на берегах Холодного моря, было больше месяца пути верхом на лошадях. Но Эберин, посланник мастера-приора Тарсиса, гнал своего коня во весь опор и, коротко отдыхая в селениях, которые попадались ему на пути, сумел одолеть это расстояние за двадцать дней.
Эберину уже доводилось бывать в Фризии, и сейчас его снова поразило величие дикой, первозданной природы этого края. Здесь всё было не так, как в Сантонуме: вековые дубы крепче, корабельные сосны выше, а густые кустарники, переплетаясь, и вовсе походили на непроходимые чащи, куда без топорика вряд ли можно было пробраться. Поначалу, попав в лесные владения фризов, Эберин то и дело настороженно оглядывался и, услышав шорох, хватался за оружие, но вскоре привык к этим бесконечным дебрям. В лесах не встречалось больших поселений: фризы, когда не воевали, занимались рыбным промыслом и поэтому ставили свои жилища на берегах глубоководных рек или у моря.
Покрытый густыми дубравами холм, по которому ехал всадник, внезапно закончился каменистым обрывом. Эберин остановил коня, спешился и глянул вниз. Скалистые берега сурового Холодного моря также мало напоминали песчаное побережье тёплого Прозрачного моря, к которому примыкали наследственные владения графа Ормуа.
Там, на морском побережье, находилось самое крупное поселение народа фризов, которое они сами называли Туманные Пределы. Над высокими крышами срубленных из сосновых брёвен домов вились сизые дымки; возле дощатой пристани, где рядом с рыбацкими лодками покачивались на тёмной воде ладьи с загнутыми кверху носами, толпились люди в меховых одеждах. Все они были заняты важным делом: рыбаки выбрасывали улов на берег, а женщины собирали его в корзины и несли домой. Лаяли собаки; раздавался громкий детский смех; звонкие женские голоса переплетались с глухими мужскими.
Взяв коня под уздцы, Эберин начал спускаться по крутой тропинке к селению, и вскоре его заметили. Гомон на берегу тут же затих; были забыты и снасти, и рыба, и лодки; в обращённых к чужаку настороженных глазах читался красноречивый вопрос: кто такой — друг или враг? С доброй вестью прибыл или злой?
Эберин собрался было заговорить первым, как вдруг из толпы вышел рыжебородый румяный великан в облегающих штанах и длинной полотняной рубахе, подпоясанной широким кожаным ремнём с железной пряжкой. Сделав ещё один шаг к графу и приветливо раскинув руки, он прогудел:
— Не может быть! Неужели к нам сам королевский маршал пожаловал?
— Бывшийкоролевский маршал, — вежливо уточнил Эберин, а в следующее мгновение оказался в медвежьих объятиях фриза.
— Рад, очень рад видеть тебя, друг! — загудел бородач над ухом Эберина. — Столько времени прошло, а ты всё такой же, как был в дни нашей боевой молодости! Не берут тебя годы-невзгоды!.. Беда, что ли, какая случилась, раз ты скакал к нам без отдыха? Вижу, коня загнал совсем — еле дышит, бедняга…
Эберин наконец высвободился из объятий великана под насмешливыми взглядами фризов и, обращаясь лишь к нему одному, тихим голосом сказал:
— Послушай, Дван, мне бы с вашим королём поговорить: с глазу на глаз. У меня к нему дело государственной важности…
Он не договорил, заметив, как потемнело лицо фриза.
— Альбуену считанные дни до смерти остались, — сказал Дван, насупясь. — Ему сейчас не до забот Ареморской короны: свои бы, фризские, дела успеть завершить достойно.
— Поручение, с которым я прибыл к вам, касается не только Ареморского королевства, но в равной мере и Фризию.
После заявления графа, произнесённого очень серьёзным тоном, Дван обнял его за плечи и повёл к самому длинному и большому в селении дому.
Жилище вождя фризов, которого с недавних пор было принято называть — на ареморский лад — королём, стояло посередине широкого двора, в окружении домов поменьше. Дом, в простонародье прозванный Большим домом, был старый, но просторный и довольно тёплый, построенный из смолистых сосновых брёвен.
Альбуен лежал в закрытом занавесом углу, на ложе из мягкой овчины, под лохматой медвежьей шкурой. Когда-то это был рослый широкоплечий мужчина, один взгляд которого заставлял соплеменников опускать перед ним глаза, а теперь — костлявый, седовласый, измождённый болезнью старик.
Вождь фризов прищурился от дневного света, ворвавшегося в его закуток, когда Дван отдёрнул занавес.
— Кто это там с тобой, Дван? Кого ты привёл ко мне? — он подслеповато всмотрелся в вошедших своими выцветшими бледно-голубыми глазами. Потом, узнав маршала, с которым ему приходилось сражаться бок о бок против кочевников, радостно воскликнул: — Граф Эберин Ормуа!.. Вот так неожиданность!.. Каким ветром? Что занесло вас в наши северные края?
Вместо приветствия Эберин быстро шагнул к ложу вождя, склонился и обнял его — но не крепко, боясь причинить боль старику.
— Рад видеть вас, а то ведь, знаете, всё реже и реже приходят проведать меня старые друзья, с которыми полжизни пройдено… Одни погибли в ратном бою, других годы пригнули к земле так, что дальше своего дома не ходят, третьих духи-предки позвали к себе прямо из постели: вот как меня теперь… Эберин, друг! Ну, садитесь, будьте гостем, рассказывайте, с чем приехали?
Дван подставил графу грубо сколоченный низкий табурет. Эберин сел, взметнув полы своего тёплого плаща, и повёл разговор издалека:
— Мастер-приор Тарсис прислал узнать, не нужно ли чего фризам и лично вам? И как ваше здоровье?
— Моё здоровье? — Альбуен горько усмехнулся. — Сами видите: пока живу. А как будет завтра — одним богам известно… Благодарю мастера за заботу: он, как и король Фредебод, всегда был чуток к нашим пожеланиям. Но сейчас нам от Аремора ничего не нужно… Главное — сохранить мир на нашей земле…
— Ради этого я и приехал, — Эберин умолк на время, будто размышлял, как лучше приступить к разговору. Потом, подавшись к фризскому вождю, спросил: — Скажите, я могу встретиться с вашей дочерью Аралуен?
На измученном лице старика промелькнула скорбная тень.
— Аралуен покинула эту землю, — прошептал он еле слышно. И, неожиданно повеселев, прибавил: — Но скоро я увижусь с ней снова в мире наших духов-предков и обниму, чтобы больше никогда не расставаться. Что бы вы хотели ей передать?
— А ваша внучка? — встревожился Эберин, не ответив на вопрос фризского вождя. — Можно её увидеть?
— Знаете, если бы кто-нибудь обратился ко мне к такой просьбой ещё два назад, я бы сказал, что это невозможно, — тяжело вздохнув, начал отвечать Альбуен. — Шестнадцать лет назад, когда Аралуен с младенцем на руках появилась у порога Большого дома и рассказала, по какой причине король Фредебод отправил её домой, я принял решение, которое одни мои соплеменники одобрили, а другие ещё долго порицали меня за него, убеждённые, что я накликал беду на свою дочку. Я велел
