— Я в этом плоха, — пробормотала она. — У меня многое в голове.
— Отодвинь эти мысли, — она не двигалась, и он зарычал. — Принцесса, закрой глаза.
Она послушалась, хотя все еще не видела смысла.
— Глубоко вдохни, досчитай до пяти, задержав дыхание, и выдохни.
Даниэлла так и сделала, но разум гремел мыслями. Откуда Жуть знал о медитации? Она не ожидала, что монстр попросит ее об этом. Дышать. Очистить разум. Он должен был учить ее, как биться зубами и когтями!
— Твой разум беспокоен, — упрекнул он. — Мысли всегда будут лезть к тебе. Отгони их и думай о своем дыхании.
Вдох и выдох. Вдох. Выдох.
Она старалась сосредоточиться, но могла думать только о Жути за ней. Может, ей не нужно было учиться сражаться. Он мог сражаться за нее. Нужно было лишь убедить его начать новую войну.
Но Диана сказала, война уже шла. Жуть должен был знать, что уже сражался с ее народом. Она не спрашивала.
Даниэлла открыла рот, чтобы задать вопрос. Ладонь с когтями прижалась к ее губам.
— Что не понятно в медитации, принцесса?
— У меня вопрос! — ее слова были приглушены его ладонью.
— Тихо. Закрой глаза и рот и перестань думать.
Будто это было просто. Она пыталась перестать думать всю жизнь, но все равно о чем-то размышляла. О сестрах. Брате. Матери. Отце. Друзьях. Королевстве. О монстрах в лесу, которые казались добрыми, но ее сестра звала их ужасными.
Даниэлла выдохнула и попыталась отпустить все. Каждый раз, когда ее разум думал о сестре, она отгоняла мысль.
Просто дышать. Вдох. Выдох.
Она медленно втянулась. Было сложно. Она не могла совсем не думать, но могла отгонять мысли.
Вместо тревоги и страха расцвела изобретательность. Даниэлла смогла яснее думать в освободившемся месте, понимать, чего от нее хотел мир.
Тьма в ее разуме уже не пугала. Там был свет. Ей нужно было помочь ему разгореться, но он там был.
Даниэлла после медитации ощущала себя спокойнее. Она открыла глаза и поняла, что солнце почти село. Она так сосредоточилась, что день прошел без ее ведома.
Она вытянула руки над головой и зевнула. Ее тело устало, но разум кипел. Столько мыслей появилось, пока она медитировала.
— Думаю, теперь я понимаю, — сказала она.
Жуть не ответил.
Даниэлла развернулась, ожидая увидеть его рядом. Но на лугу никого не было. Только пели птицы и журчала река.
— Куда ты делся? — спросила она, но никто не ответил.
Может, она увлеклась. Он мог устать от нее и вернуться к себе. Но она была бы рада, если бы он хотя бы сообщил.
Даниэлла встала. Она хотела уйти, но заметила кусочек велени. Камень придавил его, чтобы ветер не унес, пока она медитировала.
Он умел и писать?
Любопытство горело в ее груди, она присела и подняла кусочек велени. На нее смотрел ее портрет.
Мазки угля были сильными, нанесенными умелой рукой. Она была маленькой, сидела, как статуя, у реки. Казалось, изображение пошевелится, таким детализированным оно было.
Он старательно изобразил ее волосы. Каждая прядь была изящной. Она видела, как ветер убирал их с ее лица.
Жуть нарисовал ее мирной и окруженной природой.
Слезы выступили на глазах. Она не знала, откуда были эмоции, но не могла дышать, зная, что он нарисовал ее.
Она прижала велень к груди и пошла домой. Она доберется до замка затемно.
Но теперь, даже если отец поймает ее, у нее будет кусочек от Жути, придающий ей смелости.
ГЛАВА 14
— Вот вы где!
Руки схватили Даниэллу за шиворот и подняли. Она повисла в воздухе, отбивалась, но страж сжал крепче. Он не собирался отпускать. Весь замок искал ее днями.
— Где вы были, принцесса? — он поднес ее ближе к своему лицу. Он был в броне Холлоу-хилла. Серебряно-голубой, как лед и вода на теле, броня была в узорах снежинок. Страж замка, еще и не простой. Он был одним из личных солдат ее отца. Он хитро улыбался, довольный собой.
А почему нет? Ее отец хорошо наградит его за то, что он приведет ее.
Хоть она должна была бояться, и страж впился в ее желудок, Даниэлла была разочарована. Она мало узнала от Жути. Не успела.
Теперь она их не увидит. Ее отец запрет ее, и никто ее больше не найдет.
Она опустила голову и обмякла в руках стража.
— Ладно, — прошептала она. — Ведите меня к отцу.
Страж сжал ее руку и потянул по коридорам замка. Слуги по пути бормотали, прикрываясь руками:
— Смотрите, это она!
Она пряталась в чуланах. Они ужасно искали людей.
Что сделает ее отец, схватив ее? Она долго перечила ему. Он выпорет ее как Диану? Отрежет ей язык как Мелиссе?
Она медленно выдохнула. Она хотя бы пыталась. Замок был крепостью, и ее отец знал все мелочи в нем. Она долго его избегала и должна была гордиться.
Последние дни свободы были полны приключений. Редкие в семье могли таким похвастаться.
Страж остановил ее перед дверью кабинета ее отца.
— Он недоволен вами, принцесса, — сказал мужчина.
— А он когда-то был доволен? — слова вылетели невольно.
Страж вздрогнул от ее тона, но она могла лишь молиться, что отец не слышал их за дверью. Ей нравилось время с Жутями, там не нужно было следить за языком. Но если она так ошибется при короле, она пожалеет.
Страж постучал кулаком в дверь. Она не понимала, зачем так громко. Ее отец знал, что они стояли и ждали. Он знал все.
— Входите.
Резкое слово послало дрожь по ее спине. Все в ней наполнилось страхом. Это были настоящие эмоции, не то, что рядом с чудищами.
Страж без колебаний открыл дверь и втолкнул ее внутрь.
Даниэлла пошатнулась и прошла в кабинет. Она таким его и помнила. Роскошным. Серебряно-голубым. Но она знала, что этот раз будет отличаться от всех вызовов ее сюда. Он не хотел учить ее, как быть принцессой.
Он сидел за столом, уперев локти в холодный мрамор, сцепив пальцы и прижав их к губам. Ледяные голубые глаза смотрели на ее сапоги, на неподходящую для принцессы одежду и грязный пучок на голове.
Он вот-вот закричит. Будет бушевать, бросаться вещами, ломать все, до чего мог дотянуться. А ей придется стоять и терпеть, потому что, если она вздрогнет, он примет это как слабость.
Но он не бушевал. Не кричал.
Ее отец глядел на нее с такой ненавистью, что она не понимала, как не примерзла к месту.
