Голова шла кругом от происходящего. Кошмарное сновидение с силой всосало его в себя, втянуло в свою безумную воронку, безжалостно лишая последней опоры под ногами. Его любимая Фрия, страна сильных, отважных войнов, о которых так много рассказывала мать, посылает своих мужчин, чтобы вырубить и сжечь целую деревню мирно спящих селян? Значит, то, во что он верил, — ложь? Пепел кострища? Прах в усыпальне? Но мать не могла ему врать! Или нет больше той Фрии, какой ее запомнила мать? От отчаяния, щемящей безысходности он зарычал по-звериному, сбросил ситу, плащ и кинулся к горящим домам. Не представляя, что делать, но точно зная, что этих выродков надо остановить.
Не успел он подбежать к домам, как увидел на фоне пылающего зарева: от края деревни отделилась невысокая, тоненькая фигурка, с полураспущенными косами и помчалась в сторону сарая. За ней следом неслась другая: косматая и огромная, мерными, широкими шагами настигая жертву. Догонит, как пить дать догонит, и тогда…
Следуя инстинкту, Ардо кинулся им наперерез. Сравнялся с ними как раз, когда полузверь-получеловек схватил девчонку за косы и прыгнул ей на спину, подминая под себя и уже на лету поднимая тесак. Та испуганно пискнула, как попавшая в силки птица. Подбежавший Ардо едва успел выбить занесенный тесак из рук убийцы. Подхватил упавшее оружие за увесистую рукоять и тут же ощутил покалывания в ладони — энергетическое срастание. Оружие, заряженное воинской магией силы и меткости, сейчас приноравливалось к его руке. Тяжело дыша, он встал поудобнее, готовясь к схватке и присматриваясь к нападавшему.
Зверь, ловко откатившись от внезапно прилетевшей опасности, вспрыгнул на ноги, вытащил из сапога кинжал и противно причмокнул жирными губами, то ли смакуя момент, то ли пытаясь оскорбить противника. Передвигаясь пластично, как огромная кошка, он сделал быстрый, едва заметный выпад в сторону Ардо и тот, уходя от удара, одновременно рубанул воздух по месту, где долю секунды назад была голова врага. Нелюдь опять зачмокал губами, хрюкнул довольно и негромко прохрипел:
— Хорош. Хорош и прочен левийский порось. Вырежу из тебя крепкий табачный кисет.
Прежде, чем ярость раскаленной, все пожирающей лавой заполнил кровь, сознания Ардо коснулся давно усвоенный постулат: сдаваясь гневу, не победишь. Давно, уже больше года он не дрался, жаль. Столько навыков притупилось за ненадобностью!
Он сфокусировался на происходящем, целиком, без остатка вливаясь в ритм боя. Снова молниеносный выпад нелюдя и обратный отскок на безопасное расстояние. На сей раз кинжал врага промелькнул слишком близко от живота, чуть царапнув бок, — еле увернулся. Настороженное кружение друг возле друга. Приценка, притерка к противнику. Серия рубящих ударов, умелое отражение, и снова напряженное топтание на месте. Врагу присуща тактика опытного хищника, но куда ему до материнского коварства! Ардо сделал ложный замах, как учила мать, и, просчитав траекторию противника, почти одновременно вонзил в его грудь острие тесака. Готов! Зверь медленно оседал на колени, все еще не веря в происходящее. Замахнулся кинжалом напоследок, но уже вяло, без азарта, и Ардо без малейших колебаний отправил его к праотцам.
Сдернул с головы поверженного звериную пасть и тихонько присвистнул, увидев свойственный шуйцам кошачий разрез глаз. Шуйцы никогда не покидают свой народ. Им по душе лишь вольные, дикие нравы. Представить себе шуйца, отбившегося от стаи и добровольно примкнувшего к суровым, строгим фрийцам, ему было бы не под силу даже в хмельном угаре.
Значит ли это, что весь отряд нападавших состоял из шуйцев, спрятавшихся под чужой личиной? Если да, то к чему весь маскарад? Хотели бы ограбить, оставшись безнаказанными, — не сжигали бы дотла всю деревню. Означать это могло только одно. Нападавшие — заказные наемники, помогающие кому-то развязать войну между Левией и Фрией.
После того, как вынул нож из обмякших пальцев убитого, Ардо подобрал свои ситу и плащ, брошенные здесь же неподалеку. Осмотрелся. Всадники-звери, довольно гогоча, скакали меж домов, любуясь содеянным. Стихли крики жертв. Слышался только треск деревни, пожираемой голодным, ненасытным огнем. Поздно кого-то спасать. Кого не зарубили шуйские демоны, того обратил в золу полыхающий жар пламени.
Подошел к девчонке. Она пыталась ползти. То и дело останавливалась, плача, жалко постанывая, дрожа всем телом и снова, путаясь в рубашке, месила коленями грязь, куда-то двигалась в ледяной прохладе. Бедняжка. На всю жизнь сегодня горестей напилась!
— Я тебя не трону, — тихо сказал ей Ардо. — Я служитель Храма. На-ка вот, погрейся! — и набросил ей на плечи шкуру, содранную с убитого им шуйца.
Девчонка закуталась в шкуру, прижав ноги к груди и теперь исподлобья разглядывала своего спасителя. Потом тоненько проговорила, спотыкаясь на каждой букве и продолжая дрожать:
— Ннне сслыхала, шшто ссслужителлей хххрамма уччат ссражаться.
— Я не всегда был служителем… Что ты будешь делать? Нет ли у тебя родни в другой деревне?
— Ннет. Нно у папки ббыл ппотайной ллаз в иззбе. Ссхоронились ммои. Жживы. Я оддна нне уссппела. Сскотину ввыпустила из хлевва. Шштоб нне угорела. А ссама вон… Чуть нне… Он мменя чуть нне…
И зарыдала. Почти бесшумно.
Между тем настроение всадников, прежде торжествующе гарцевавших по деревне и беззаботно ржущих, резко поменялось. Послышались встревоженные крики:
— Буян! Где ты, кобелиное отродье! Куда тебя занесло? Пора двигать копытами! Фрия ждет своих сыночков назад в свои нежные объятия! Гхахаха! Старый ты жеребец, куда подевался?
Они ищут убитого, догадался Ардо. Найдут труп — захотят отомстить и не отцепятся, пока не отыщут уцелевших. Уж что-что, а охотники и следопыты из шуйцев отличные! К тому же, начинало светать. На горизонте появились первые проблески Верга. Пришлось торопиться.
Он cхватил огромное, тяжелое тело — точь-в-точь его, Ардо, богатырской комплекции — и дотащил до ближайших зарослей мирены. Раздел, вкатил его в густо поросшие кусты и удовлетворенно хмыкнул. Этот куст он приметил еще вчера, когда шел к сараю на ночевку, по особому, сладковато-тошнотному запаху разлагающейся плоти. Почти в каждом селе разводили эту растительность, чтобы не возиться с подохшей от болезни животиной. Скинул в кусты — и с концами. И хищников труп не успеет привлечь, и вони нет на солнцепеке. Почти нет.
В отсвете пожара, в мерцающем полумраке все еще не видны миллионы крохотных присосок на темно-зеленых листьях мирены, впитывающих в себя частички мертвечины, но он знал наверняка: уже к обеду от убитого ничего не останется.
Теперь бы спрятать чужие вещи и дать деру! Огляделся. От зарослей до кромки леса, куда его настойчиво тянула Ринка — так звали девчонку из деревни — проходила широкая полоса открытого пространства. Эта полоса шла повсюду вокруг зарослей, куда не кинь взгляд. Пересечь ее незамеченными сейчас, когда все три светила захватили луг своими яркими, розовыми щупальцами-лучами, тщательно обшаривая каждую букашку, каждую каплю росы, казалось нереальным.
Ардо с досады сплюнул. Замешкался по своей глупости. Вместо того, чтобы поторопить девчонку, решил ее успокоить. Доуспокаивался.
Вдруг ему в голову пришла интересная мысль. Объяснил Ринке свой замысел, и она послушно протянула ему вепревую шкуру, зябко ежась в своей тонкой рубахе да стыдливо прикрывая руками совсем еще плоскую грудь. Он нацепил на себя сапоги убитого — как раз впору. Накинул на голову звериную морду, шкуру закрепил на плечах и потащил девчонку к лесу за руку. По замыслу, та должна была сопротивляться, но она лишь бестолково махала руками и бороздила босыми ступнями сырую землю. Совсем обессилила бедняжка.
Для пущей достоверности Ардо закинул ее на плечо, где она начала намного убедительнее дрыгать ногами и пищать — ведь эта поза совершенно не пришлась ей по нраву.
Как он и предполагал, их сразу же заметили всадники из деревни. До него донеслось довольное гоготанье и хриплые крики:
