. Мужчины были не глупые. Я замечала пристальные взгляды одного и слежку украдкой другого. И это меня напрягало.
С другой стороны, я оставалась в доме, где Генри будет наедине со мной. И его внимание не будет занято никем. Это будоражило кровь и пугало одновременно. Я ещё не решила, что делать с неожиданным, но столь ожидаемым открытием: я могу, при желании, вернуться домой. Вот только есть ли этот дом у меня?
По тому что говорили те парни с кладбища, у меня ничего не осталось. Ладно, я бы что-нибудь и придумала бы, решила проблему. Но, что я буду делать с одержимостью урода, что захотел мою сестру?
«Что ты сделала со мной, Таша? Мало того, что свою жизнь загубила, ты испоганила и мою. Как мне быть? Прятаться здесь до конца жизни или попробовать исчезнуть, вернувшись домой? Страна наша большая. Могу где-нибудь затеряться. А дальше что? Жить, постоянно оглядываясь? А если здесь задержусь, даже на время, в опасности будет моё сердце. Мне нравится этот человек. Очень. Подскажи, сестрёнка, что мне делать? Я хоть и старшая твоя сестра, ты видела достаточно, знала больше и пережила многое. Мне больно и тяжело от понимания, что надо было больше уделять тебе внимания. Я позволила рутине и бытовым проблемам отдалить нас друг от друга. Прости меня»
Тяжёлые мысли одолевали мой бедный воспалённый мозг, не давая уснуть. Я легла рядом с Лиззи. Девочка не хотела со мной расставаться. Вбила себе в голову, что я исчезну. Недалека от истины. Только говорить ей этого я не стала. Зачем ребёнка травмировать? Она давно уснула, а я всё ещё бодрствовала. Мне стало бы легче, если бы я поплакала.
Бывает такое состояние, что хочется просто поплакать, отпуская горечь и боль. Голова была тяжёлой, как будто из чугуна. Глаза оставались сухими и горели. Мне бы поспать. Но и сна я была лишена. Будь я дома, знала бы, какое выпить лекарство, чтобы уснуть. Аптеки круглосуточно работают. Если так подумать, наше время сделало людей зависимыми от супермаркетов, магазинов, аптек, транспорта. Не говорю уже о гаджетах.
Считая плюсы и минусы разных эпох, незаметно стала уплывать в сон, когда услышала, как отрылась дверь. Не хотелось отпускать сон, что уже протянул мягкие ладони и толкал в сладостное небытие. Кто-то стоял у двери и не решался войти. Потом всё же решил действовать. Подошёл вплотную и присел на кровати. Чуть приоткрыла глаза. Струящийся из окна призрачный лунный свет с одной стороны осветил строгое красивое лицо.
«Ну вот что ему не спится?»
Не успела мелькнуть эта мысль, мужчина поднялся, перегнулся через меня и поцеловал дочь, что устроилась у меня под боком.
«Наконец-то уйдёт», – подумала я, обрадовавшись, что дочь он всё же любит. Но не тут-то было.
Генри подхватил меня на руки и понёс прочь из комнаты, прикрыв дверь за собой. Я не знала, что мне делать. Одно из двух: продолжить делать вид, что сплю или «проснуться» внезапно.
Как ни странно, чувствовала себя комфортно. И сердце хоть и билось тяжело, но размеренно. Лицо только стало гореть. Хорошо, что в ночи не видно.
«И не тяжело же тебе нести такую ношу? Я же вешу почти как ты», – возмущалась я.
Вместе с тем, испытывала странное необъяснимое чувство. Меня впервые держали на руках. Даже в детстве не помню, чтобы на руках родителей была. Всё время Таша удостаивалась этой привилегии.
От мужчины пахло так приятно. Он так бережно прижимал к себе, что хотелось прижаться сильнее, обхватить руками шею и отдаться на милость судьбы.
«Куда он меня несёт?» – возник новый вопрос.
Недалеко. Открылась дверь. Дохнуло теплом, комната была согрета. Моё тело опустили на кровать. Я подумала, что сейчас мужчина уйдёт. Нет. Прилёг рядом. Я пошевелилась всем телом, как будто подтягиваясь в кровати и шаря рукой в поисках покрывала, но мою руку перехватили и прижали к губам, целуя. Я распахнула глаза и сделала попытку отстраниться.
– Что вы тут делаете?
Даже не пришлось притворяться: голос дрогнул, звучал с хрипотцой, как после долгого сна. Отстраниться мне не позволили, решительно притянув обратно.
– Генри, не надо. Пожалуйста, – успела выдать я, прежде чем мои губы попали в плен.
Сразу же – глубокий, влажный, страстный поцелуй. Я упёрлась в грудь одной рукой, другая была прижата телом мужчины. Я и пошевелить ей не могла. Зато Генри одной рукой подхватил мой затылок, не давая отвернуться, а другой гладил бедро, талию, сжимал грудь. И в обратном порядке.
Моё тело стало пробуждаться. Между ног заныло, набухая прилившейся кровью и пульсируя. Низ живота стянуло спазмом. Грудь налилась и соски болезненно упирались в ткань. Я так увлеклась жаркими поцелуями, что и не заметила, как его рука оказалась под платьем и крепкие пальцы обхватили ягодицу.
– Ты такая горячая, такая нежная. Господи, я сойду с ума с тобой. Люблю тебя. Слышишь, я люблю тебя больше жизни, милая. Не бросай меня.
Лихорадочный шёпот сопровождался градом поцелуев, что жалили, как угли. Лицо, шея, плечи, грудь. Халат с меня сдёрнул, а ночную рубашку из батиста с треском разорвал на части. Резкий звук заставил дернуться.
– Генри, я не могу, – очнулась я, когда он на секунду отстранился, чтобы снять рубашку и навис надо мной, с восхищением рассматривая мою грудь. Я пыталась закрыться, но он крепко схватил за запястья и зафиксировал их над головой, а другой продолжал гладить кожу, целовал, куда дотягивался.
– Маша, милая. Я так тебя люблю. Ты убиваешь меня.
Сосок угодил в горячий рот. Он всосал его, поиграл языком, а затем больно прикусил зубами. Меня тряхнуло так, как будто сквозь тело прошел электрический ток. Второй сосок попал под раздачу. Я чуть не взвыла от остроты ощущений.
Не знала, что так чувствительна к прикосновениям. Целовалась, конечно, не впервые. Но обмен слюнями с одноклассником на выпускном, и другой раз с парнем со старшего курса на вечеринке, куда я случайно попала, меня совсем не впечатлил. Дальше этого никогда не заходило. А сейчас я готова была сама наброситься на этого мужчину. Горячего, сексуального, родного. Всё дело в чувствах. В моих чувствах к нему и его чувствах ко мне.
– Господи, Маша, ты невероятна, – простонал мужчина.
Генри повернул меня на бок и прижался к спине, целуя плечи и шею. Его возбуждение упёрлось между ягодиц (когда только успел избавиться от брюк). Рука скользнула между ног. Я дёрнулась. Но твердая рука притянула обратно.
