правда, что без толстого короля…
Ему правда жаль. Несколько следующих шагов я делаю с закрытыми глазами, чтобы мысли об отце не выбили меня из колеи. Все. Я справилась. Но я должна улыбаться.
Прохладный ветер обдувает кожу, роса приносит облегчение грязным ногам. На место за столом я падаю, стаскиваю с себя Скорфуса и, поколебавшись, все-таки беру кувшин с водянистым ледяным молоком. Наклонившись, начинаю омывать ступни, одновременно выравнивая окончательно дыхание – и радуясь, что никто не рвется мне помогать. Даже Ардон и Эвер просто наблюдают, как по моей коже, между пальцев, стекает белая жидкость, постепенно становясь грязновато-серой. Я прислушиваюсь к себе. Радуюсь ли я? Ну… немного. Арфемис явно сжалился, раз не спалил мне пятки, не дал ни отравиться, ни пораниться, ни споткнуться. Значит ли это, что и завтра все обойдется? Или церемония выдалась такой гладкой и даже довольно впечатляющей, именно чтобы моя позорная смерть особенно потрясла гостей и подданных?
– Это было очень впечатляюще, – тихо говорит Эвер, когда я выпрямляюсь и, перекинув ноги через скамью, поворачиваюсь к столу. Смотрю на кабанятину. Нет, я расхотела есть.
– Спасибо, – все, что срывается с губ, и я беру пустой кубок, который проходящий мимо слуга тут же любезно наполняет вином. – Надеюсь.
– С такого расстояния, наверное, должно было быть видно не очень хорошо, но… – Эвер запинается. Кидает взгляд на Финни, которую я оставила на траве, рядом со снятым доспехом. – По мечу многое угадывалось.
Странное ощущение: продолжить он хотел как-то иначе. Но как? Всматриваюсь в него поверх кубка, понимаю, что не хочу гадать, и просто тихо говорю:
– Что ж. Да здравствует королева, как бы это ни звучало.
– Да здравствует королева, – мягко повторяет он, и наши кубки стучат друг о друга.
В его взгляде обещание. Снова то обещание.
«Я сделаю все, чтобы…»
– Мы справимся, – добавляю я, делая глоток, и, может, вино бьет в голову, а может, я наконец немного расслабляюсь по-настоящему. Но я чудовищно хочу поцеловать Эвера. Прямо сейчас.
Он протягивает руку и отводит волосы с моего лба. Я кусаю губы, думая, как на поцелуй отреагируют окружающие – воспримут как долгожданное: «Да, да, мы женимся, эта белокурая мечта каждой принцессы ― моя!»? Не хочу тешить их иллюзиями, нет сил травить ими и собственную душу. Заставляю себя отстраниться, перехватить его запястье – но не выпустить. Пытаясь отвлечься, кошусь на Клио и ребят, разговаривающих голова к голове, маленьким кружком. Не знаю, что они обсуждают, но надеюсь – свои проблемы. Не буду им мешать. Все, что могла, я сделала, а если Ардон еще раз ляпнет что-нибудь насчет чувств Клио или позволит себе хоть какое-то дерзкое замечание про моего брата, я вырву ему все волосы. И, возможно, зубы.
Делаю еще глоток вина и сама не замечаю, как осушаю кубок. Снова наполняю сама – и свой, и кубок Эвера. Ищу Скорфуса, тоже порой неравнодушного к спиртному, но он куда-то незаметно пропал. На столе его точно нет, его хохот обычно слышен издалека.
– Эвер, – тихо зову я, снова повернувшись. – А-а-а где мой крылатый засранец? И что он там к тебе приставал во время пиррихи?
– Не знаю, – отвечает он на первый вопрос. Улыбается на второй: – Он волновался о тебе, и он… кое-что придумал. Но я расскажу тебе чуть позже. Не здесь.
Не здесь. Меня пробирает дрожь, причины которой я даже не могу понять. Наверное, это дрожь надежды, но почему тогда на словах «не здесь» я снова думаю о том, что эта ночь все-таки может стать для меня последней? И начать ее я хочу не с разговоров.
Я снова пью. Эвер тоже. С облегчением замечаю, что еды на его тарелке стало чуть меньше.
Музыка опять играет, и некоторые гости уже ушли туда, на притоптанную траву, чтобы нестройно, но взявшись за руки, танцевать, больше не ловя чужой ритм. Я сплотила их. Ненадолго, но сплотила. Рикус, Ардон и Клио, встав, тоже идут вдоль серой угольной дорожки, и их пальцы переплетены. Никто не кажется сейчас ни расстроенным, ни напряженным.
Может, все не зря. Даже если завтра для меня все кончится, они будут помнить, что я до последнего старалась сближать людей. Как папа.
А не стравливать их, как мама. И Лин.
8. Темная комната, запертая изнутри Эвер
Гости не спешат расходиться, но, похоже, Орфо все равно. Она оставляет сад без оглядок, ее ладонь крепко сжимает мою. Я едва замечаю, как мы преодолеваем прохладный холл с фонтаном, лестницу, несколько дозоров. Наверное, мы увлеклись: все вино, моя кровь сама неотличима от вина. Его вкус и на губах, оно победило вкус земли и пепла, мне стало легче. Мне почти хорошо, и я хватаюсь за это чувство, зная, как скоро оно меня покинет.
За этаж до жилого Орфо ныряет в возникший будто из ниоткуда коридор, узкий, темный и без окон. Наверняка тупиковый – он идет под странным углом, ничем не украшен: ни статуй, ни картин, ни гобеленов. Я даже не знаю, куда он может вести, что там за помещения. Малая библиотека? Хранилище подарков, которые королевской семье не пригодились и которые в праздничные дни будут щедро раздаваться народу? Иатрия, в которой медики Плиниуса берут некоторые снадобья, чтобы не спускаться вечно на служебные этажи?
Стены голые, от камня веет сыростью – я чувствую это, когда Орфо прижимает меня спиной к одной из них. Ее руки, обвившие мою шею, ее губы, прильнувшие к моим, наоборот, горячие – и винный запах с тонкой волной граната, яда и малины захлестывает меня сильнее. Наконец это окончательно происходит – тиски в моей груди ослабевают, уходит тошнота. Прямо сейчас я верю: все еще может быть в порядке. Даже мерзкое ощущение, со вчерашнего дня мешающее мне есть, может уйти. Рвота камнями ведь ушла. Разве нет?
Я обнимаю Орфо за пояс, притягивая ближе, отвечаю, быстро делая почти игривый поцелуй глубже, настойчивее: я устал держаться, устал делать вид, что она не сводит меня с ума все сильнее. Меня. Не монстров. Она рвано выдыхает. Кусает уголок моей губы, словно прося еще мгновение промедления, – и делает незаметное движение рукой возле моей головы. Там, кажется, был подсвечник-дельфин… и она его повернула. Стена за мной приходит в движение, пол кренится, и мы оба оказываемся в совсем глубокой, совсем ледяной темноте.
Орфо не дает мне прерваться, глухо смеется в губы.
– Тише, не пугайся…
Ход. Ну конечно, опять. Она знает
