— Ох, Шанни, мне так не нравится всё, что происходит с вами, — со вздохом произнесла родительница. — Я была против затеи его сиятельства, но кто же будет слушать женщину? Разве же это место для вас? Послушайтесь моего совета, дитя мое, благополучием рода должны заниматься мужчины, а женщине надлежит исполнить свой долг — выйти замуж, родить детей и служить не кому-то, а собственному супругу, оберегая его честь, дом и благосостояние. Для того мы и рождаемся женщинами. Так решили Боги.
— Чушь, — отмахнулась я. — Так решили не Боги, а мужчины. Если же они не уверены в себе и опасаются соперничества тех, кого почитают слабей себя в силе душевной и в силе разума, то это лишь открывает их собственную слабость. По-настоящему сильный человек не опасается показать свою уязвимость, он способен демонстрировать чувства и способен совершать поступки, за которые ему не будет стыдно, даже если весь свет будет считать их глупостью. Жаль только, что даже тот, в ком есть сила, не может сделать решительный шаг, потому что тысяча слабых ему этого не позволят и не простят.
Отвернувшись от опешившей родительницы, я достала еще одно послание, нервно порвала конверт, задев и вложенный лист бумаги. Прочитав еще одно витиеватое послание, подобные которому уже лежали на кресле, я в сердцах разорвала его. Мне вдруг стало не до лестных слов и чужих надежд. Задетая родительницей тема всколыхнула мои боль и досаду.
— Что с вами, дитя мое? — негромко спросила меня матушка. — Что ранит вас, Шанни? — Она подошла ближе, обняла меня за плечи и попросила: — Расскажите.
Обернувшись к ней, я растянула губы в улыбке:
— Пустое, дорогая моя, это всё пустое.
Поцеловав баронессу Тенерис в щеку, я направилась к Амберли. Она застыла у одной из корзин с цветами и с тревогой смотрела в нашу с матушкой сторону. Приподняв брови в фальшивом изумлении, я вопросила:
— И это всё, что ты смогла просмотреть за это время?
— Шанни…
— Мой добрый друг — барон Гард поздравляет тебя, сестрица, прервала я ее, — и желает тебе благоденствовать.
— Благодарю его милость, — ответила Амберли. Она всё еще смотрела на меня испытующе, и я вытянула из ее пальцев уже распечатанное послание:
— И что нам пишут? — спросила я, дразня ее, и сестрица выхватила у меня записку.
— Фу, как неприлично иметь такой длинный нос, — фыркнула она.
Я показала ей язык, и моя показная игривость возымела действие. Амберли успокоилась и вернулась к просмотру «корреспонденции». Постояв у нее немного за плечом, я вернулась к своим цветам. Я сумела подавить в себе это болезненное негодование, вдруг захлестнувшее меня, потому смогла поглядеть на родительницу с уже искренней улыбкой. Матушка проводила меня задумчивым взглядом, но говорить ничего не стала, по крайней мере, пока, и за это я была ей благодарна.
Просмотрев еще пару посланий, я добыла предпоследнее, надорвала его и… гулко сглотнула. Перевернув конверт запечатанной стороной, я с минуту не сводила взгляда со знакомого мне оттиска.
— О, Хэлл… — прошептала я и поспешила покинуть гостиную.
Меня не останавливали, да этого бы и не удалось сделать, потому что мне не терпелось остаться наедине с тем, чего я ждала столько времени. Вот теперь мои руки подрагивали. Волнение и страх, снедавшие Амберли еще недавно, передались мне в полной мере. Выбежав за дверь, я даже не сразу решилась прочесть ровные строчки, написанные хорошо знакомым мне почерком, отчего-то ожидая худшего.
— Не глупи, — велела я себе. — Ты — Шанриз Тенерис, а не какая-нибудь впечатлительная девица.
Так вернув себе разум, я раскрыла письмо всего в несколько строк и, притопнув ногой для решимости, все-таки прочла.
«Неделя истекает, ваша милость. Надеюсь, вы уже собрали ваши вещи и готовы вернуться к своим обязанностям. Жаль, что сам я не сумел навестить баронессу Мадести-Доло и лично поздравить ее, но вы сумеете лучше Дренга передать мне все подробности прошедшего торжества. Жду вашего повествования, и вас.
И. С.».
— Боги, — прошептала я, прижав письмо к груди. — Невероятно…
А после рассмеялась, впервые за долгое время ощущая настоящую легкость. Он ждал меня! Государь был готов возобновить наше с ним общение! Впрочем… Я тут же нахмурилась, пытаясь понять, что стало тому причиной. Однако отогнала всякие дурные мысли и подозрения, пробудившие дремавшую во мне ревность, и медленно выдохнула. А после улыбнулась и спрятала и это послание в карман.
Я поспешила вернуться назад, чтобы еще раз взглянуть на букет, присланный мне Его Величеством, и забрать его в свои комнаты, чтобы в одиночестве вдохнуть аромат цветов и предаться минуте, полной упоительных грез, без предположений и раздумий. Однако, войдя в гостиную, я натянула на лицо вежливую улыбку, хоть и хотелось запрыгать, хлопая в ладоши от обуревавшей меня радости, и произнесла короткое:
— Прошу меня простить.
Матушка и Шанни, стоявшие рядом, одновременно обернулись ко мне. Я оказалась под прицелом двух взглядов: вопросительного Амберли и задумчивого матушки.
— Неужто уже прочли все записки? — с деланным удивлением спросила я.
— Кто вам написал, Шанни? — игнорируя мой вопрос, спросила в ответ родительница. — Чье письмо заставило вас покинуть гостиную? Это кто-то близкий вам? Ваши щеки разрумянились, глаза сияют, а потому я делаю вывод, что вы заинтересованы в отправителе. Кто он, дитя мое? Граф Дренг? Между вами существует связь? Он имеет на вас виды?
— Нет! — возмущенно воскликнула я. — Ничего подобного, дорогая матушка, это всё ваши выдумки…
— Я хочу знать, что вы таите от меня, — отчеканила старшая баронесса. — Дайте мне письмо.
Амберли, едва вернувшаяся к своим цветам, порывисто обернулась и теперь переводила встревоженный взгляд с моей матери на меня. Она стиснула ладони, прижала их к груди, и нервно покусывала губы. Так сестрица делала всегда, когда была испугана и сильно взволнована. Мягко улыбнувшись ей, я достала послание государя и передала его матушке.
— Читайте, — сухо сказала я.
Родительница выдернула из моих пальцев письмо, прочитала его и воззрилась на меня с недоумением:
— Кто этот «И.С.»?
Пожав плечами, я отошла к креслу, уселась в него и заметила:
— Странно, дорогая моя матушка, что вам незнакомы эти инициалы. Мне казалось, их знает каждый камератец.
Она нахмурилась, еще раз перечитала письмо, а после подняла на меня ошеломленный взор.
— Это… — негромко произнесла баронесса и закончила шепотом: — Король?
— Похоже на то, — ответила я.
— Вам пишет сам государь? Шанни, ответьте! — лицо матушки вдруг исказила мука. — Почему он подписался просто «И.С.»? Почему он пишет вам?!
Коротко вздохнув, я встала с кресла, подошла к ней и, забрав письмо, вернула его в карман. После этого обняла родительницу за плечи и заговорила, как можно мягче:
— Отчего вы так взволновались, родная моя? Разве вы увидели нечто предосудительное в этих строках? Да, мы с государем сумели подружиться.
— Подружиться? — переспросила матушка: — С королем?!
— Разве же Его Величество не такой же человек, как и все остальные? — спросила я, глядя ей в глаза. — Мы вместе играем в спилл, иногда катаемся верхом, ведем беседы, и надо сказать, что государь — отменный собеседник.
Баронесса всплеснула руками. Она отошла от меня, нервно потирая ладони. И пока матушка справлялась со своими чувствами и мыслями, я посмотрела на Амберли, чьи глаза, казалось, еще немного и выпадут из орбит. Сестрица, как и мои родители, ничего не знала об этой «дружбе». В своих рассказах о придворной жизни, я избегала упоминать эту тему, предпочитая показывать лишь свою службу и увеселения, которые устраивала ее светлость.
— Но о чем, ради всех Богов, о чем вы могли беседовать?! — воскликнула родительница, порывисто обернувшись ко мне.
— О книгах, о живописи, о музыке, о многом, — ответила я. — Государь прекрасно разбирается во всем этом, умеет интересно рассуждать и увлекательно рассказывать. После этих бесед мне было позволено пользоваться его личной библиотекой. И поверьте, это большая удача, потому что в его собрании множество редких книг, которые я имела счастье читать.
