малыша Чжэна.
— Пойдем со мной, пойдем, — потянул ее мужчина, ухватив за локоть.
— Ладно, — подхватила Ли Мин хрипящего щенка и посоветовала стонущему парню: — Дыши глубже, скоро все пройдет. Ноги особо не поднимай, у тебя уже там все распухло.
В ответ тот, что-то проскулил.
— Это, вообще, кто? — спросила Ли Мин, едва поспевая за тащившим ее за собой Цо.
— Это младший сын кузнеца и лучше тебе не связываться с таким как он.
— Ага, — согласился Ли Мин, понемногу остывая, поглаживая дрожащего мелкой дрожью щенка.
Сама Ши Цин обрадовалась приходу Ли Мин. Держа на руках сыто почмокивающего карапуза Чжао, выслушала мужа, что собирался вернуться к пострадавшему сыночку кузнеца и уладить с ним ссору с Ли Мин. Кивнув ему, она усадила Ли Мин завтракать. Но прежде чем сесть за стол, девушка осмотрела щенка, перевязала его сломанную лапу и попоила молоком, которое ей подала в глиняной плошке Ши Цин, жалостливо вздохнув при этом:
— Он такой изможденный и милый. Ему должно быть очень больно?
— У собак пониженный порог боли, — проговорила Ли Мин и спохватившись под непонимающим взглядом молодой мамочки, пояснила: — Животные не так остро чувствуют боль как люди, но сынок кузнеца очень старался, чтобы отбить песику внутренности и сломать лапку. Но я его выхожу.
— Только это девочка, — улыбнулась наблюдательная Цин.
Сытый перевязанный щенок заснул в углу у порога, иногда взвизгивая и вздрагивая во сне. Ли Мин уже доедала свежеиспеченные лепешки с молоком, когда вернулся сам Цо.
— Кое-как поднял этого бугая Лео, а пока он передвигал ноги до своего дома, чуть не раздавил меня, когда поддерживал его. Хорошо, что в это время у сыновей И был лекарь Бин, — рассказывал Ши Цо. — Он сделал для него компресс, а я дал монетку сыну кузнеца за щенка, только вот его отец отказался от монеты, — и глянул на притихшую псинку.
В двери заглянула Лай, поздоровавшись с четой Ши и поворковав над Чжао, сказала Ли Мин, показывая на небольшой плетеный короб у себя за спиной.
— Мы идем в ежевичник, пошли с нами, пока все ягоды не обобрали.
— Но у меня…
— Я дам тебе свой короб, — предложила безотказная Цин, кладя Чжао в колыбельку.
Получив плетеный короб, Ли Мин вышла вслед за Лай. К ее удивлению во дворе их уже ждали Фэн Юэ и Чи Нянь. Ли Мин и без того было не по себе, что в запале слишком жестоко обошлась с сыном кузнеца, а сейчас чувствовала неловкость перед Чи Нянь, которая мечтала выйти замуж за этого парня. Но Чи Нянь не сказала об этом ни слова, а Ли Мин не стала оправдываться, лишь сосредоточено собирала ежевику, да слушала разговоры подружек.
К полудню девушки вернулись в Снежные Листопады с полными коробами ежевики.
— Отчего ты сегодня молчаливая? — заметила ей Лай.
— Послушай, сможешь показать мне дом кузнеца? — попросила ее Ли Мин тихо, что бы не услышала Чи Нянь.
— Конечно, — сказала девушка и повела ее к кузне, к которой нужно было идти на другой конец деревни.
Кузня стояла под навесом из тростниковых листьев, под которым находилась небольшая печь-горн, чугунная болванка-наковальни, бочка с водой, лемеха и меха, да стол со стойкой на которой были развешаны и разложена всякая необходимая в хозяйстве всячина, начиная от гвоздей и подков до ножей, топоров и шила, на земле лежал железный сошник. Кузнец трудился над очередным серпом, простукивая раскаленную до бела заготовку молотком. Хоть он и заметил девушек, работы не прекратил и не ясно было, пожелает ли выслушать их, или молчаливо давал понять, что их присутствие здесь не желательно. Но Ли Мин ждала с терпеливым упорством, Лай стояла рядом. Наконец, сунув выправленную заготовку в воду, куда она опустилась с шипением, поднимая клубы пара над бурлящей водой, кузнец хмуро посмотрел на девушек.
— Простите меня, — поклонилась ему Ли Мин. — Простите, что жестоко обошлась с вашим сыном.
Кряжистый дядька насупив кустистые брови смотрел на ученицу лекаря, вытирая темные руки ветошью. Его кожаный фартук надетый на загорелый мускулистый торс, был прожжен в нескольких местах.
— За что ты просишь прощение? — баском спросил он и, бросив ветошь, упер руки в бока. — В том, что ты, девчонка, побила такого здоровяка как мой сын?
Из дома вышел молодой человек, точная копия кузнеца только моложе. Пройдя под навес, он встал рядом с отцом, с открытым любопытством глядя на Ли Мин, без тени осуждения или угрозы.
— Если бы мой младший сын пострадал от того, кто много сильнее его, я бы принял от обидчика извинения, только вот тебе извиняться не за что. Ты вступилась за беззащитное существо, заведомо выступив против того, кто был много сильнее тебя. Так что не унижай нас еще больше своими великодушными извинениями.
— Но… как он себя чувствует?
— Не беспокоиться о нем, ученица лекаря.
— Все же передайте ему вот это, — и Ли Мин с поклоном протянула кузнецу миску ежевики.
Кузнец глянул на сына и тот шагнув к Ли Мин принял миску с ягодами. Потом девушки зашли к братьям И, оставив и им миску ягод, а уж потом вернулись в дом четы Ши, проверив щенка. Ли Мин попросила Цын присмотреть за щенком, не хотелось пока тревожить исстрадавшуюся малышку.
— Не переживай, я чем-нибудь да накормлю ее, — успокоила девушку мамочка Чжана.
Вернув короб с ягодами, Ли Мин отправилась домой с кульком ежевики, когда солнце уже клонилось к закату.
Конечно же она прошла к магу минуя дом учителя. Как чувствовала… Вышедший к ней Фэй Я, всплеснул руками и велел быстро зайти в дом, но не тут-то было. В калитку соединяющие дворы мага и лекаря, влетел Бин со своей «воспитательной» палкой.
— И где это носило целый день мою нерадивую ученицу⁈ Ну-ка иди сюда! Тебе просто необходимо преподать урок! Я тебе что велел? Отсыпаться! Так ведь нет, ты умудрилась подраться с сыном кузнеца, чуть не покалечив его. Иди сюда, кому говорю!
— Братец, прошу успокойся, девочка голодная и усталая… — заслонил ее собой всполошившийся лекарь.
— Вот-вот! Исчезла на целый день, когда она была мне тут нужна.
— Я ежевику собирала… — и Ли Мин протянула кулек, одновременно с этим увернувшись от палки.
— Отойди, Фэй Я, я должен ее хорошенько проучить! — рявкнул лекарь Бин, чуть не угодив магу по голове.
Но настигнуть ему Ли Мин было нелегко, в конце концов, она выбежала за ворота, слыша несшуюся вслед ругань разошедшегося не на шутку, лекаря:
— … вот и пусть сидит голодом в наказание!
Уже
