— Княжна, — собеседник явно мне не поверил. — Вы же понимаете, что я не это хотел бы от вас услышать?
— А что? — заинтересовалась я, пытаясь выглядеть как можно более наивной.
— Та же молва говорит о вас, как о весьма умной для своего возраста особе. Подумайте, что по-настоящему интересное, — он выделил голосом это слово. — Вы могли бы мне сообщить.
— Видно, молва, как это ей свойственно, преувеличила мои способности. Я теряюсь в догадках, — сохраняя на лице все то же наивное выражение, ответила я.
— Вы разочаровываете меня, княжна, — почти прошипел враг.
— Мне жаль, — опустила взгляд я.
— Извольте, я задам короткий и ясный вопрос: что происходило за стенами обеденного зала, когда вы с Колдуном оставались там наедине? — короткий и ясный, ага.
— Мы ужинали, — я тоже отвечала коротко.
— И все? — похоже, я начинала раздражать собеседника. Я кивнула. — И вы даже ни о чем не говорили?
— Позвольте, — возмутилась я. — О чем я могла с ним говорить? Меня похитили, привязали к креслу, мне было страшно!
— А сам Король говорил вам что-нибудь?
— Как я уже говорила: он скрытен и осторожен.
— Нам известно, княжна, что вы не выказывали ровно никакого страха, пока были во дворце Колдуна, — отчеканил нынешний похититель. Ага, посмотрим, какие еще козыри у него в рукаве.
— Я — княжеская дочь, наследница. Мне не пристало выказывать подобные чувства, — гордо вскинула голову я. — Но это не значит, что я не могла их испытывать.
— А что вы ответите на следующий вопрос: что делал Колдун в вашей спальне?
— Его служанка пыталась убить меня. Так как вы верно заметили, что он Колдун — Его Величество лечил меня.
— Прекрасно, — в фальшивом восхищении протянул враг. — Он приставил к вам свою кормилицу. Значит, вы дороги ему.
— Не имею ни малейших оснований это утверждать, — поджала губы я.
— То есть, вы хотите сказать, что между вами ничего не было?
— У меня есть жених, — вскинулась я. — Вы оскорбляете мою честь, — чопорно произнесла я. Эх, лучше бы между нами действительно «что-то было». Хоть вспоминала бы.
— Что ж, княжна, я действительно давал вам шанс, — притворно вздохнул мужчина. — Но вы лжете, — это было сказано как приговор. В другой ситуации я, возможно, даже посмеялась бы. Но теперешнее мое положение веселью не способствовало.
— Я не давала повода… — начала было я, но меня не слушали. Тип в капюшоне кивнул. Мужеподобная женщина подошла ко мне сзади, пинком ноги вышибла из-под меня табуретку, и схватила за волосы у самого затылка, не давая мне вырываться.
— Я лишь хочу от вас откровенности, княжна, — прошипел мужчина.
— Мне больше нечего добавить к сказанному, — просто ответила я.
Наблюдая за приближением палача, я поняла, что сейчас будет больно. Даже очень. Начал кат с того, что, размахнувшись, ударил меня в скулу — ровно по тому месту, где и так уже был синяк. Мою голову мотнуло бы, не будь она надежно удерживаема женщиной. А так я просто на какое-то время оглохла и ослепла от боли.
— Ну же, княжна, давайте поговорим начистоту, — предпринял еще одну попытку враг, когда я смогла осмысленно на него посмотреть. Я молчала. — Жаль, видно вы начитались глупых баллад о честных, молчащих до последнего героях. Глупо, княжна. По лицу не бей, — равнодушно произнес мужчина. Вот спасибо.
Просто поразительно, сколько, оказывается, органов не чувствует в себе человек, пока они не болят. Благодаря кату я очень хорошо почувствовала и печень, и селезенку, и почки, и желудок, и вообще все. Когда меня вырвало желчью пополам с кровью, меня облили холодной водой. Когда я потеряла сознание — бросили на пол, облили водой, и продолжили бить уже ногами. Когда я уже совсем не реагировала ни на удары, ни на воду, мужчина встал.
— Надеюсь, через пару дней вы будете более разговорчивы, княжна, — и вышел из камеры.
Вслед за ним вышли и все остальные. А я осталась наедине с избитым телом, и кошмарной болью. Я надеюсь, что никто и никогда не узнает, как я слизывала с каменного пола воду, пополам со своей кровью, потому что ужасно хотелось пить. Надеюсь, никто и никогда не узнает, как это страшно — лежать в темноте, в холоде, в насквозь мокрой одежде, ощущая боль даже не от каждого движения, а просто от вздоха. Надеюсь, что останется неизвестным — как тяжело сдерживать подступающие рыдания, потому что от них будет только хуже и больнее. В этот момент в существе, которое лежало на грязном, мокром тюфяке, съежившись, было очень мало от той, уверенной в своей неприкосновенности, княжны. Истина, грязная, неприглядная, с которой мне довелось столкнуться, заставляла на многое смотреть иначе.
Больше всего на свете, мне хотелось закрыть глаза и уснуть. Но тогда я совершенно точно замерзла бы насмерть. Поэтому, приказывая себе думать о чем угодно, но не поддаваться забытью, я, в попытке согреться, поочередно старалась напрягать мышцы рук и ног, так как они меньше всего пострадали. Но даже эти движения приносили вслед за собой вспышки ослепляющей боли. С другой стороны, именно эта боль позволяла мне оставаться в сознании.
Странно, но даже после того, как меня чуть не убила Айя, я не понимала, как сильно хочу жить. Возможно потому, что совершенно не запомнила той боли, благодаря Колдуну. А сейчас, вот так вдруг, я поняла, что помощь никогда не приходит вовремя. Что, привыкнув полагаться на других, я палец о палец не ударяла ради своей жизни. В мире, который я знала раньше, все подчинялось строгим правилам: если уж похитили благородную девицу, то её и пальцем никто не смел тронуть, если и пытались вызнать информацию, то путем тонких словесных интриг, если и пытались убить — то, как правило, ядом. В новом же мире никто этих правил не соблюдал. Мне казалось, я знаю, что испытывают грешники в Древесных Корнях — вечную темноту, холод, и непрекращающуюся боль.
Ничто новое не рождается без неё. И та я, которая появлялась сейчас уже мало чем отличалась от той, что пошла купаться на озеро. Новая я уже сейчас твердо знала, что сделает, если выживет.
Глава 3
И снова я потеряла счет времени. Периодически выныривая из наполненного болью забытья, я пыталась хоть немного двигаться. Движение порождало еще большую боль, и я снова оказывалась без сознания. Замкнутый круг. Все внутренности болели, если мне их и не окончательно отбили, то какое-нибудь воспаление я уже точно заработала.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смогла более-менее долго оставаться в сознании, и даже понемногу разминать руки-ноги. Как ни странно, я даже нашла свою плюс в побоях — не хотелось есть. Желудок, просто не переставая болел, на любые мысли о еде отзываясь вспышкой тошноты. А вот пить хотелось — это факт. Во рту стоял гадостный привкус крови и желчи, горло было сухое. Полкняжества за кружку воды, пусть даже мне и не светит занять батюшкин трон. Да, я оставляла немного воды в той, с таким трудом добытой, кружке, однако её унесли вместе с креслом и табуреткой.
