Если бы сейчас Демьен или Дерек глянули в лицо хитрого Похитителя Времени, с которым так храбро сразились всего день назад, то они не узнали б его. Вместо пестренького простодушного мальчишечьего лица Великая Пустота теперь носила другое — молодой черноволосой девицы с узким сердитым ртом и глубокой морщиной меж сурово сдвинутых бровей. Черная коса, небрежно сплетенная, елозила по бархатному зеленому плечу, выбивающиеся из нее пряди лезли в лицо и Пустота сердит морщила и без того тонкие, некрасивые губы. Она еще не привыкла к новому облику.
Закончив с работой, она с облегчением вздохнула и отряхнула заштопанное место, пригладила зеленый бархат. Небрежно выдвинула ящик рабочего стола, кинула в него катушку ниток с иголкой — испуганно звякнули задетые часики с золотистым браслетом, — и плюхнулась в потертое кресло на золоченых гнутых ножках. Настроение ее немного улучшилось, особенно когда из хрустального графинчика она плеснула себе немного рубиново-красного вина в высокий бокал и пригубила сладкую жидкость.
Даже появление Осени — в разодранном платье, без короны, — не испортило ей благостного настроения. Поглядывая темными глазками на союзницу, Пустота едко посмеивалась, глядя как та пытается прикрыть оголившиеся прелести рваным подолом, и незаметно, как бы невзначай, поплотнее прикрыла ящик, где спрятала катушку с нитками.
— Твоим временем, — сварливо проговорила Осень, тоже плюхнувшись в старое кресло и наливая себе вина без разрешения, — они подлечили Короля Зимы. Он свирепствует; заморозил все кругом… надеюсь, и спасителей своих тоже!
Она наливала вино небрежно, пролила несколько капель на полированную столешницу, и Пустота недовольно поморщилась. Неряшливость Осени ей не нравилась. Но и выбора, с кем проводить время — тоже.
— Твой таинственный слуга придет? — небрежно поинтересовалась Осень, попивая вино.
— Конечно, придет, — ответила Пустота, щуря неприветливые темные глазки. — Если он обещает, то сдерживает свои обещания. Подготовиться, что ли?
Пустота слегка покраснела, тая какие-то уж очень крамольные мысли, и обернулась к сундучку, стоящему на столе.
Откинув крышку, она обнаружила в нем несколько фарфоровых масок, удивительно похожих на настоящие человеческие лица. Расписанные тонкими кистями так умело, что можно было пересчитать все волоски на бровях, все веснушки на щеках, мелкие морщинки в углах глаз, они были чудо как хороши. Осторожно перебирая свои сокровища, Пустота откладывала прочь мужские лица — были там и такие, — и особо пристально рассматривала женские. Осень не могла не понять, к чему эти приготовления, и насмешливо фыркнула, глядя, как Бездна с трепетом перебирает полупрозрачные тонкие лица, как осматривает их — и откладывает в сторону, не решившись надеть.
— Да брось ты, — фыркнула она, обдав все кругом алыми брызгами вина. Ее платье, так иссеченное, изорванное и испачканное в осенней грязи, стало еще гаже. — Он так хорош, что для него ты хочешь выглядеть… привлекательнее?
— О да, — выдохнула Пустота. На ее некрасивом лице на мгновение промелькнул такой экстаз, что Осень зафыркала уж совсем неприлично, словно увидела что-то настолько смехотворное, что и говорить об этом неудобно. — Он хорош… для него я бы стала кем-то другим! Это ведь так здорово, — в ее голосе послышалось странное хвастовство, — иметь возможность стать кем угодно!
Пустота отвернулась от Осени, словно стесняясь, пальцами подцепила свой подбородок, и — о, чудо! — ее лицо отстало, отпало фарфоровой маской, сделавшись неживым в ее ладони. Пустота, все так же скрываясь, спешно приложила другую маску, несколько раз мигнула, и на Осень глянули уже другие — светлые глаза. По плечам, по зеленому бархату, рассыпались тонкие белые пряди.
— Не кем угодно, — парировала Осень, — а только тем, чьи лица у тебя есть.
— Всегда можно раздобыть себе парочку, — хихикнула Пустота, прикладывая очередную маску. Она ожила, и на осень строго посмотрел груглощекий мужчина, сердито шевеля усами. — И никто меня не поймает!
— Тогда не лги хоть сама себе, — грубо сказала Осень, залпом прикончив вино в бокале. Тонкая струйка потекла по ее подбородку, на шею, и Осень отерла ее рукавом. — Если так хочешь понравиться своему шпиону, надевай ту. Хотя, разрази меня пурга, я не понимаю, чего ты перед ним так метешь хвостом…
— А отчего нет? — легко спросила Пустота, отыскивая среди прочих лиц ту самую — красивую, — маску. — Не забывай, я родилась женщиной. И всегда хотела ею быть. Ничто человеческое мне не чуждо, я хочу нравиться и покорять сердца!
Она, наконец, нашла то, что ей нужно — прелестную маску-лицо юной девушки с таким нежным цветом кожи, что походил на подрумяненный солнцем персик. Пустота надела ее, и на пьяненькую Осень глянули темные красивые глаза. Если бы сейчас Демьен увидел Пустоту, он вряд ли осмелился поднять на нее руку, потому что она была вылитая Виолетта — девушка из его волшебных снов, та, в которую он был так пылко и так безумно влюблен.
— Хороша, — оценила Осень.
— Сам Король влюблен в нее, — гаденько хихикнула Пустота, откидывая темные роскошные волосы на спину.
— Так не проще ли очаровывать его самого? — небрежно заметила Осень.
— А кто же пустит меня во дворец?! — вкрадчиво поинтересовалась Пустота. — Ты разве не знаешь о Королевских Нюхачах, которые каждого нового человека проверяют так тщательно, что заметят и копошение злобной мыслишки в голове? Нет, я хочу, чтоб он сам ввел меня во дворец, — она снова недобро захихикала, что совсем не шло этому красивому и милому лицу. — Никто не посмеет обнюхивать того, кого пригласил сам Король! А затем…
Пустота прищурилась, недобрый огонек мелькнул в ее темных глазах, и на миг стало ясно, что лицо ее — всего лишь маска, ненастоящее, так чужда была злоба этим милым чертам.
— Затем Король лишится своего лица, — просто и страшно закончила она. — Кто вспомнит о какой-то девке, если поутру с королем будет все хорошо? И кто обратит внимание на сумасшедшего, шатающегося по улицам? Мало ли их бродит?
— Твоими стараниями их становится еще больше, — поддакнула Осень.
— Я надену личину Короля и его корону, — торжествующим голосом произнесла Пустота, словно все это уже свершилось. — Я стану править вместо него, и это королевство еще узнает, каково это — навечно застрять во времени! Они узнают, что значит — нет прошлого, будущего, да и настоящего тоже! Серый холодный рассвет вечно! Непогода и слякоть! И надежды нет…
В ее глазах мелькнуло совершенно безумное выражения, казалось, Пустота была одержима идеей мести, только вот кому мстить — она не знала. Кто отсыпал минут и мгновений Часовщику? Разве признается кто-то сейчас! И поэтому хотела, чтоб мучились все.
Осень безразлично пожала плечами.
— Зачем, кстати, твой ненормальный папаша сделал это?
— Что — это?
— Зачем он продлил твою жизнь? — бестактно и жестоко спросила Осень. Она обвела взглядом стены, на которых были развешаны портреты красивой голубоглазой девчушки, и поджала губы. — Надо быть полным идиотом или слепцом, или эгоистом, чтобы продлевать агонию умирающему ребенку.
— Вот! — торжественно произнесла Пустота. — Вот! Ты поняла главное! Он не дарил мне жизнь — он продлил мою агонию! Он дарил мне красивые платья и игрушки, сладости и украшения, но вместе с ними и бесконечную боль. Каждый день; год за годом. Какие-то болваны отдали свои минуты, чтобы сплести их в годы моих мучений и одиночества!
— Так в этом твой отец виноват, — беспечно ответила Осень. — И, кажется, он за то поплатился?
— Поплатился, о да, — злорадствуя, ответила Пустота. — Я вылила все время, что он собрал. Я думала, что мы потонем в нем оба. Но он лишь состарился и умер. Это произошло мгновенно, раз — и все. Вместо человека — костяной остов. А я… я уже была кем-то иным, мне время не принесло вреда, точнее, я не умерла. Я уже не могла умереть обычным способом, как умирают люди! Ну что же; теперь я поделюсь этим даром со всеми. Люди кругом будут вечно страдать от голода и вечно умирать — и вечно жить. Я подарю им вечность страданий!
