— Сколько вам лет?
Ее заостренный подбородок вздергивается.
— Не думаю, что это уместный вопрос, — говорит она надменным тоном.
— Я не хочу вас обидеть, мне просто любопытно. Вы молодо выглядите.
— Что ж, приму за комплимент, — говорит она, складывая руки, и на мгновение кажется, что у нее появились лишние костяшки пальцев. — Но я достаточно взрослая, чтобы управлять школой, и делать это хорошо. А это значит, что нужно установить закон, когда речь заходит о таких учителях-нарушителях, как вы.
— Сто лет? — продолжаю я. — Двести?
Она издает отрывистый смешок.
— Мистер Крейн, я не бессмертна.
Я наклоняюсь вперед на стуле, упираюсь локтями в бедра и смотрю ей прямо в глаза.
— Нет. Но вы бы очень этого хотели.
Она выпрямляет спину.
— Разве не все этого хотят?
— Нет, — отвечаю я, качая головой. — Я не хочу. Я общался с вампиром. Ему пришлось наблюдать, как умирает его любовь, а он мог только жить, тоскуя по ней. Никому бы такого не пожелал.
Леона наклоняет голову, изучая меня. Я ненавижу ощущение ее взгляда на своей коже, словно жужжащие мухи садятся и взлетают, а ты не успеваешь их прихлопнуть.
— Я вам не верю, — предполагает она. — Вы слишком любопытны, чтобы просто подчиниться и умереть. Вы хотите знать, что везде происходит? Вы хотите наблюдать за тем, что происходит с миром. Но я могу рассказать вам, мистер Крейн. Этот мир горит. В конце концов, мир сгорит, и все, что останется, — пепел… и мы, ведьмы.
Я пристально смотрю на нее мгновение, потом хлопаю себя по колену.
— Я буду придерживаться своего мнения.
Она одаривает меня ядовитой усмешкой.
— Хорошо, мистер Крейн. Вам повезло, что бессмертие все равно никогда не выпадет на вашу долю. Вам суждено умереть, как и всем остальным.
У меня мурашки бегут по коже. Я решаюсь.
— Кто такой Горуун?
Ее тело напрягается.
— Простите?
— Горуун, — повторяю я с улыбкой. — Я слышал, как здесь упоминали это имя. Пытался найти информацию о нем в библиотеке, но ничего не смог найти, — что является полуправдой. Сегодня у меня не было времени провести какие-либо исследования, но я решил, что все равно лучше услышать это от нее и посмотреть, совпадет ли это с тем, что я узнаю в будущем.
Какое-то мгновение она непонимающе смотрит на меня, и я чувствую, как у меня покалывает в виске, словно она пытается прочесть мои мысли. Продолжаю упорно блокировать ее. Даже не вздрагиваю.
— Я не… — начинает она. Затем прочищает горло и бросает на меня суровый взгляд. — Я упоминала о Горууне в тот вечер, когда мы впервые встретились.
Все встает на свои места. Я понял, что где-то это слышал, как только Бром упомянул имя.
— Горуун послал меня на эту землю не для того, чтобы я сидел смирно, — тихо говорю я.
— Это правда, — говорит Леона. — Все еще.
Я пристально смотрю на нее.
— Значит, Горуун… бог?
Она поджимает тонкие губы, задумчиво глядя в потолок.
— Горуун… божественен. Но не бог. Он божество нашего шабаша. Так что, бог, если хотите так называть.
Я думаю, он больше схож с демоном.
— И вы верите, что божество вашего ковена имеет какое-то отношение ко мне?
— О, он имеет какое-то отношение ко всем, кто встречается мне на пути, — весело говорит она. — Эта школа как паутина.
Я с трудом сглатываю, впиваясь ногтями в колено.
— И мы здесь просто мухи?
— Вам не обязательно быть мухой, Икабод, — говорит она. — Вместо этого можете быть пауком. Ваши длинные ноги, черные волосы, мрачная натура — я думаю, вы были бы очень подходящим паукообразным, согласны?
— У меня не мрачная натура, — говорю я, жалея, что это звучит так оборонительно.
— Еще какая, — говорит она. Следует пауза, настолько тяжелая, что заполняет всю комнату. — Я знаю, что вы убили свою жену.
Я скалю зубы на нее, от гнева сжимаю руки в кулаки.
— Это был несчастный случай. Вы знаете это.
— Правда? — спрашивает она. — Или вы столько раз повторяли это себе, что сами поверили? У вас были отношения с мужчиной, с которым у нее был роман. Она застукала вас. Угрожала развестись, рассказать в школе, но вы не могли этого допустить и убили ее.
Я зажмуриваюсь, отгоняя воспоминания.
— Нет, нет, нет.
— Вы убили ее и заставили этого человека, как там его звали? В свидетельских показаниях говорится, что это был Рэй. Вы заставили его прикрыть вас, сказать полиции, что это был несчастный случай. Вы его шантажировали.
Мое сердце так сильно бьется, что я не могу даже думать.
— Что бы почувствовала Катрина, если бы узнала, что ее любовник убил свою жену? — продолжает она.
Я пристально смотрю на нее.
— Ей было бы все равно, потому что я бы сказал правду, я собирался сказать ей правду.
— Нет, это не так, — говорит она. — Вы бы не стали рисковать. Бывают несчастные случаи, да, но вы боитесь, что она все равно узнает правду, возможно, залезет вам в голову или просто посмотрит на вас. Вы так хорошо переносите чувство вины.
— Это был несчастный случай! — кричу я, опрокидывая стул, когда вскакиваю на ноги. — Это был несчастный случай, это правда, черт побери! — я наклоняюсь над столом и тыкаю пальцем ей в лицо. — Вы пытаетесь вложить в меня ложные воспоминания, я знаю, что вы делаете, колдунья!
Она смотрит на мой палец, такая спокойная, такая уравновешенная, и на одну ужасную секунду мне хочется ткнуть пальцем прямо ей в глаз, вдавить в мозг и заставить ее остановиться, заставить замолчать, черт возьми.
— Эта ярость внутри будет ломать вас, пока вы не столкнетесь с ней лицом к лицу, пока не выпустите ее наружу, — спокойно говорит она. — И вы уже сломленный человек, Икабод. Вы хотите сорваться, но больше всего хотите причинить боль самому себе.
— Катись лесом, — рычу я, разворачиваясь и направляясь к двери.
— Давайте я проясню, — громко говорит она.
Но я больше не хочу слушать. Берусь за ручку и пытаюсь повернуть. Она не открывается. Конечно, я здесь заперт.
Поворачиваюсь к ней лицом, но она уже по другую сторону стола, зависла в нескольких дюймах над полом.
— Это моя школа, — говорит Леона, и я не могу оторвать взгляда от того места, где ее ноги не касаются пола. — Так было и будет всегда. В наших руках больше силы, чем вы можете себе представить за всю свою печальную, озлобленную жизнь. Вы говорите себе, что не хотите расставаться с Кэт, готовы уйти, потому что она того стоит, а в этой школе все равно опасно. Вы, конечно, правы насчет последней части, но вы не уйдете. Потому что не можете. Потому что нужны здесь. Ученики нуждаются в том, чтобы вы учили их, заботились о них, и этого вы хотите больше всего на свете, лишь бы успокоить чувство вины в душе. Вы должны быть здесь, чтобы защитить их, не так ли?
Я пытаюсь сглотнуть, но не могу.
Она продолжает.
— Поэтому не уйдете. Останетесь, будете учить, защищать и оберегать учеников, чтобы искупить свои грехи. А что касается Катрины, вы собирались сказать мне, что порвете с ней, но мы оба знаем, что это ложь. Я скажу вот что: это судьба, Икабод, нечто большее и величественное, чему вы никогда не станете свидетелем. Катрина Ван Тассел принадлежит Брому Бонсу — это начертано на звездах, высечено на земле, сожжено дотла, и если будете мешать, то рискуете своей жизнью.
Мои мышцы напрягаются.
— Вы мне угрожаете? — грубо спрашиваю я.
— Да, — говорит она. — Это угроза. И это не единственная угроза. Если вы не подчинитесь, мы сообщим Катрине, что вы убили свою жену. Не думайте, что вам удастся выкрутиться. Подделать полицейское досье было просто. Мы, сами того не зная, приняли на работу человека, скрывающегося от правосудия, и уверена, всем станет интересно. Однако вы потеряете ее… и отправитесь прямиком в тюрьму.
— Так вот почему вы меня наняли, — медленно произношу я, и мне становится дурно от осознания. — Не потому, что я блестящий учитель, а потому, что у вас было кое-что на меня. То, что вы можете использовать и подчинить своей воле.
