— Боги не ненавидят тебя, Ашерон. Как они такое могут?
Он выдернул свою руку из моего рукопожатия, и одарил меня таким оскорбительным взглядом, что я была просто шокирована. Никогда ранее он не показывал так своих чувств.
— Если они не ненавидят меня, тогда почему я такой? Почему мой отец отверг меня? Почему моя мать никогда даже не смотрела на меня? Почему меня содержали как животное, единственной целью в жизни которого было служить тому, кто заплатит его хозяину? Почему люди не могут смотреть на меня, не нападая?
Я взяла его лицо в свои руки, радуясь тому, что он не отпрянул от моего прикосновения.
— Боги не имеют с этим ничего общего. Только глупость других людей. Неужели, ты не понимаешь, что это Боги послали меня, чтобы спасти тебя, потому что они не хотят больше видеть как ты страдаешь.
Он опустил глаза.
— Я не могу на это надеяться, Рисса.
— Но почему нет?
— Потому что надежда пугает меня. Что если мне суждено быть тем, кем я был? Шлюхой, которую меняют и продают. Боги делают королей, и они же делают шлюх. Это, очевидно, какую роль они выбрали для меня!
Я вздрогнула от его слов. Честно говоря, мне больше нравились недели, когда он отказывался говорить о том, что был шлюхой. Я ненавидела все напоминания о том, что с ним делали против его воли, особенно эти противные шарики, которые блестели каждый раз, когда он говорил.
— Ты не проклят!
— Тогда почему, когда я пытался выдавить свои глаза, с ними ничего не происходило?
Ошеломленная его словами, я не могла дышать несколько секунд.
— Что?
— Я пытался выдавить свои глаза три раза, чтобы они не раздражали других, и каждый раз они сами возвращались в мой череп. Если я не проклят, тогда зачем они делают это?
Он поднял свою руку, чтобы показать мне, что порез уже начал затягиваться.
— У других людей пройдут недели, прежде, чем их раны излечатся. У меня же на это уйдут дни, если не часы.
Слезы застилали мне глаза от боли в его голосе. Я незнала, что сказать на это.
— Ты болеешь. Я видела это.
— Недолго. Не как нормальный человек. Я могу три недели ничего не есть и не пить, и останусь в живых.
Тот факт, что он знает, как долго может выдержать без питания, говорил о том, что Ашерон это пережил. Но, несмотря на то, что мой брат мог выдержать это долго и не умереть, голодал он так же, как и простые люди. Я это знала из общения с ним.
Я взяла его руку в свою.
— Я незнаю воли Богов, Ашерон, и никто не знает, но я отказываюсь верить, что это по их воле причиняют тебе вред. Ты драгоценнейший подарок, который презирают те, кто должен лелеять тебя. Эта человеческая трагедия должна лежать в основе божественности. Жрицы часто говорят, что дары богов иногда трудно принять или определить, но я знаю своим сердцем, что ты особенный. Ты подарок человечеству. Никогда не сомневайся, что ты был послан сюда с более высокой целью, чем злоба или плохое обращение.
Я сглотнула прежде, чем поцеловала его раненую руку.
— Я люблю тебя, младший брат. Я вижу в тебе только доброту, сострадание и теплоту. Надеюсь, когда-нибудь и ты это увидишь.
Он положил свою руку на мою.
— Как бы я хотел, Рисса, но все, что я могу увидеть, это шлюху, который устал от того, что его используют.
15 февраля, 9531 до н. э
Время полетело незаметно, а я наблюдала, как Ашерон меняется из робкого, напуганного мальчика в человека, который более уверенно высказывает собственные мнения. Он больше не съеживается или склоняет свою голову, когда я говорю с ним, нет, теперь он встречает мой пристальный взгляд открыто. Действительно его преобразование было самой красивой вещью, свидетельницей которого я когда-либо была. Я не уверена, кто оказал больше влияния на это — я или Майя, но это было и неважно, наконец, мы достигли поставленной цели и перетащили на новую сторону. Эти события неотделимы.
Сегодня они были в кухне, в то время, как Петра готовила. Я стояла в дверном проеме, близко наблюдая за ними.
— Тебе придется колотить этот хлеб вот так, -
Майя ударила по нему своей тоненькой ручкой. Она стояла на коленках на высоком стуле, так как только так могла достать до стола.
— Представь, что это кто-то, кого ты очень не любишь, — прошептала она громко, как будто делилась огромным секретом с ним. Лицо Ашерона светилось теплотой.
— Не думаю, что есть кто-то, кого бы ты так не любила.
— Ну, нет. Но, возможно, есть кто-то, кто не нравится тебе.
Я не упустила муки в его глазах, прежде, чем он отвел свой взгляд. Интересно, кто возглавил его список? Наш отец или наш дядя?
— Нам нужно больше молока.
Ашерон подал его ей.
Петра взглянула на них, улыбнулась и покачала головой, когда Майя добавила соли больше, чем было нужно. Майя вытерла свой сопливый нос и засунула свои руки обратно в тесто. Я съежилась, делая себе пометочку, больше не есть хлеба, который они готовят, но Ашерон не был таким брезгливым. Он даже съел кусочек грязевого пирога несколько дней назад, чтобы угодить Майе.
— Теперь нужно сделать из теста буханки. Давай сделаем маленькие, потому что они мои самые любимые.
Ашерон все беспрекословно выполнял. Собака начала гавкать.
— Ш-ш-ш! — сказала Майя. Она оторвала кусок теста и отдала Ашерону, чтобы он смог сделать буханку, — мы работаем.
Собака прыгнула, толкнув Майю, и она потеряла равновесие. Ашерон поймал ее, в тот же момент собака прыгнула на его ногу, и он тоже потерял равновесие. В одно мгновение они уже лежали на полу: Ашерон на спине и Майя у него на груди. Собака гавкала, прыгала вокруг них, ударяясь о стол. Чаша с мукой, которую они использовали, перевернулась вверх дном и упала на них. Я прикрыла свой рот, когда взглянула на них, покрытых тестом, мукой и молоком. Все, что было видно это большие удивленные глаза. Майя залилась смехом и к моему глубокому удивлению, Ашерон тоже смеялся. Звук его смеха вкупе с его искренней улыбкой, ошеломили меня. Он был просто прекрасен, когда улыбался, даже, несмотря на то, что был весь в муке и тесте. Его глаза светились, когда он вытер немного муки со своего лица и помог Майе очистить ее щечки. Петра издала звук отвращения, когда выгоняла собаку с кухни.
— Вы двое выглядите, как привидения, которые пугают меня до смерти. Что за беспорядок!
— Мы все уберем, Петра, я обещаю, — сказал Ашерон и поставил Майю на ноги, — ты в порядке?
Она кивнула.
— Но боюсь, что все наши буханочки, полностью разрушены.
Она действительно была в ужасе.
— Ты права, но мы ведь можем сделать еще.
