голубое, всего одно солнце, а по ночам блестит луна. И так много красок, цветов, оттенков… Это казалось непривычным, а некоторые считали уродливым.
— Что-о-о?!
От возмущения Лиянна тут же забыла о своих терзаниях.
Это их мир уродлив?! Да кто бы говорил!
Но К’яр лишь хмыкнул:
— А как ты думала? Демоны жили среди красных песков, иглистых скал и постоянной жары. И не очень-то были склонны чувствовать прекрасное. Но это неважно. Главное, здесь имелась еда и чистый, не отравленный болезнями воздух. Первые десятилетия мы прятались в лесах, наращивая численность. Вели осторожную разведку, учились вашему языку.
К возмущению добавилась злость. Знала она, как демоны учились.
— Вы людей воровали и использовали!
Отпираться К‘яр не стал:
— Да, это правда. Только потом часть из нас восстала против этого решения. А единицы и вовсе потребовали использовать Врата снова, чтобы вернуться в Зиррар. А все из-за одного ребенка.
А вот это было уже так неожиданно, что злость испарилась, уступая жгучему, как перец, любопытству.
— Что же, без рогов родился? — выдала как можно равнодушнее, но разве К’яра обманешь?
Демон прекрасно все понял, и на выразительных и красиво очерченных губах мелькнула улыбка.
— У нас иногда рождаются безрогие. Обычно это были самые тупые и не способные говорить демоны. Но тот ребенок был с рогами. А еще — не желал убивать…
Лиянна озадаченно примолкла. Это не казалось ей особенно странным.
— … Все демоны в пять полных лет проходят Ур Д’рок — Ритуал Крови. Им выдают оружие и заставляют сражаться. До смерти.
От ужаса Лиянну перетрясло:
— Но это жестоко!
— Это наша суть. Обычай, отделяющий слабых от сильных. И да, это жестоко. Но не один из демонят не подумает бросить нож. Так было всегда. Для демонов оно естественно, как дыхание или понимание, что вода — мокрая. Едва родившись, демон-мальчик только и делает, что борется за жизнь, а демонессы отправляются в яур’т — клановую общину, где живут до пятнадцати, чтобы затем стать одной из наложниц в гареме. Или жертвой шаманов.
— Кошмар…
— Да, для людей это так. Но для демонов стало кошмаром, когда победивший демоненок отшвырнул нож и заявил, что не желает добивать противника. И, Лиянна, ты представить себе не можешь, каким это было событием. Клянусь, если бы на небе воспылало второе солнце, а трава изменила цвет — и то демонов это потрясло бы меньше, чем проявивший милосердие ребенок.
К’яр замолк.
И Лиянна тоже молчала. Силилась представить сражавшихся насмерть детей, но не могла! Это… омерзительно! Гадко! Такое не должно происходить никогда!
А ее сжатых до побелевших костяшек пальцев коснулись другие — горячие и твердые, словно камень.
— …Не стоит, Лиянна. Наши народы отличны, словно ночь и день. Люди воюют из алчности или необходимости, а демоны по зову сердца. Демонессы не плачут над убитыми сыновьями, а демоны не жалеют своих дочерей, отдавая их словно разменные монеты. Единственное, что соблюдалось всеми племенами — запрет на кровосмешение, ибо он ведет к вырождению. Но в остальном… Мы жили поисками битв.
— Жили? — эхом повторила Лиянна, не в силах оторвать взгляда от лежавшей поверх ее пальцев ладони.
Невероятно горячая и большая, она накрывала ее кисть полностью. А под плотной светло-пепельной кожей змеились крупные вены.
— Да, жили. До тех пор, пока не появились ит’хор. Изменившиеся или предавшие — это самое близкое значение на вашем языке. Тот ребенок был первым. Вначале шаманы решили, что одна из демонесс нарушила запрет и понесла от человеческого пленника. Но это не так, конечно. Наши народы не смешиваются…
Да… кажется, Галла говорила ей, что союз демона и человека не принесет дитя… Ох, как путаются мысли. Нужно отодвинуться или вообще уйти. Но Лиянна не могла пошевелиться.
К’яр был так близко. Пышущий жаром, сильный, такой… большой. А еще красивый. Беловолосый, пепельнокожий — он слишком отличался от человеческих мужчин и этим безумно притягивал.
— …Потом предводители решили закрыть на случившееся глаза. Вычеркнуть из памяти как самый лютый позор, о котором не говорят. И это сработало… До тех пор, пока не появилось сразу трое ит‘хор. Мальчики — подумать невозможно! — дружили и не собирались драться. А девочка бросилась со скалы, чтобы не попасть в гарем…
Прикусив губу, Лиянна очень старалась слушать, но получалось ужасно. И в голове пусто и звонко. А К’яр продолжал, словно ничего не происходило.
— Год от года ит‘хор становилось больше. Иногда это проявлялось в младенчестве — ребенок плакал больше обычного и искал ласки в раннем детстве, а бывало и в юности. Их истребляли, конечно. Словно заразу, непривычную и опасную для племени. Но и это не помогало. Ит‘хор быстро учились прятаться. Особенно демонессы. И дети, рожденные ими, почти все были в мать. Я тоже.
Лиянна окаменела. Так что же... это значит… Значит ей не показалось? И К’яр действительно другой? Не жестокий или… или не очень жестокий? Неважно!
А сердце натужно ворочалось в груди, отдавая на каждый удар волной жара. Или так горячо из-за мужчины, сидевшем невозможно близко. Когда он успел пододвинуться? Она совсем не заметила…
— А ты… ну… — язык не слушался, но на остатках здравого смысла она сумела вытолкнуть очевидное: — ты выжил…
Ох, едва сумела. Голова шла кругом. Безумно хотелось плюнуть на все и просто верить. Но она не имела права.
— Выжил, — легко согласился К’яр. — Благодаря вот этому.
Мужчина прищелкнул пальцами, и над ними вспыхнул крохотный язычок пламени.
Лиянна во все глаза уставилась на огонь. К демону вернулась магия! А это значит… А что это значит?
— Огненным даром владеют не все, — ничуть не смущаясь, продолжил К’яр. — Он слишком редок, тем более я хорошо прятался. Не знаю, кого подкупила мать, но она сумела навестить меня пару раз. И когда в моей голове прибавилось ума, объяснила, почему другие относятся так настороженно. К сожалению, долго она не прожила…
Лиянна растерянно моргнула, переводя взгляд на мужчину. Ох, нет… Выходит, К’яр тоже знает это горькое чувство потери? Демон тоже повернул голову к ней. И почему-то она совсем не удивилась, увидев абсолютно черные, лишенные белков глаза. Но и они больше не пугали.
— П-почему? — прошептала, любуясь огненными бликами на мужественном лице.
— Демон, которому она принадлежала, убил ее, лишь только заподозрил неладное. Убил бы и меня, но огонь не дал. Хочешь подержать? —
