Я ожидаю, что он рассмеется или прекратит разговор, но он молчит, пока я продолжаю.
— Моя мать… в детстве она заставляла меня делать то, чего никто не должен делать. Я была ее разносчицей.
Его запах пропитан кислой эссенцией гнева, и я встречаюсь с ним взглядом.
— Она научила меня лгать и воровать. Сказала, что сказать врачам, чтобы они дали еще таблеток. Когда она была в отчаянии, она сломала мне руку, а затем отвезла в отделение неотложной помощи. Она хранила обезболивающие у себя.
Воспоминания прокручиваются в моей голове, пока я разговариваю с ним, и внезапно его руки обвиваются вокруг меня.
Я знаю, что должна бороться с этим. Я знаю.
Но я таю в его объятиях и продолжаю рассказ.
— Когда я была достаточно взрослой, она заставляла меня покупать это для нее. А когда не было денег, она закладывала мои вещи. Когда-то у меня был ноутбук. Он был старым у моего одноклассника. Потом она продала и это тоже.
Я прикусываю губу, чтобы не расплакаться. Он единственный, кто знает эти секреты, и я ненавижу то, что чувствую себя в безопасности, доверяя ему.
Он, должно быть, тоже это чувствует, потому что ведет меня обратно к дивану, где притягивает к себе, прижимая к своей груди.
— Ты была ребенком, — бормочет он мне в волосы.
Я закрываю глаза, вдыхая его аромат, мое тело реагирует на его близость.
— Это такой пиздец, — бормочу я ему в грудь. — Все это.
Его рука поднимается, чтобы погладить меня по спине, и в его груди зарождается мурлыканье.
Я расслабляюсь рядом с ним, позволяя ему утешать меня в этой искаженной реальности.
Я не могу забыть, кто он такой. Несколько минут назад он признался в своих преступлениях, но я все еще чувствую себя в безопасности в его объятиях.
— Моя милая, сильная Омега, — шепчет он. — Ты выжившая, Миа. Никто не сможет отнять это у тебя.
Я съеживаюсь.
Я не позволяю ему видеть слезы, которые текут по моим щекам.
— Не делай этого, — бормочет он. — У тебя нет причин стыдиться. Мы все делаем то, что должны, чтобы выжить.
Думаю, именно этим я сейчас и занимаюсь.
Я отрываю голову от его груди, чтобы встретиться с ним взглядом, и он протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке, вытирая слезу. Выражение его лица мягкое, глаза добрые. Он так не похож на того мужчину, которым был несколько минут назад.
Итак, я пробую еще раз.
— Ты мог бы покончить со всем этим сейчас, — шепчу я. — Иди в полицию и спаси Омег.
Его глаза темнеют, на лицо падает тень. Он сглатывает, и на мгновение, я могу поклясться, он обдумывает это.
Я делаю последнее предложение, фантазию, которая зрела в моей голове со времен моей Течки.
— Мы могли бы оставить это вместе, — выдыхаю я. — Я бы пошла с тобой.
Он зависает.
— Что? — Его голос похож на низкий рокот.
— Мы могли бы покончить со всем этим, — настаиваю я, вытирая слезы рукой. — Спасти Омег. И тогда мы могли бы просто… исчезнуть. Я и ты.
Он выглядит преследуемым.
— У тебя есть пара, — напоминает он мне. — В тот момент, когда ты уйдешь отсюда, ты вернешься в больницу, чтобы тебя чипировали.
Кислинка в его аромате, горечь, которая удивляет меня.
Ревность.
Мои губы в нескольких дюймах от его губ, и у меня возникает пугающее желание поцеловать его.
— Я не обязана, — настаиваю я. — Я могла бы… мы могли бы…
Предложение смехотворно.
Но прежде чем я успеваю заговорить, он качает головой.
— Ты не сможешь спасти их, Миа. Как бы сильно ты ни хотела. Конференция все еще продолжается. Они будут розданы в качестве подарков. А после этого аукционы начнутся снова.
Я отворачиваюсь, мои щеки пылают.
— Это благородный жест, — тихо говорит он. — Но ты просишь о невозможном.
Конечно, это так.
Всякий раз, когда я нахожу в нем хоть малейшую толику человечности, она испаряется так же быстро, как появляется.
Я высвобождаюсь из его объятий, и он позволяет мне это. Я направляюсь на кухню, мои руки дрожат.
Он открывает свой ноутбук и возобновляет набор текста.
Я беру чашку с водой, внезапно испытывая жажду, когда слышу жужжание позади себя.
Черный телефон стоит на мраморном островке и вибрирует.
Я встречаюсь с ним взглядом, пока телефон продолжает гудеть.
Я ближе к этому. Намного ближе.
— Миа.
В его голосе слышится предупреждение, низкое и мрачное, пока я продолжаю смотреть на телефон.
— Миа.
Пошел он к черту за то, что отклонил мое предложение, за то, что не распознал уязвимость, которую я ему предложила.
Я хватаю телефон и бегу к двери.
ГЛАВА 21
СТЕФАН
Она потрясающая.
Меня так и подмывало принять ее предложение.
Так и подмывало оставить все это позади, сжечь все дотла и сделать все, что она попросит.
И я был так близок к тому, чтобы рассказать ей все.
Один ее взгляд — и я в полной заднице, готовый изменить все планы, которые когда-либо строил, и перевернуть мир с ног на голову ради нее.
Но есть работа, которую нужно делать.
Незаконченное дело, которое нельзя игнорировать.
Я знаю, что мой отказ глубоко ранит ее. Я чувствую запах стыда, отчаяния, когда она теряет надежду, и мне хочется бушевать от ярости.
Но я не могу.
Я показываю ей монстра, злодея, которым мне нужно быть.
Затем мой телефон звонит, и она убегает, прежде чем я успеваю ее остановить.
БЛЯДЬ.
Она у двери, бесполезно стучит по клавиатуре, когда я догоняю ее. — Какого хрена ты делаешь?! — Рычу я, разворачивая ее лицом к себе.
— Пытаюсь выбраться из этого места! — Она кричит, ее глаза покраснели от слез. — Я больше не могу здесь оставаться, Стефан!
— У. Тебя. Нет. Выбора. — Я рычу. — Ты моя, милая.
Она сжимает телефон в кулаке, ее дыхание прерывается, когда я пристально смотрю на нее.
— Отпусти телефон, Миа.
Ее отчаяние наполняет мои чувства, и мой Альфа воет в агонии.
Ты сделал это с ней. Ты заставил ее чувствовать себя так.
— Отпусти меня.
Я качаю головой. — Ты знаешь, я не могу этого сделать, — бормочу я, притягивая ее ближе к себе.
Черт возьми, ее аромат. Я мог бы утонуть в ней, в ее вкусе, в ее сущности…
— Ты продолжаешь морочить мне голову, — рыдает она. — Мне здесь не место, ты это знаешь.
Но я не прислушиваюсь к ее мольбам.
— Твое место со мной, — шепчу я ей на ухо. — Всегда.
Она рыдает сильнее, качая головой.
— Дай мне телефон, Миа. — Я протягиваю руку, чтобы взять ее, но ее кулак крепко сжимает устройство.
— Ты даже пароля не знаешь, — бормочу я. — Кому бы ты вообще позвонила?
У нее нет никого, кроме меня.
Нравится ей это или нет.
— В полицию, ты псих, — говорит она, но в ее голосе пропадает задор, и она наклоняется в мои объятия.
Ее наивность восхитительна.
— И ты не думаешь, что они у нас в кармане? Одно мое слово, и они отправят тебя обратно сюда.
Она не выпускает телефон из рук.
— Тогда коллекционерам, — слабо пытается она.
Я хихикаю. — Еще раз, они отправят тебя обратно ко мне.
Я убираю волосы с ее шеи и прижимаюсь губами к ее коже. — Верни мне мой телефон, милая.
Она вздрагивает от моего прикосновения, но ее рука расслабляется, позволяя мне взять свое устройство. — Хорошая девочка, — хвалю я.
— Я ненавижу тебя, — бормочет она мне в грудь, и я глажу ее по волосам, заставляя себя не реагировать на ее слова.
— Я знаю. — Я говорю просто.
* * *
Она не разговаривает со мной целую неделю.
Я чувствую ее гнев, замешательство и тоску по всему дому.
Я фантазирую о том, как раздвигаю ее ноги, ласкаю ее киску, пока она не распадается на части у моего лица, выкрикивая мое имя.
