Хан! Когда я был неблагодарным? Конечно, ты выполнишь свой долг, на иное я не рассчитывал, — Марк невесело улыбнулся, — Не переживай. Я же "уличная крыса", а мы живучие твари.
— Мы еще и стайные твари. Крысе в одиночку не выжить. — Хан поджал губы и не торопясь, подчеркнуто аккуратно расстегнул крючки на своем камзоле, а потом расшнуровал рубашку. — Собственной властью закрываю уста себе сроком на девять лет на все, что услышу и узнаю от Марка Винкера по поводу графини Шайро-Туан. Да сожжет меня Немое Пламя, если я нарушу сей запрет хотя бы во сне, горячке или под пыткой. Ашхариа!
На ладони Хана вспыхнул темный огонек. Комендант тюрьмы ловко свернул носовой платок, сунул себе в рот, закусил — и припечатал ладонь к груди. Тело Гамсуна скрутило жестокой судорогой боли, он упал грудью на стол и заскреб ногтями по разлетевшимся бумагам.
Прошло несколько томительно долгих мгновений, прежде чем Хан смог спокойно дышать.
— И вот так каждый раз, — его передернуло, — Очень низкий болевой порог, представляешь? Совсем не могу терпеть… но приходится. Итак, я слушаю тебя. Что там произошло между тобой и невестой нашего венценосного повелителя.
Марк зажмурился. И сказал — как в воду прыгнул:
— Я на ней женился. Солдатским браком.
Истерики не случилось. И громы небесные не разразились в кабинете. Хан лишь прикрыл круглые, чуть навыкате, глаза и выругался. Длинно и замысловато, но абсолютно бесстрастно.
— А вот это — петля, — произнес он после долгого молчания, — без вариантов. Ты жив, потому что императора пока нет в Аверсуме. Но это ненадолго. О чем думал?
— О том, что таких девушек — одна на миллион. А любовь — подарок Богов. От таких вещей не отказываются.
— Ты же неверующий, — хмыкнул Хан.
— Не в этом случае.
— Бездна, — Хан снова, уже привычным жестом потер лицо, — Дженга никогда не отдают то, что считают своим.
— Я тоже, — спокойно сообщил Марк.
— Демоны и ад… Я понятия не имею, как тебе помочь. Единственный совет, и это ценный совет: молчи о графине намертво. Что бы не вообразил себе суд — пускай. Правда — опаснее.
— Разберусь, — Винкер наслаждался кофе и выглядел расслабленным.
— Всегда хотел спросить… — Хан с интересом посмотрел на Винкера, — Ты, действительно, ничего не боишься? Вообще?
— В детстве отбоялся. Когда на башню за Классной Книгой лез. Так перетрусил, что… в общем, все остальное уже было как-то вообще не страшно.
— Даже не знаю: жалеть или завидовать.
— Прими к сведению и используй к выгоде, — серьезно посоветовал Марк, — это самый продуктивный путь. Если у тебя все… то я хотел бы оказаться в той самой теплой и сухой камере. Выспаться хочу — сил нет.
Гамсун заметно поколебался, но все же достал из ящика стола тяжелую, стальную штуку, напоминающую наруч. Открыл. Винкер ободряюще кивнул и вложил в него левую руку. Хан медлил.
И Марк сам защелкнул на себе браслет.
Темные стволы стояли стеной. Изумрудный мох, какой-то не по-хорошему яркий, ковром ложился под ноги, льстиво и подозрительно, а потом чавкал, и отпускал ногу неохотно. А иногда из под сапога порскала юркая, подвижная змейка.
И шорох — этот постоянный, неумолчный шум, днем и ночью, в закат и на рассвете. Он сводил с ума и навевал нехорошие сны. И пахло плохо — гнилой водой. Для людей, выросших на краю пустыни, гнилая вода, это… все равно, что оскверненный алтарь.
"Проклятое место — шептались солдаты, — проклятая земля…"
Из Бара Лессу удалось увести около трех тысяч вполне боеспособных ребят… Вот только боеспособность их таяла с каждым днем в этом лесу, а первобытный страх набирал силу, превращаясь в панику.
Утром обнаружилось, что почти четыре сотни человек исчезли. Просто исчезли, прихватив с собой лишь свои заплечные мешки. Видимо, решили, что с армией Лесса им ловить нечего.
Генерал пожелал им удачи и — добраться до родины. Пустыня всех примет. Дезертиров Священный Кесар повелел закапывать в пески по шею и оставлять на трое суток. Выживет — значит, Боги милостивы. На памяти Лесса таких "помилованных" не находилось. Пустыня жестока…
Но она и в половину не так ужасна, как эти болота…
На очередной поляне, где остатки войска решили устроить привал, их ждало открытие — четыре сотни пар сапог… тех самых. И — не пустых.
Рвало всех, самого Аргосского тоже. И сколько в этом было естественной брезгливости от нехорошего запаха, а сколько животного страха — кто знает?
Фиольцы двигались к границе с Кароттой… Точнее, они думали, что двигаются именно туда. А скользящий следом огромный змей не видел нужды их переубеждать или направлять.
Такой задачи перед ним не стояло. Он собирался не прогнать врага со своей земли, а оставить его тут. В этих болотах. И то, что генерал Аргосский бодро чесал вперед, описывая круг, и вскоре должен был повстречаться со своим собственным следом, его абсолютно устраивало.
К тому времени армия уменьшится еще больше.
Змей был огромен… Но даже он не мог съесть сразу три тысячи человек вместе с подкованными сапогами. Приходилось дозировать. Завтрак, обед, полдник и ужин.
— Как заключенный из пятнадцатой камеры? — спросил Хан.
— Спал почти сутки, — доложил надзиратель, — даже не ел. Ему и обед принесли, и ужин — и все пришлось унести назад. Мы два раза проверили, думали — может с собой покончил от отчаяния, всякое же бывает. Нет. Просто спал. Такое ощущение, что он дорвался до сна, как… простите, моряк до бабы.
— А сейчас как?
— Разминку делает. Это правда, что он — сам святой Эдер?
— С чего ты взял такую глупость? — удивился и возмутился Хан.
— Так похож, — простодушно отозвался тот, — сильно похож. У меня жена, сами знаете,
